Маргарет Миллар - Стены слушают
– Не хочу.
– Мне это подходит. Я лучше работаю в качестве свободного агента. – Он повернулся, чтобы уйти. – Доброй ночи.
– Подождите минуту, мистер Додд. Вы не можете, не можете действительно верить, будто Руперт делал все эти вещи.
– Могу. И сожалею, что не можете вы.
– Я верю в него.
– Да? Что ж, пусть будет так. Верно?
"Интересно, – подумал он, – как долго продлится ее вера после того, как с ней пообщается полиция".
Его ждали в доме Келлога: сержант, которого он не знал, и инспектор Ревик, с которым был знаком. Всего лишь несколькими часами раньше помещение, если не считать мертвеца в кухне, было в полном порядке. Теперь все превратилось в развалины. Мебель кое-как разбросана, окурки сигарет и отслужившие батарейки карманных фонариков раскиданы по полу, ковры затоптаны грязью, и все, что было в кухне, – стены и деревянная отделка, плита, холодильник, мойка, краны, стулья, – измазано черной пудрой для отпечатков пальцев.
– Я вижу, вы устроились здесь как дома, инспектор, – заметил Додд. – Это что, ваша версия изящной жизни?
Хмурая усмешка промелькнула по широкому, покрытому следами оспы, лицу Равика.
– О'кей, Вайзенхейм, где вы болтались?
– Говорите – Додд. Только мои близкие друзья называют меня Вайзенхеймом.
– Я задал вопрос.
– Ладно, обдумываю ответ.
– Делайте это как следует. Ну, говорите же.
Додд заговорил. Ему было что сказать.
Глава 18
На протяжении пятидесяти миль дорога прихотливо вилась вдоль скалистого обрыва над морем. Местами скалы громоздились так высоко, что море становилось невидимым и бесшумным. В других местах они опускались достаточно низко для того, чтобы Руперт мог увидеть пенистые гребни бурунов в свете лунного серпа.
На заднем сиденье машины заскулил песик. Руперт заговорил с ним тихо и успокаивающе. Своей спутнице он ничего не сказал. Они не разговаривали с тех пор, как миновали Кармел, а сейчас ехали через Биг-Сюр, где мамонтовые деревья высились в тяжком молчании, не признавая ни дикого ветра, ни дерзкого моря.
Она не спала, хотя глаза были закрыты, а голова покоилась на дверце. Уже не первый раз он подумал: "Что, если б дверь распахнулась на крутом повороте, что, если б она вывалилась? Тут бы все и кончилось. Я мог бы ехать сам по себе..." Но он знал, что тут не было бы конца. Конца даже видно не было. Внезапно он перегнулся через нее и закрыл на замок дверь, на которую она оперлась.
Она отшатнулась, словно он стукнул ее по голове.
– Зачем это?
– Чтоб вы не вывалились. "Чтобы не поддаться искушению выпихнуть тебя отсюда".
– Много еще осталось?
– Мы не проехали и половины пути.
Она пробормотала несколько слов, которых он не понял: это могла быть молитва, могло быть проклятье. Затем:
– Меня тошнит.
– Примите пилюлю.
– От всех этих поворотов у меня заболел живот, неужели нет другой дороги, более прямой и ровной?
– На лучших дорогах больше машин. Вас куда сильней затошнило бы, если б вы услышали вой полицейской машины сзади.
– Полиция не ищет эту машину. Полицейские не знают, что у Джо была машина. Вероятно, они не знают даже, кем он был. Я вытащила бумажник из его кармана, и это затруднит их поиски.
Но в ее тоне не было уверенности, и через минуту она добавила:
– Что мы будем делать, когда приедем туда?
– Предоставьте это мне.
– Вы обещали присмотреть за мной.
– Я присмотрю за вами.
– Мне не нравится, как вы сказали это. Почему бы нам не составить план действий прямо сейчас, прямо здесь? Больше ведь делать нечего.
– Любуйтесь видами.
– Мы могли бы выработать решение о том...
– Решение готово. Планы составлены. Вы пятитесь назад.
– Назад? Не всю дорогу назад?
– Вы начнете прямо с того места, где остановились. Всем будете повторять, что уезжали немного отдохнуть, а теперь намерены возобновить обычный способ жизни. Держитесь естественно и, главное, не болтайте. Запомните – это не совет, это приказ.
– Я не обязана подчиняться. У меня есть деньги. Я могу исчезнуть, могу затеряться в городе.
– Ничто не порадовало бы меня больше. Но это не сработает.
– Хотите сказать – не дадите этому сработать, – горько заметила она. – Вы расскажете.
– Расскажу. Все, что знаю. Даю обещание.
– Вас не заботит, что будет со мной, ведь не заботит?
– Ни дьявола не заботит. Если б вы превратились в дым, я открыл бы окна и проветрил машину.
– Вы стали... вы очень переменились.
– Убийство меняет людей.
Несмотря на шум мотора, Руперт услышал, как она резко втянула воздух. Он повернулся и взглянул, желая никогда не видеть ее больше. Она теребила красный шелковый шарф, повязанный на голове, словно он душил ее, не давая вздохнуть.
Руперт приказал:
– Оставьте это как есть.
– Почему?
– Ваши волосы слишком заметны, чтобы не сказать больше. Прячьте их, пока сможете зайти в парикмахерскую и переменить их цвет.
– Я не хочу менять. Мне они нравятся такими. Мне всегда хотелось стать...
– Не трогайте шарф.
Она перевязала шарф под подбородком, качая головой и бормоча про себя что-то. Он подумал: "Она достаточно перепугана, чтобы слушаться приказаний. Это хороший признак, единственно хороший, она боится".
В течение получаса они не встретили и не обогнали ни одной машины, не увидели никакого жилья, никакого признака присутствия человека. Будто последними были строители этой дороги, а строили ее давно, судя по состоянию. В некоторых местах она подтаяла на солнце, словно бетон перемешали с сахаром. "Сахарная дорога, – мрачно подумал Руперт. – Если у меня будет будущее, если доживу до того, что поеду тут опять, такое название за ней останется".
За следующим поворотом вдали, между массивных деревьев, замерцал слабый свет, как в конце длинного темного туннеля. Он знал, что она заметила его тоже. Опять пошли жалобы на голову и желудок.
– Меня тошнит. Я хочу стакан воды.
– У нас нет воды.
– Вон что-то светит вдали. Наверное, это лавка. Вы можете купить аспирин для моей головы и достать немного воды.
– Останавливаться опасно.
– Я же говорю вам, я не могу больше. Мне так нехорошо, чувствую, что умираю.
– Давайте, умирайте.
– О! Вы чудовище, изверг... – Конец эпитетов потерялся в череде глубоких, сухих рыданий.
Он сказал:
– Хватит дурака валять.
Она продолжала рыдать, согнувшись пополам, закрыв рот руками.
Зарево меж стволов превратилось в неоновую вывеску над бревенчатыми постройками и дряхлым кофейным баром у сторожки деревьев-близнецов.
Руперт съехал на обочину и затормозил. В окнах домиков было темно. Но в кофейне горел свет, и человек за прилавком читал книжку в мягкой обложке. Он то ли не услышал машины, то ли напал на интересное место в книжке, потому что не поднял глаз.
На заднем сиденье залаяла собачка, возбужденная запахами леса и плеском ручья позади построек. Руперт велел собачке замолчать, а женщине – выйти из машины. Ни та, ни другая не послушались.
– Вы просили остановиться, – сказал он. – Отлично. Мы остановились. Так поторопитесь, купите чашку кофе или что вам еще хотелось, и едем дальше.
Потянувшись через нее, Руперт отворил дверцу. Его спутница почти вывалилась из машины, но при этом крепко ухватила сумочку. Быстрый, точно рассчитанный жест разоблачал притворство. Оно входило в игру, хотя Руперт все еще не понимал цели. Скоро месяц, как она играла роль, произнося не своим голосом не ею придуманные строчки и не свойственные ей слова. Казалось, она забыла, кто она такая на самом деле. Лишь однажды она вышла из границ роли, так сказать, вернулась в себя, поясняя стоявшему в кухне О'Доннелу:
– Я смываюсь отсюда.
О'Доннел спросил:
– Не держа обиды, а? Не бойтесь, никому не скажу, не хочу неприятностей. Только дайте мне денег добраться домой...
Деньги! Ключевое слово. Руперт смотрел, как она пересекает место, отведенное для паркинга, и, направляясь к прилавку бара, прижимает сумочку к груди, словно чудовищного золотого младенца.
Он ждал, пока она усядется за прилавком, чтобы выйти из машины и как можно бесшумней притворить за собой дверцу. К югу от кофейного бара находились остальные помещения и телефонная будка. Направляясь к будке, он сделал большой крюк, стараясь не попасть в свет неоновой вывески. Он знал, если бы он настаивал на остановке, она сразу бы заподозрила неладное и не выпустила бы его из поля зрения или слуха. Но так как на остановке настояла она сама, подозрений не возникло. Она сидела, попивая кофе и жуя пирожок, положив сумочку на прилавок перед собой, где ее можно было в любой момент схватить.
Войдя в телефонную будку, Руперт вложил монету в щель и набрал междугородный номер. Время было позднее, и наплыв звонков миновал. Вызов немедленно приняли.
– Алло.
– Мистер Додд?
– У телефона.
– Мы с вами лично не знакомы, но у меня есть предложение, которое может вас заинтересовать.
