Лука Ди Фульвио - Чучельник
Одно можно сказать с полной определенностью: психопат, прежде чем дойти до такого, должен прослушать не один семинар по теории и практике извращения. Вот единственно надежная отправная точка. Красная линия. Амальди решил поискать другие, менее изощренные преступления, имеющие нечто общее с убийством Вивианы Юстич. Скажем, убийства животных. Почти все маньяки тренируются на животных. Хотя вскрыть эти случаи еще труднее.
Телефонный звонок вернул Амальди к действительности.
– Вас спрашивает синьорина Черутти, – отчеканил голос в трубке.
– Меня нет.
– Она говорит, что дело крайне важное.
Да, видимо, она так легко не отступится.
– Соедините! – рявкнул он.
Ничего, он заставит ее отступиться.
– Джакомо…
– Синьорина Черутти, у меня очень много работы. Так что, прошу вас…
Молчание в трубке. Вот и хорошо. Значит, дошло.
– Синьорина Черутти?
Прерывистое дыхание. Сдавленный всхлип.
– Он… он мне…
– Кто – он? – ледяным тоном спросил Амальди.
– …прислал посылку.
– Кто прислал вам посылку?
За отчаянными всхлипами он с трудом разбирал слова.
– А в посылке…
Опять рыдания. Нет, она плачет не из-за него.
– …в посылке…
– Что в посылке, Джудитта? – смягчился Амальди.
– Котенок.
– Какой котенок?
– Двухмесячный… За что он его?.. Котенок-то чем ему помешал?
– Ты где, Джудитта?
– Дома.
– Ты не одна?
– Одна.
– Жди меня.
– Хорошо.
– Не бойся, я скоро.
Амальди схватил куртку и выбежал из кабинета. В коридоре столкнулся с Фрезе.
– Я не ошибся, посмотри… – взволнованно начал тот.
– Сейчас не могу, – отрывисто бросил Амальди, не останавливаясь.
Фрезе пошел за ним к лифту.
– Что стряслось?
– Убили котенка.
– Что?
– Потом.
Двери лифта еще не раздвинулись до конца, но Амальди уже вскочил в кабину.
– Как будет время – посмотри. – Фрезе протянул ему какие-то листки. – Это копии, не страшно, если потеряешь. Я не ошибся, – повторил он.
Амальди взял листки и не глядя сунул в карман. Как только он ступил за порог, на него налетел сирокко. Инспектор ногой отшвырнул валяющийся у ворот мешок с мусором, потом перешел улицу и вступил в старый город с единственной мыслью в голове: «Не хочу, чтобы Джудитта плакала одна».
XVII
Двое полицейских, что взяли его прямо в университете, на всем пути в комиссариат не потрудились ничего объяснить. Не вполне законные методы, но так распорядился старший инспектор Амальди: подозреваемый должен быть доставлен в комиссариат в состоянии паники, а ничто так не пугает, как молчание в машине, мчащейся по городским улицам с включенной сиреной. Прибыв на место, полицейские, потрясая пистолетами, выдернули его с заднего сиденья, почти волоком притащили на третий этаж и втолкнули в какую-то пустую комнату. Стол посреди нее был привинчен ножками к полу, равно как и два стула. Один из его конвоиров указал ему на стул и спрятал в кобуру пистолет.
– Я… мне… мне надо… надо в туалет, – залепетал толстяк, обливаясь потом.
– Имя и фамилия.
– Макс Пескьера.
– Макс? – брезгливо сморщился полицейский и переглянулся с напарником.
– Так только педерастов зовут, – прокомментировал второй.
– Массимо, – поправился толстяк.
– Ты голубой?
– Нет.
– Вздумал нам яйца крутить?
– Смотри у меня, педрила!
– Да нет… я…
– Так как тебя звать – Массимо или Макс?
– Массимо.
– А почему сказал «Макс»? Пошутить решил?
– Нет. Мне в туалет надо.
– Массимо, а фамилия как?
– Массимо Пескьера.
– Пескьера? А не врешь? Может, и фамилия не Пескьера, как имя не Макс?
– Нет, фамилия – Пескьера… Массимо Пескьера… Мне надо…
– Ты эти шутки брось, жирная свинья!
– Ему бы на диету сесть, а он нам яйца крутит.
– Я не кручу вам яйца.
– Яйца? Он сказал – яйца?
– Он еще будет про наши яйца рассуждать, пидор хренов!
– Вытри морду, Макс, когда с полицией разговариваешь.
– Можно мне…
– Так как тебя звать?
– Массимо Пескьера! – Толстяк ткнулся лицом в стол и заплакал.
Полицейский грубо встряхнул его.
– Сиди как следует!
Жирные щеки толстяка были залиты слезами, свинячьи глазки покраснели и еще больше заплыли.
– Пожалуйста, отпустите меня в туалет! – Рукавом тужурки он утер слюну на подбородке.
Полицейские, больше не взглянув на него, вышли из комнаты. В коридоре их ожидал Фрезе.
– Спекся, – доложил ему первый.
– Еще малость помаринуем, – сказал Фрезе. – Сейчас Амальди подойдет.
– Ему в туалет надо.
– Потерпит.
– А если обделается?
– Ну и чего? – напустился на него Фрезе. – Ты что, так уважаешь труд уборщиц?
– Нет, но…
– Ступай к нему. Сколько раз говорил: задержанных оставлять нельзя! Если учинит над собой что, ты отвечать будешь.
Полицейский поспешно вернулся в кабинет.
– Как его зовут? – спросил Фрезе у второго.
– Массимо Пескьера.
– Пескьера?.. Как нашего, что ли?
– Кого?
– Архивариуса, болван! Ступай спроси у него, не родственник ли. – И, глядя вслед полицейскому, неуверенно двинувшемуся по коридору, заорал: – Смотри не заблудись!
Затем, приподнявшись на цыпочках, Фрезе глянул в застекленное окошко на двери. Парню на вид лет двадцать, может, чуть больше. Жирный, коротко стриженный, свинячьи глазки, зубы, как у грызуна. Нет, на маньяка явно не тянет. Просто озабоченный. Уродцу в таком возрасте жить несладко, это Фрезе по опыту знал. Правда, сам он в молодости никого не донимал похабными телефонными звонками. У него хватало ума оттягиваться с проститутками. И уж тем более не убивал беззащитных животных, чтобы произвести впечатление на девушку.
– Нашел способ, ублюдок! – буркнул Фрезе себе под нос.
Он принялся расхаживать по коридору, заложив руки за спину и опустив голову. Еще больше его раздражало поведение Амальди, который ни с того ни с сего начал заниматься такой мелочью, когда на них висит опасный маньяк. Разве что у него личный интерес к этой девице. За все годы, что Фрезе знал его, такого с шефом еще не случалось. В тот раз, когда он видел их вместе, что-то мелькнуло в его глазах, и от Фрезе это не укрылось. Любой другой может так смотреть на женщину без всяких последствий, но только не Амальди. Красивая была бы пара, подумал Фрезе и улыбнулся с легкой грустью: уж ему-то нечего и мечтать о такой красотке, если, конечно, она не продается посреди улицы. Но те, что продаются, не в счет. Амальди и в голову не приходит, какой он счастливчик. Такая девушка запросто могла бы вытащить его из глубокого и темного омута, в котором он пребывает уже немало лет. А Фрезе первый порадовался бы за него.
– Что, мой племянник? – окликнул его усталый голос.
Фрезе обернулся на приближавшегося к нему архивариуса. Тучный, переваливается, как пингвин, свинячьи глазки и два желтых зуба в прорези не закрывающегося рта. Наследственные черты очевидны.
– Не знаю. Иди посмотри. – И Фрезе указал ему на окошко для наблюдений на двери.
– Дерьмо собачье! – проворчал архивариус и тут же спохватился, слегка порозовев: – Виноват. Он, Липучка… Чего натворил? За что его взяли?
Фрезе рассказал ему про телефонные звонки, письма и мертвого котенка в картонной коробке с приложенной анонимной запиской.
– Так это он, Липучка?
– Есть такое подозрение. Почему ты его зовешь Липучкой?
– Сестры моей сынок. Она вдова, живет на пенсию от мужа и подрабатывает кое-где. У меня своей семьи нет, и я ей помогаю, по мере возможности… Где вдове взять средств, чтоб выучить парня сперва в лицее, потом в университете… Он, вообще-то, парень способный, но денег нужна пропасть. У сестры никого нет, кроме него, а у меня – никого, кроме них, так что…
– Липучка, – напомнил Фрезе.
– Да, Липучка. Мы его так прозвали, потому что он с детства лип к каждому, кто ему ласковое слово скажет.
– Хочешь, сперва ты с ним поговори? – предложил Фрезе.
– Спасибо, – сказал архивариус и распахнул дверь.
Фрезе кивнул охраннику, чтоб вышел. Перед тем как закрыть дверь, увидел, как юный толстяк вскочил со стула, обливаясь слезами.
– Дядя!
Архивариус нацелил в него палец и завопил:
– Сядь на место! Убью паршивца!
Фрезе захлопнул дверь и подглядывать не стал.
В этот момент из лифта вышел Амальди. Глаза его были обведены темными кругами усталости.
Накануне, подходя к двери Джудитты, он с неохотой признался себе, что эта девушка задела его за живое. Прежде за ним такого не водилось, чтоб он срывался с места, терял над собой контроль, приказывал задерживать подозреваемого без достаточных оснований. А тут, перед ее дверью, остановился на секунду – перевести дух. Собственные чувства пугали его. Страшно даже подумать, что его цель, его миссия вдруг отойдут на второй план перед этим неведомым. Потом он позвонил в домофон, услышал страдальческий голос Джудитты, и все опасения рассеялись. Когда он в последний раз проявлял заботу о живом человеке?.. Щелкнул замок домофона. Едва Амальди вошел в подъезд, на него тут же накатила липкая вонь его детства. Он машинально вытянул руку, чтобы смахнуть паутину, как всегда делал мальчишкой. Джудитта ждала его на лестничной площадке и, когда он подошел, опять разразилась слезами. Он неловко обнял ее, из последних сил сдерживая бушевавшие в груди чувства. Потом они вошли в квартиру. Пока он добирался, домой успела вернуться мать, рано поблекшая женщина, изможденная не столько работой, сколько разочарованием в жизни. В ее облике он не нашел никакого сходства с Джудиттой. Видимо, сходства не было и в ее молодости, когда она еще питала какие-то надежды. В ее присутствии Амальди обрел уверенность, которую постоянно терял наедине с Джудиттой. Он торопливо осмотрел картонную коробку, где покоился спаленный котенок. От вида обугленного тельца с треснувшим черепом и несколькими косточками, нелепо торчавшими из бесформенной массы, его замутило. Он отвернулся и стал читать похабную анонимную записку. Писал ее, безусловно, не маньяк. Опыт и чутье подсказывали Амальди, что впереди намного более ужасающие зрелища. А этому эпизоду он не придал бы значения, если б не Джудитта. И от такой мысли ему опять стало не по себе. Мать, шаркая по полу шлепанцами, поставила перед ними две чашки кофе и, пожурив дочь за поведение и внешний вид, удалилась на кухню.
