Жан-Кристоф Гранже - Мизерере
— А каким был Гетц?
— Жалкий тип. Одинокий, старый. Вечно носился со своими нотами.
— По-твоему, кто его убил?
— Старый педрила, такой же, как он.
— Откуда ты знаешь, что он был гомиком?
— У меня на такие дела нюх.
— А к тебе он никогда не приставал?
Новая затяжка. Долгая. Неторопливая. Отлично сыгранная роль невозмутимого крутого парня.
— Это у тебя только одно на уме. А Гетц не был извращенцем.
Инстинктивно Волокин понял, что ни дружескими разговорами, ни копанием в психологии он ничего не добьется. И решил говорить с ним на том языке, который в этом возрасте нравился ему самому.
— О'кей, приятель, — сказал он. — Ты знаешь, что мне нужно. Так что давай играть в открытую. Пятьдесят евро, если у тебя есть что мне сказать. А если вздумаешь морочить мне голову, схлопочешь по роже.
Сильвен Франсуа улыбнулся. Справа у него недоставало одного зуба. В этой черной дыре на мальчишеском лице было что-то устрашающее. Слуховое окошко, за которым открывался примитивный мозг.
— Травки у тебя не найдется?
Волокин выложил на стол десятисантиметровую палочку гашиша, завернутую в фольгу. Под голой лампой она сверкала, словно загадочный слиток.
— Из личных запасов. Гони информацию, чмо. И кури за мое здоровье.
Сильвен Франсуа раздавил под столом сигарету:
— Мы с Гетцем неплохо ладили. Он трындел, что у меня способности к пению. Даже говорил со мной по душам. Однажды мы с ним были в ризнице. Он запер дверь на два оборота. Я и подумал: одно из двух. Или я дам ему в морду, или он засадит мне в задницу. Но он просто хотел языком почесать.
— И что он тебе наговорил?
— Нес всякую дребедень. Что голос у меня супер-пупер, что я далеко пойду…
— И все?
— Дай еще сигаретку.
Воло снова протянул ему сигареты и дал прикурить. Надеясь, что дурачок не водит его за нос.
— Он быстро просек, что мне это все по барабану, и стал меня пугать. Всякими дурацкими наказаниями. Самое страшное, чем он мне угрожал, это что меня попрут из хора. Я чуть живот не надорвал от смеха.
— Ну и?…
— Тогда он сменил пластинку. Сказал, что если так пойдет и дальше, за меня возьмется Людоед.
— Людоед?
— Ага. Он несколько раз это повторил. Вообще-то он говорил по-испански: «Еl Ogro».
— Что за бред?
— Почем мне знать? Но, честно, он пристал как банный лист. Понес про какого-то Людоеда, который следит за нами и может жестоко наказать…
Сильвен посмотрел на горящий кончик сигареты и тихонько прыснул:
— El Ogro, прикинь…
— Твоя история ни хрена не стоит.
— Потому что я еще не закончил.
— Тогда продолжай.
Сильвен выпустил несколько идеальных колечек дыма. Очередное прекрасно сыгранное представление.
— Гетц все твердил об El Ogro. Это вроде как безжалостный великан, который слушает, как мы поем. И может разозлиться. Он меня уже достал со всей этой фигней. А потом до меня вдруг доперло. Гетц и правда в это верил…
— Как это?
— Он сам боялся. Прямо в штаны наложил от страха. Будто все это правда.
— Ну и чем закончился ваш разговор?
— Мы вернулись в церковь и снова стали репетировать. Гетц тогда положил руку мне на плечо, и тут я понял, что попал в точку. Он это сделал, чтобы успокоиться самому. Он-то думал, что выболтал мне страшную тайну. Что я ничего не понял, и это к лучшему. Его тайна — слишком страшная для ребенка, догоняешь?
Волокин задумался. Ничего подобного он не ожидал. El Ogro — что бы это могло значить? Опасность, которой так боялся Гетц? То, что убило его болью? У Волокина разыгралось воображение. El Ogro. Может, это он похитил Танги Визеля, а потом — Уго Монетье? Чудовище, которого привлекали чистые и невинные голоса. По причине, пока ему неведомой. Впервые он почувствовал, что его чутье дало сбой. Возможно, он с самого начала заблуждался со своими предположениями о педофилии и мести.
— И когда это было?
— Да недавно. Три недели назад.
Он подтолкнул к рыжему серебристую палочку:
— Из Афгана. Самое оно.
Мальчишка протянул руку. Воло накрыл ее своей ладонью.
— Слушай сюда. Только не вздумай даже пробовать герыч или крек, я об этом узнаю. Я знаком со всеми парижскими дилерами. Дам им твое имя и описание. И если что-нибудь выкинешь, гадом буду, вернусь и сверну тебе шею. С этого дня я буду за тобой приглядывать, гаденыш.
Сильвен Франсуа моргнул. В глазах у него промелькнул страх. Волокин улыбнулся ему. Он знал, почему парнишка испугался. Мальчик, состоящий на попечении социальных служб, как в зеркале, увидел в глазах легавого такую же, как у него самого, географию мозга. Внутренние участки, отвечающие лишь за инстинкт, страх, насилие. Примитивный мозг, занятый только выживанием, в конечном счете оборачивающийся конкретной, эффективной, беспощадной жестокостью.
Мозговая география волчонка.
28
Вот уже полчаса Касдан ждал перед церковью Нотр-Дам-де-Лоретт. Он кое-как, въехав на тротуар, припарковался на огибающей церковь улочке, внеся свою долю в царивший в квартале хаос. Он заранее послал русскому эсэмэску, предупредив, что едет за ним. Не получив ответа, отправил второе сообщение, что уже ждет его перед церковью. Но ответа по-прежнему не было.
Касдан уже снова взялся за трубку, когда Волокин вышел из церкви. В спортивной куртке и с ягдташем через плечо он походил на активиста движения за переустройство мира — такие ошиваются возле церквей с сумками, набитыми листовками, и вербуют себе сторонников.
Сумасброд спустился по лестнице, перепрыгивая через ступеньки.
Когда он устроился на пассажирском сиденье, Касдан взорвался:
— Ты что, вообще мобильный не слушаешь?
— Извини, папочка. Важное совещание. Я только сейчас проверил сообщения.
— Есть новости?
— Ага, только не те, каких я ждал.
— В смысле?
— Сильвен Франсуа не убийца. К тому же он носит сороковой или сорок второй размер.
— Тогда в чем дело?
Волокин изложил суть дела. Страх Гетца. Еl Ogro. Разговоры о чудовище, которое похищает детей из-за их голосов.
Касдан не увидел в этих сведениях ничего стоящего:
— Чушь собачья.
Волокин извлек свой походный набор для косяков. Касдан проворчал:
— Ты не мог бы сделать передышку?
— Мне это полезно. Езжайте. Здесь повсюду легавые.
Касдан тронулся с места. За рулем он успокаивался, а ему это было необходимо.
— А что у вас? — спросил Волокин, склонившись над папиросной бумагой.
— Я нарвался на двух единственных в мире священников-криминологов.
— И что нам это дает?
— Дурацкие, но заразные теории.
— Например?
Касдан не ответил. Он поехал вверх по улице Шатоден до станции метро «Каде», затем свернул направо, на улицу Сольнье. У него была цель. Несколько сотен метров он ехал по улице Прованс против движения, словно у него был спецсигнал и настоящее удостоверение полицейского. Добравшись наконец до улицы Фобур-Монмартр, густо запруженной прохожими, остановился перед «Фоли-Бержер».
— Почему здесь? — спросил Воло, доводя до совершенства и без того уже безупречный косяк.
— Из-за толпы. Лучшего прикрытия не придумаешь.
Русский согласился, закуривая самокрутку. Клубы ароматного дыма заполнили салон. На самом деле для Касдана это было особенное место. В конце шестидесятых он влюбился в танцовщицу из «Фоли-Бержер». Эти воспоминания со временем не померкли. Как он в полицейской форме ждал ее в патрульной колымаге. Как она после выступления, все еще с блестками на груди, садилась к нему в машину. И ее вечные отговорки. Она была замужем. И не любила ни легавых, ни парней на мели…
Касдан молча улыбался. Воспоминания убаюкали его. Он уже в том возрасте, когда любой парижский квартал связан для него с памятным событием.
— Обхохочешься, — ухмыльнулся Воло. — Курю я, а вставляет вас.
Армянин очнулся от воспоминаний. В машине висела плотная дымовая завеса. Ни зги не видно.
— Не опустишь стекло со своей стороны?
— Легко, — ответил русский. — Так что за теории?
Касдан повысил голос, чтобы перекричать гул толпы, заходившей в театр:
— Оба священника подметили любопытную деталь. В общем-то вполне очевидную.
— Что за деталь?
— Отсутствие мотива. Не было причин устранять Гетца. Я повелся на твои россказни о педофилии, но никаких доказательств мы не нашли.
— А политический след?
— Одни догадки, ничего конкретного. Даже если допустить, что бывшие генералы устраняют лишних свидетелей, хотя и само по себе это дикость, к чему им все так усложнять? Увечья, надпись и прочее.
— И что дальше?
— Кюре выдвинули версию о серийном убийце. Которому не нужен особый мотив, он получает удовольствие от убийства.
