Алексей Хапров - Аномалия души
— А чего же ты от них так драпал? Только честно.
— Честно? А как бы я им объяснил, откуда у меня чужое ружьё? Со своей-то репутацией!
— Да, репутация — дрянь, — усмехнулся следователь.
— Вот поэтому и решил бежать. Но не удалось.
— Да, не удалось, — вздохнул майор, поднялся с места и, засунув руки в карманы, стал задумчиво прохаживаться по комнате. Яшка напряжённо следил за ним. Проделав два рейса из угла в угол, Ланько снова уселся за стол.
— Не получается, — вытаращившись на подследственного, заметил он.
— Почему не получается? — обиженно возразил тот.
— Алиби неправдоподобное. Интересное, но неправдоподобное.
— Почему неправдоподобное?
— А потому, что ты его не доказал. Если ты Гоманчиху не убивал, зачем ты тогда крутился у её дома?
— Да не крутился я у её дома. Я к её дому и близко не подходил.
— Ой ли! — иронично воскликнул Ланько и снова продемонстрировал зачитанные ранее протоколы.
— Тьфу ты! — сплюнул Яшка. — Ох уж мне эти бабы! Начальник, давай я тебе всё про вчера расскажу. Всё как есть. Там всё совсем не так было.
— Окажи такую милость! Аудитория у твоих дражайших ног! — продолжал веселиться майор.
Но Яшке было не до веселья. Он насупился, озабоченно нахмурил лоб и опустил глаза.
— Ну, был я вчера на Транспортной улице. Был, — как бы нехотя пробурчал он. — Но я ни за кем не следил и никого не преследовал. Там вот как всё было. Мы с Митькой Панкратовым бухать собирались. У них на базе зарплату вчера выдавали, так что, как говорится, сам Бог велел. Договорились встретиться после работы. Ну, а его, видать, жена прямо на проходной в оборот взяла. Она частенько таким образом в получку промышляет, чтобы деньги у Митьки забрать. Ждал я его, ждал. Уже смеркаться начало, а его всё нет и нет. Плюнул я, в конце концов, и пошёл к Маньке, чтобы вечер зря не пропадал. Ну, а она была чего-то не в духах: «Мне некогда, мне некогда…». Тут душа горит, а ей некогда. Слово за слово — повздорили. Отдала она мне, значит, косу, которую летом для хозяйства брала, и прогнала. Я был злой, как чёрт. Ну а я когда не в духе, ко мне лучше не подходи. Начальник, ты же знаешь. А тут ещё эта коса в руках. Дай, думаю, лучше окольным путём домой пойду, чтобы никто не встретился. Заодно и остыну, чтобы мать под горячую руку не попала. Ну, а путь этот через Транспортную улицу лежит. Иду я, значит, по ней так неторопливо, воздухом дышу, стараюсь думать о приятном. Вдруг гляжу — этот тип из калитки выходит.
Яшка снова указал на меня.
— Ну, я сразу за дерево сховался, чтобы на глаза не попадать. А то вдруг чего. Тут ещё эта коса в руках. А я ж, когда не в себе, — без тормозов. Начальник, ты же знаешь. У забора его Евдокия ждала. Он, значит, вышел, и они вместе куда-то пошли. Подождал я, значит, пока они более-менее вперёд пройдут, и зашагал дальше. Но я за ними не следил. Я домой шёл. Я потом на Садовую свернул. Она за квартал от Гоманчихиного дома Транспортную пересекает. Так что, начальник, напраслину на меня не вали.
— Заня-я-ятно, заня-я-ятно, — недоверчиво протянул Ланько. — Но не правдиво!
Яшка обиженно поджал губы.
— Почему не правдиво?
— А потому, что врёшь ты всё! — звучный голос следователя приобрёл властные нотки. — Рад бы тебе поверить, да не могу, потому что знаю тебя, как облупленного. Мальчишку извели вы! Ты и Зинка.
— Никого я не изводил! — почти что взмолился Яшка.
— Нет, изводил! — тоном, не терпящим возражений, отрубил майор. — Кому пацана продал? Признавайся! В последний раз спрашиваю. Я всё равно дознаюсь. Не скажешь сам — только хуже будет.
— Никому я его не продавал!
— Нет, продавал! Высокий, здоровый, плотный, круглолицый, коротко стриженый мужчина лет сорока — сорока пяти. Кто это? Говори!
— Не знаю я, кто это! Не знаю! Хотя, по описанию на Толика похож.
— Какого-такого Толика?
— Званского. Мы с ним вместе в школе учились. Встретились недавно на улице, разговорились. Он с Севера приехал. Сейчас дом расширяет. Спрашивал, не знаю ли я, где строительный лес можно подешевле достать. Я взялся подсобить. Есть тут у меня на примете одно местечко.
— Строительный лес? — переспросил майор.
— Да, строительный лес, — кивнул Яшка.
Мы с Ланько переглянулись. Следователь на мгновение задумался, но тут же, словно отгоняя от себя пришедшие на ум мысли, решительно тряхнул головой и отчеканил:
— И всё равно тебе веры нет.
Хлопнув ладонью по столу, он выпустил последний, итоговый залп:
— Конвой!..
Из милиции я вышел растерянным. Если перед очной ставкой я ни капли не сомневался, что истинный преступник разоблачён, и что доказательства его вины бесспорны, то теперь мою душу раздирали сомнения.
«Либо Яшка — первоклассный актёр, либо здесь, действительно, всё гораздо сложнее», — думал я, прокручивая в памяти его откровения и сопоставляя их с обличающими доводами следователя.
— Что-то я тебя не пойму, — вскинул брови майор, когда я в общих чертах обрисовал ему нахлынувшую на меня неуверенность. — То ты буквально исходишь слюной, утверждая, что Яшка — главный злодей, то вдруг начинаешь его обелять. Ты сам себе противоречишь.
— Да, противоречу, — согласился я, вспомнив, что свои аргументы Ланько позаимствовал у меня.
— Слушай, а может Яшка прав? — хохотнул следователь. — Может настоящий преступник — это ты? А зачем я тебе тогда пропуск на выход подписываю? Побудь пока у нас.
Несмотря на то, что последние слова майора имели характер шутки, и были произнесены им без малейшей доли серьёзности, меня они как-то покоробили. Ведомство, в котором я находился, к юмору не располагало.
— Давай я поделюсь с тобой некоторым опытом, — посерьёзнев, сказал Ланько. — Ты с подобной публикой встречаешься не часто, а я уже сыт ею по горло. Кому охота в тюрьму? Вот и изворачиваются, как могут. Причём с самым невинным видом: «Не виноватая я!..». Их послушать — так все безгрешные ангелы. Если бы Яшка свою историю рассказал сразу, с самого начала, как только его задержали — подумать над ней было бы ещё можно. Но он излил её только тогда, когда я предъявил ему доказательства. Что из этого следует? А то, что он её попросту придумал. На ходу. Он на такие вещи мастак…
— Привет! — раздалось над самым моим ухом.
Я отвлёкся от воспоминаний и повернул голову. Передо мной стоял Никодим.
— Ты откуда?
— Из милиции.
— То-то, я смотрю, ты какой-то озабоченный.
— Будешь тут озабоченным, — усмехнулся я.
— Что случилось?
— На очную ставку вызывали. С Яшкой Косым.
— Это по поводу вчерашнего? Ну и как?
— Да никак, — развёл руками я.
— Что, не признаётся?
— Нет.
— А очень ли нужно его признание? Говорят, его с ружьём взяли.
— Да, с ружьём.
— Так в чём же дело? Разве этого недостаточно?
Я озабоченно нахмурил лоб.
— Понимаешь, все улики, вроде, указывают на него. Но…
Я осёкся. Я вдруг увидел, что на моем собеседнике были обуты точно такие же кеды, как и на Яшке.
(… в таких кедах полгорода ходит!..)
Во мне с новой силой заговорили сомнения, и остаток фразы я произнёс куда с большей уверенностью, нежели её начало:
— … кто его знает?
И, приветственно отсалютовав, зашагал дальше.
Движимый жаждой истины, я решил не медля нанести визит Маньке…
Глава двадцать пятая
Манька Спицына встретила меня изумлённым «О!». Она явно не ожидала, что к ней в гости нагряну именно я.
— И что это вы ко мне на ночь глядя? — кокетливо пропела она, впуская меня в дом и старательно заслоняя вырисовывавшийся за её спиной строй пустых бутылей. — Чего это вам с женой не сидится?
Но когда я озвучил цель своего появления, от её игривости не осталось и следа.
— Не буду я про Яшку ничего говорить, — сурово заявила она. — Коли есть на нём вина — доказывайте её сами. Я вам в этом не помощница.
— Я здесь не для того, чтобы доказать его вину, — пояснил я, — а для того, чтобы выяснить, действительно ли она на нём есть.
Манька недоверчиво хмыкнула:
— А зачем это вам? Какой для вас в этом смысл?
— А какой смысл судить человека за то, чего он не совершал? — парировал я. — Какой смысл оставлять на свободе настоящего убийцу? Ведь он в любой момент может пойти на новое преступление.
— Жаль, что в милиции так не думают, — горько вздохнула моя собеседница. — Им лишь бы на кого повесить. План по раскрываемости выполнять-то надо.
— Вы считаете, что Яшка ни в чём не виноват?
— Откуда я знаю, виноват он или не виноват? — пожала плечами Манька. — Но мне трудно представить его убийцей. Я его хорошо знаю. Да, он буйный. Да, он бешеный. Он может вдрызг напиться, он может полезть в драку, он может чего-нибудь своровать. Но вот убить — на такое он вряд ли способен. Тем более Гоманчиху. Зачем она ему нужна? Он сроду с ней никаких дел не имел.
