Рассел Эндрюс - Икар
А взгляд Джека был устремлен на новую картину, которая висела в гостиной на стене. Одинокая картина, озаренная мягким потолочным светом. Небольшая, фута два на три. Но при этом картина главенствовала в комнате. Кид обернулся и посмотрел на своего друга и пациента: в глазах Джека сверкали набежавшие слезы.
— Ты знаешь, что это такое? — спросил он Кида.
Кид кивнул.
— Хоппер. Раньше я ни разу не видел оригиналов.
— Я не думал, что готов приобрести эту картину, но некоторое время назад связался с агентами, и мне сообщили, что ее выставляют на аукцион… и я решил, что уже пора.
— Пора — что?
— Сделать то, что я должен был сделать. В каком-то смысле сдержать обещание. Чтобы иметь что-то красивое, чем можно было бы любоваться.
— Ты считаешь, что это красиво?
Джек с неподдельным удивлением спросил:
— А ты так не считаешь?
Кид пожал плечами и писклявым голосом произнес:
— Я считаю Эдварда Хоппера депрессивным вариантом Нормана Рокуэлла.[16]
У Джека от изумления отвисла челюсть.
— Как-как?
Кид ухмыльнулся.
— Джек, — сказал он. — Я ни фига не смыслю в искусстве. Я просто цитирую.
— Кого-то из членов твоей треклятой Команды?
Кид кивнул.
— Новенькую. Вот уж она в искусстве разбирается.
— Окажи мне любезность и передай ей, пусть катится на все четыре стороны.
Кид рассмеялся.
— Ты не захочешь знакомиться с ней, Джек, после того, что я только что узнал о ней.
— Эта чертова Команда, — пробормотал Джек. — Я даже не верю, что она существует.
Продолжая хохотать, Кид проговорил:
— Существует, существует. Между прочим, про Новенькую написано во вчерашней «Нью-Йорк таймс». Она знаменитость.
— Даже не вздумай ее сюда приводить. Не позволю ей смотреть на моего Хоппера, черт побери!
— Я просто шучу, Джек. По-моему, картина чудесная. И ей бы она тоже понравилась.
— Твоя паршивая Команда, — упрямо проворчал Джек.
— Потрясающе красивая картина, Джек. Клянусь.
Джек вопросительно поднял брови, и Кид горячо добавил:
— Правда. Очень, очень красивая.
Джек нахмурился. Немного помолчав, кивнул, словно последние слова Кида его устроили.
— Ладно, можешь остаться, — сказал он и еще раз повторил: — Треклятая Команда.
В середине февраля Кид как-то раз пришел на утреннюю тренировку в таком виде, что можно было подумать, будто он не спал всю ночь. Вскоре Джек установил, что так оно и было.
— Гробовщица, — сказал Кид, словно это все объясняло.
Когда Джек помахал рукой, говоря этим жестом: «Выкладывай подробности», Кид добавил:
— Была особенная ночь.
— В каком смысле особенная?
Джек не хотел позволить Киду сорваться с крючка. Беседы о жизни Кида помогали ему во время занятий. Разговоры об интимной жизни его юного друга вызывали у Джека крайнее любопытство. И он вынужден был признаться себе, что начинает немножко завидовать Киду.
Кид явно чувствовал себя неловко. Он нервничал, поводил плечами, качал головой.
— Она слишком глубоко уходит в наши отношения. Эмоционально глубоко.
— Поэтому ночь была особенная? Ты ее обидел?
— Нет. — Кид сдавленно рассмеялся. — Она помогала мне переехать на новую квартиру. Помогала там все устроить.
— Поздравляю. Где твоя новая квартира?
— Угол Трибеки и Дьюэйн.[17]
— Отлично.
— Да, но… Просто не знаю. Не знаю, стоило ли соглашаться на ее помощь.
— А почему нет? — спросил Джек.
— Она очень… любит командовать. В собственной жизни ей многим управлять не удается, вот ее и тянет поуправлять тем, чем можно.
— В том числе тобой?
— Это не так. Это она думает, что мной можно управлять. Или, по крайней мере, ей хотелось бы, чтобы так было.
— Вот мой совет: уходи сейчас.
Кид грустно покачал головой.
— Видишь ли, с Гробовщицей не так-то просто порвать. У нее имеются кое-какие весьма неприятные дружки, и пока что злить их мне не очень хочется.
— Такое впечатление, что ты боишься от нее избавиться.
— Пожалуй, действительно немного боюсь. Я ее побаиваюсь.
— Приятно тебя послушать, Кид. Повышаешь класс, так сказать.
— Она не моего типа, это точно. Но у нее такой большой опыт, и мне это нравится, и… нет, она классная. В ней есть многое.
— Итак, она остается в Команде, хотя и пугает тебя.
— Не знаю, долго ли это протянется, но да, она по-прежнему в Команде.
— Кто еще остается? И кто еще тебя пугает?
— Они все пугают меня, Джек. Давай-ка начнем с разминки плечевых мышц.
— Не увиливай от темы.
— А ты не трать мое время попусту. Я буду болтать, а ты работай.
Они перешли к универсальному тренажеру. Джек сел на сиденье, Кид установил на стержни нужные противовесы, и Джек начал работать рычагами. После шести упражнений он сумел выдохнуть:
— Я жду.
После восьми упражнений он добавил:
— Я все еще жду. Пока мне известно только, что существуют Затейница, Гробовщица и…
— Господи, какой же ты приставучий. Как репей.
— Итого пятнадцать. — Джек позволил себе откинуться на спинку сиденья. — Выкладывай.
— Ладно. На сегодняшний день есть Затейница, Гробовщица, Убийца… Она потрясающая. Дико необычная.
— Погоди. Она кого-то убила?
— Это прозвище, Джек. Вот и все.
— Но откуда-то же оно взялось?
— Произошел несчастный случай, когда она была маленькая. Вот и все. Больше я тебе ничего не скажу. Но она определенно до сих пор напугана тем, что тогда случилось. Сильно напугана. — Он заговорщицки вздернул брови. — В сексуальном отношении напугана. Вторая серия, пожалуйста.
Джек отклонился от спинки, с трудом одолел первый подъем веса, но со второго подъема вошел в ритм и выполнил новые пятнадцать упражнений.
— И все? Сейчас у тебя три женщины?
— Нет, — ответил Кид. — Есть еще. И кое-кто из старых связей. Я думал, что все уже давно закончилось, но… — Он поколебался пару секунд, покусывая нижнюю губу, потом добавил: — Но не закончилось.
— Тебя взяли в оборот?
— Не настолько, чтобы меня это волновало, но…
Ему не пришлось заканчивать предложение. Джек понял смысл.
— Короче, на тебя идет охота.
— Не совсем так. Но вроде того.
— Прозвище?
— Ошибка.
— Не слишком воодушевляет.
— Да уж. Это действительно было очень давно. Когда умер мой отец. Сразу после этого. Я пошел на одну вечеринку, был жутко подавлен, и мы разговорились. Я расплакался, ничего не мог с собой поделать…
— Утешительный секс?
— Да нет же, о господи. Ничего такого. Вообще никакого секса не было. Просто мы…
Кид помотал головой. Он искал подходящее слово.
— Сблизились?
— Точно. Сблизились. Без секса, но интимности в этом было до отвала. Так любовно… но без любви.
— По крайней мере, с твоей стороны.
Кид снова кивнул, и Джек добавил:
— Ошибки возвращаются и начинают тебя преследовать.
— Больше, чем я предполагал, — признался Кид.
— Что еще не дает тебе покоя? — спросил Джек, и этот вопрос неожиданно перевел их разговор на иной, более серьезный уровень.
— Я думал, мы разговариваем про Команду.
— То есть ты об этом хочешь говорить?
— Я еще не закончил.
Разочарованный Джек сдался.
— Ладно. Ну, кто там еще?
— Силачка…
— Тяжелый случай? — осведомился Джек.
— Еще какой. Но прозвище появилось не из-за этого. — Он помедлил, явно гордясь собой. — Она тащит на себе слишком много багажа.
— Какого еще багажа?
— Она — Черточка.
— Еще разок?
Джек закончил последнее упражнение и отпустил рычаги. Кид одобрительно кивнул и добавил десять фунтов.
— Ну знаешь, бывают слова, которые пишутся через черточку? А я так называю людей, которые хотят быть кем-то другим. Им приходится притворяться кем-то, чтобы выжить такими, какие они есть. Силачка хочет быть Кортни Лав,[18] но сейчас она певичка-барменша-дилер.
— И это неплохо, мне кажется.
— Она не зануда, уж это точно.
— А она когда-нибудь станет Кортни Лав?
— Не-а, — усмехнулся Кид. — В том-то и дело. Тут примерно так же, как у Затейницы. Она живет, имея за душой слишком много тайн. Не может никому рассказать, что сделала, что делает. Даже самой себе в этом признаться не может. И уж конечно, она не может признаться себе в том, кем станет. Вот почему она — Черточка. Силачка и Убийца — тоже Черточки. И Ошибка. И даже Гробовщица. Во многом она лучше других, но она определенно Черточка. Это единственный способ делать вид, что у тебя все кончится не так, как должно кончиться, и ты это отлично знаешь. В моем мире Черточки никогда не становятся такими, какими хотят стать.
