Коллектив авторов - Противостояние лучших (сборник)
– Как вы сделали такой вывод? – спросил Лукас.
Хозяин передернул плечами – Дэвенпорт уже знал, что так он пожимает ими.
– Женщинам не затыкали рты, убийцы не использовали кляпы, позволяя им кричать, – объяснил Райм. – Либо их это не беспокоило, либо доставляло удовольствие. Очевидно, крики никто не мог услышать.
Лукас кивнул:
– Полезная информация.
Лили принялась загибать пальцы:
– Скорее всего, мы ищем мужчину, потому что именно мужчины делают такие вещи. Либо скульптора, либо того, кто работает вместе со скульптором, имеющим студию или мастерскую в пустом складе.
– Но возможно, что убийца не знал о бронзовых частицах, – заметила Амелия. – И тогда они тут совершенно ни при чем, если не считать того, что преступник случайно выбрал место, где на полу валялись кусочки бронзы. Они могли пролежать там много лет.
– Сомневаюсь, – сказал ее напарник.
– Однако это логичное предположение, – возразила Лили.
– В данном случае я согласен с Линкольном, – заявил Лукас.
– Почему? – обернулась к нему его помощница.
Райм посмотрел на своего гостя:
– Расскажите им.
– Частицы оказались настолько блестящими, что Линкольн сумел их заметить. Значит, они новые, – объяснил Дэвенпорт.
Лили понимающе кивнула.
– Ясно, – сказала Амелия.
– И он извращенец. Садомазохист, который знает, что делает. У него есть судимости, – добавил Лукас и повернулся к своей партнерше. – Пришло время компьютера.
И компьютеры заработали, хотя сидели перед ними не Лукас, Лили, Амелия или Линкольн, а клерки в подвале здания ФБР в Вашингтоне. Ротенберг немного пошептала в похожее на раковину ухо шефа детективов Стэна Марковитца, который обратился к своему приятелю из высших эшелонов ФБР, а тот написал служебную записку, прошедшую несколько бюрократических уровней. И вскоре записка легла на письменный стол матерого игрока в военные игры по имени Барри.
Барри прочитал записку, набрал на клавиатуре несколько ключевых слов и неожиданно обнаружил, что в США проживали четыре скульптора, работающих с бронзой, которые имели сроки за сексуальные преступления, связанные с насилием. У двоих были студии в Нью-Йорке.
Один из них уже умер.
Но Джеймс Роберт Верлен все еще был жив.
– Джеймс Роберт Верлен, – прочитала Лили на следующее утро.
Они собрались в гостиной Линкольна, превращенной в криминалистическую лабораторию.
– Более известен как Джим Боб, – сказал Лукас.
– Имеет слабость к кокаину и два привода за его хранение в малых дозах, но до тюрьмы дело не дошло, – продолжила Ротенберг. – Кроме того, несколько лет назад был арестован за хранение ЛСД, просидел два месяца. Четыре года назад обвинен в хранении тридцати доз «экстази», однако успел протереть пластиковый пакет, в котором они лежали, и выбросить его в туалет, где он и оставался некоторое время. Воду в туалете довольно долго не спускали. Прокурор посчитал, что такие улики суд принять к рассмотрению не может. В прошлом году Джима взяли в квартире в районе трущоб во время рейда по поимке производителя метамфетамина, но вновь отпустили – оказалось, что наркотик делала женщина, которая снимала квартиру. Верлен сказал, что он зашел туда случайно. И вновь суд посчитал улики недостаточными.
– Переходи к сексу, – сказал Дэвенпорт.
– Его никогда не арестовывали за сексуальные преступления, но он находился под следствием, – сказала Лили, продолжая читать отчет ФБР. – Известен как скульптор, который разрабатывает тему рабов, связывания, порки и другие формы порабощения женщин. Некая Тина Мартинес – обратите внимание на фамилию – написала в полицию жалобу. Верлен якобы нанес серьезные травмы ее подруге по имени Мария Корсо, которая была моделью для одной из его скульптур, изображающих связанного человека. Но Корсо отказалась идти в суд, заявив, что подруга неправильно ее поняла. Следователь утверждает, что Верлен откупился от натурщицы.
– Он плохой человек, – сказала Амелия.
– Плохой, – согласился Линкольн. – И он интересуется наркотиками.
– И наверняка у него поврежден мозг, как у всех, кто употребляет метамфетамин, – добавила его помощница.
– У вас есть план? – спросил Райм всех своих коллег.
– Я намерен провести с ним сегодня некоторое время. Буду просто наблюдать, – отозвался Лукас. – Амелия и Лили могут мне помочь. Посмотрим, чем он занимается, с кем разговаривает, куда ходит…
– А нам известно, где он живет? – спросил Линкольн.
– Да, – ответила Ротенберг.
– Но ведь женщины смогут и сами вести наблюдение и держать вас в курсе? – спросил Линкольн у Дэвенпорта.
– Смогут, конечно, – ответил тот. – Но втроем это делать проще. А почему вы спросили?
– У меня есть идея, но я хочу поговорить о ней с вами наедине. Чтобы избежать обвинений в заговоре.
– О, дерьмо! – воскликнула Лили.
Итак, вот моя прелесть…
Вкусная.
О, он представлял ее на спине, с распростертыми руками, да, да, лежащей на чем-то твердом – бетоне или дереве. Или металле.
Металл – это всегда хорошо.
Пот у нее на лбу, пот на груди, пот всюду… Она стонет, кричит, умоляет о пощаде…
На один изумительный миг все в клубе исчезло, и в сознании Джеймса Роберта Верлена, в его глазах, глазах художника, осталась лишь брюнетка в черном, устроившаяся в конце бара.
Вкусная…
Волосы на самом деле черные, но меняющие свой цвет в свете прожекторов – от красного и синего к зеленому и фиолетовому. Декор – диско, музыка – панк. Бар «Раста» все не может сделать окончательный выбор.
Волосы. Они его завораживали. Он работал с твердыми материалами и мог воспроизвести плоть и другие органы, но волосы у него не получались.
Красавица бросила на него один взгляд, потом посмотрела еще раз, что уже само по себе могло быть посланием.
Он принялся изучать ее более внимательно – изучать ее овальное лицо, чувственную фигуру, вызывающую позу, с которой она опиралась о стойку бара и разговаривала по мобильному телефону…
Его ужасно раздражало, что ее внимание направлено на какого-то ублюдка, сидящего в десяти или ста милях отсюда. Ее улыбка завораживала. Но она предназначалась не Верлену.
«Мона Лиза», – подумал он. Вот кого она ему напомнила. Впрочем, в его системе ценностей это не было комплиментом. Джим Боб считал девку да Винчи ухмыляющейся сучкой. И, видит Бог, ее портрет сильно переоценивают!
Эй, посмотри сюда, Мона!
Но брюнетка больше не обращала на него внимания.
Верлен подозвал бармена и сделал заказ. Как всегда, здесь и в других клубах, которые он посещал, Джеймс пил неразбавленный бурбон, потому что девушки любят, когда мужчины пьют алкоголь, не испорченный фруктовым соком. Пиво – напиток для детей, а вино – для спальни, после совокупления.
Мона еще раз посмотрела в его сторону. Но не стала встречаться с ним взглядом.
Он начал злиться. Проклятье, с кем она разговаривает?
Еще один взгляд. Маленькое черное платье говорит о трусости – его надевают женщины, которые боятся сделать заявление. Но Джим простил его Моне. Шелк платья падал и парил в тех местах, где следовало, и ткань, точно латекс, обтягивала роскошную фигуру.
А какие руки! Длинные пальцы с черными ногтями!
Волосы всегда вызывали трудности, но самым главным вызовом для скульптора являлись руки. Микеланджело был настоящим гением рук, он создавал идеальные ладони, пальцы и ногти из сердца мрамора.
И Джеймс Роберт Верлен, который считал себя потомком – если не по крови, то по мастерству – великого мастера, создавал ту же магию, пусть и в металле, а не в камне.
А это было несравнимо труднее.
В «Расте» сидели типичные для этого времени посетители – артистичные особы, которые на самом деле работали менеджерами в рекламных агентствах, ботаники, бывшие художниками, хипстерами и жалким образом цепляющимися за уходящую молодость, как за спасательный круг, игроки с Уолл-стрит. Народу было полно. А скоро станет еще больше.
Наконец Джеймсу Роберту удалось перехватить взгляд Моны, и его охватила уверенность, что он ей понравился. Почему бы и нет? У него было худощавое хищное лицо, превосходные густые темные волосы и узкие бедра в обтягивающих черных джинсах, к тому же он выглядел моложе своих сорока лет. Да еще и тратил много времени, чтобы придать себе вид контролируемой непокорности, и его глаза напоминали лазеры. Верлен был в фирменной рубашке «Донна Карен», но не новой, с пятнами в нужных местах и расстегнутыми верхними пуговицами, открывавшими всему миру его мощные грудные мышцы. Он любил поднимать железо – в его студии накопилось множество болванок и стальных брусьев, которые он собирал на свалках, где находил материалы для своей работы. Были там и баллоны с кислородом, пропаном и ацетиленом.
Еще один взгляд на Мону. Скульптор уже начал терять контроль над собой, знакомое ощущение поднималось от паха к груди.