Рекс Миллер - Тень в камне
— Это такая область, где даже полиция сильно дезинформирована. А в отношении Юки вопрос очень сложный и спорный. Понимаете, не всегда бывает так, что человек, признанный невменяемым, не несет ответственности за содеянное. Когда в суде рассматривается дело, подобное этому, то присяжных просят принять решение "на основании злого умысла". Был ли у подсудимого злой умысел в момент совершения преступления? А ты, защитник, ты выкладываешь заключение психиатров, предъявляешь по очереди своих свидетелей и должен убедить этих мужчин и женщин из состава суда, что невменяемость твоего подзащитного носит правовойхарактер, а не медицинский.Это не одно и то же, и большинство людей не...
В этот момент он осторожно прикоснулся к ней рукой. Она вздрогнула. И если поначалу движения его были медленны, то непосредственно к делу он приступил без всякой раскачки. Джо совершал свои действия, не нуждаясь в ухаживании, без лишних взглядов, слов или жестов, а она просто наклонила голову, отвела глаза, чуть повернулась и сделалась такой доступной и уязвимой. Эта уязвимость будоражила его, и он, двигаясь рядом с ней, сосредоточился на том, что доставляло ему удовольствие. А ей казалось вполне естественным, что рука этого страстного и красивого незнакомца скользит вверх по ее бедру, обнажая великолепные длинные загорелые ноги.
Слегка флиртуя, она глядит в его горящие глаза и чувствует как он возится с ее одеждой. И вот уже оба полушария обнажены, и соски жаждут ласки и стоят торчком в ожидании. Но вместо этого он берет обе груди в свои ладони и, даже не поцеловав, наклоняет голову и скользит языком вниз по ее груди. Горячий язык облизывает ее груди и соски, и все вокруг, и скользит дальше вниз по соблазнительно вылепленному животу туда, к дразнящему изгибу бедер. Она что-то говорит, но никто из них не слышит. Он вытаскивает член из брюк и скользит языком теперь уже снизу вверх. Он весь мокрый. Она тоже. Он ладонью растирает влагу по ее телу, потом она чувствует, как он заполняет ее всю. Их губы сливаются, они двигаются в такт друг другу, и «Боже!» — бормочет она. И хочет еще и еще. В ушах грохочут барабаны. И оба в тесном жарком объятии разряжаются взрывом неумолимой дикой страсти.
Этот неумолкающий голос, вибрирующий, напоминающий церковный орган... О Господи, орган, ода, рокочущий, и шепчущий, и рассказывающий ей о вещах, которыми он желал бы заняться. А сладость его комплиментов! Он говорит, как с трудом удержался от того, чтобы прикоснуться к ней во время их последней встречи, а когда она шла рядом с ним, спаянная скользкая сладострастность ее великолепных, бесконечно длинных ног и покачивающихся ягодиц слала ему воздушные поцелуи. И это не что иное, как прорыв связи, новшество в области слуха и чувств. Он шепнул ей: «ноги женщины говорят» и объяснил значение слова, выраженное движением ноги. Она знает это слово. Это широко распространенное слово в английском разговорном языке. Приглашение пообедать. Ее ноги зазывали: «Съешь меня!»А поскольку она — его настоящая королева, оказывающая милость своему придворному шуту, он обязан выполнять все ее желания.
Так Ноэль и Джозеф провели всю вторую половину дня. На полу в гостиной. Чистый, грубый, трусливый, замечательный, животный секс. Потом он заключает ее в объятия, целует, потом этот дух захватывающий мужчина снова входит в нее, и оба, забыв обо всем, отдаются своему чувству, потом, выжатый и опустошенный, он лежит на спине, его некогда мощный розовый с голубыми прожилками вен инструмент разрушения теперь увял и обессиленно распластался по бедру. А рядом женщина свернулась калачиком и тяжело дышит открытым ртом. Пара лошадей после долгой скачки, по их телам струится пот. Насладившиеся, довольные, ничего не стыдящиеся, какое-то время они лежат обнявшись и решают, что делать дальше. Прежде чем они погрузятся в сон, добрых четыре-пять секунд их занимает эта сложная задача. Лежа в объятиях друг друга в сгущающихся сумерках, они засыпают крепким сном без сновидений.
ЮЖНЫЙ ДАЛЛАС
В условленное время Донна Баннрош встретилась с Эйхордом в центре города, и, пока они шли к машине, он попытался растопить лед в их отношениях.
— Тяжело было, да?
— Да, — с горечью произнесла она.
— Вы прекрасно держались во время допросов.
— Спасибо. У вас своя работа. Она не может быть приятной. Иметь дело с такими подонками...
— Что ж. Работа, как всякая другая. Наряду с темными она имеет и светлые стороны. Вообще работа имеет свойство определять твою жизнь, Донна.
— Конечно, если вы добросовестно относитесь к делу, то и дома трудно отвлечься от своей работы. Полицейские похожи на тех, кто помогает неблагополучным семьям — из социальной службы. Постоянно сталкиваешься со всякой мерзостью и хочется что-то изменить.
— Безусловно. Между нами и служащими системы социального обслуживания есть некоторое сходство. — Его голос звучал, как будто он набил рот ватой, тупо, педантично. Этим утром у него было необычное похмелье, им владела какая-то вялость, душевная депрессия. Чего ради он так старается, чтобы установить отношения с этой девицей?
Сегодня Донна выглядела вполне прилично. Французские джинсы, сапожки на высоких каблуках, шелковая, спортивная куртка с номером тридцать четыре (наверное, ближайший номер к половине от шестидесяти девяти, который она смогла найти, подозревал Эйхорд, но тут же казнил себя за несправедливость). Вполне подходящий наряд для посещения страшного места, где тебя держал в плену, мучил и периодически насиловал психопат Юки. Все время, пока добирались до этого дома, они разговаривали. Но беседа клеилась плохо, какой-то надуманный, неестественный, вымученный диалог. Будто участники его находились в удушливой атмосфере и старались выговориться, чтобы стало полегче. Не очень подходящее состояние для серьезного разговора, но они ничего не могли с собой поделать.
Донна задавала ему массу вопросов насчет работы, и скоро Джеку начало казаться, что она берет у него интервью — так односторонни и фальшивы показались ему эти вопросы. Ее назойливость он объяснил страстным желанием отомстить Юки, удостовериться в том, что копы способны до конца использовать те сведения, которыми она их снабжала. А тут еще старое пугало его сомнительной славы.
Он никогда не задумывался над тем, как его используют свои же сотрудники. Когда-то начальство дало ему совершенно ясно понять, что забота о престиже столь же неотъемлемая часть его работы, как и экспертиза по делу об убийстве. Человек с более слабым характером, или, что спорно, напротив, более решительный, восстал бы. Но... Джек обладал талантом притягивать прессу. Он красовался на первых полосах газет, как и прославленные гангстеры. Не важно, что ориентированные на толпу журналисты описывали его как Шерлока Холмса, Рокки Бальбоа или еще какого-нибудь монументального борца со злом.
Сам Эйхорд знал, что дело сумасшедшего дантиста или дело в Лоунли-Хартс были раскрыты благодаря счастливой случайности. Средства массовой информации не желали знать о тех делах, где не было клюквы — внезапных озарений, инстинктивных догадок и прочей чепухи. Серии убийств, в расследовании которых полиция не продвинулась дальше заключения медэксперта, случавшиеся промахи никого не интересовали. Такие вещи не публиковали. Вокруг его методов было напущено столько дыма, а он жил и действовал как любой другой обычный полицейский. Это были долгие, скучные, часто затраченные впустую часы тяжелой, нудной работы. Девяносто девять процентов пота, один процент вдохновения и чуточку удачи.
Один на один без вспышек фотоаппаратов он, безусловно, выложил бы все как есть: никакой он не сверходаренный борец с преступлениями, посланный богами выслеживать убийц-маньяков.
— Паблисити — это просто один из способов существования средств массовой информации. Донна. Дело не в том, что я робок, застенчиво ковыряю носком туфли землю и бормочу «А, ерунда!» в ответ на расспросы журналистов обо «всех убийствах, которые раскрыл».
— Мне самой пришлось научиться общаться с ними, — поведала ему Донна, — или по крайней мере пройти начальное обучение по этому предмету. Пока мои методы ограничиваются тем, что я бормочу «Без комментариев» — и пытаюсь сбежать от репортеров, или вещаю трубку телефона, или не отвечаю на письма. Но некоторые из них просто несносны.
— Некоторые из них смотрят на эти вещи иначе. Журналисты — стервятники. Суют микрофон в лицо леди, у которой только что застрелили мужа: «Как вы себя чувствуете?» и тому подобное. А если дело вызвало общенациональный интерес? Местные жители рвут друг у друга из рук толстые иллюстрированные журналы и газеты. Телевидение является в полном составе на место преступления. Это может превратиться черт знает во что, если им дать волю.
