Джин Корелиц - Ты должна была знать
– Привет, – сказала Грейс.
Генри кивнул и покосился на дверь своей комнаты. Только тогда Грейс сообразила, что загораживает ему дорогу.
– До дома дошел благополучно? – спросила она.
– Кто были те двое? – задал встречный вопрос Генри. Видимо, решил сразу перейти к делу.
– Из отделения полиции приходили. Так, ничего особенного.
Генри замер, держа мюсли в вытянутой руке. Ни дать ни взять орел на государственной печати США, у которого в лапах зажаты оливковая ветвь и стрелы. Брови Генри нахмурились под непослушными вихрами. Кстати, давно пора его подстричь.
– В смысле – ничего особенного?
– Слышал про мальчика из вашей школы? У которого мама… умерла?
– Ну, слышал, – кивнул Генри. – А ты здесь при чем?
Грейс пожала плечами, демонстрируя, что это не их проблема. Во всяком случае, ей очень хотелось, чтобы это действительно была не их проблема.
– Мама этого мальчика тоже была в родительском комитете. В том самом, который организовывал аукцион. Но я ее почти не знала. Всего один раз говорили, на собрании комитета. Так что полиции ничем помочь не смогла.
– Кто ее убил? – неожиданно спросил Генри. И тут Грейс поняла – раз такая история произошла в его школе, он опасается, что с ней может случиться то же самое, что и с Малагой Альвес. Генри всегда был нервным мальчиком. В раннем детстве даже мультфильмов боялся. А в летнем лагере, по рассказам воспитателей, стоял возле туалета, дожидаясь, когда туда пойдет кто-то из других мальчиков. Один идти не хотел ни под каким видом. Даже теперь Генри постоянно надо было знать, где она. Грейс знала: когда подрастет – пройдет, но в какой-то степени это было частью характера.
– Зайчик, – ласково произнесла Грейс, – полицейские непременно найдут того, кто это сделал. Убийце преступление с рук не сойдет. Не волнуйся.
«Понимаю, я хочу его оградить», – подумала Грейс. Конечно же хочет. Это не только ее материнский долг, но и искреннее желание. А пока Грейс решила выкинуть из головы все мысли об этих подозрительных, навязчивых копах.
Генри кивнул. Его лицо показалось Грейс худым – хотя, возможно, мальчик просто растет. Когда ребенок становится старше, голова меняет форму, а вместе с ней – очертания челюстей, скул, посаженность глаз. Кажется, скулы Генри немного выдвинулись вперед, выпирая под кожей и отбрасывая легкие тени. Он будет красивым мужчиной, совсем как его отец. Впрочем, на отца-то Генри как раз мало похож. Вылитый дед, вдруг поняла Грейс.
– А где папа? – спросил Генри.
– В Кливленде. Наверное, завтра вернется. Он тебе не сказал, когда прилетает?
Впрочем, не стоило спрашивать у сына, когда возвращается муж. Но слово не воробей.
– Нет. Я и про Кливленд только от тебя услышал.
– Надеюсь, успеет вернуться к ужину с дедушкой и Евой.
Генри ничего не сказал. Ева ему нравилась. В конце концов, она была единственной бабушкой, которая у него когда-либо будет – если, конечно, мать Джонатана вдруг не решит измениться. Оба родителя Джонатана уже несколько десятков лет страдали от зависимостей, наличие которых у себя признавать не желали. Джонатан рассказывал, что Наоми была алкоголичкой, а Дэвид начиная с семидесятых годов ни дня не мог продержаться без валиума. Кроме того, оба даже не пытались воспитывать младшего брата Джонатана, неисправимого бездельника, который так и не закончил колледж и ни на одной работе подолгу не держался. Жил в подвале у родителей, а все внимание и финансовая поддержка доставались ему одному. Амбиции и честолюбие Джонатана озадачивали его близких, а желание помогать несчастным и нуждающимся и вовсе внушало легкую оторопь. Все эти годы семья проживала в Рослине, однако с таким же успехом Саксы могли обитать на Луне. Ни с бабушкой, ни с дедушкой, ни с дядей Генри знаком не был.
Грейс и сама ни разу толком не общалась с родными Джонатана. Была донельзя формальная церемония знакомства, потом чрезвычайно неловкий выход в город. Сначала посидели в китайском ресторане, толком не зная, как поддержать разговор. Потом из чистого чувства долга отправились в Рокфеллеровский центр посмотреть на рождественскую елку. При этом репликами обменивались только на самые нейтральные темы. На свадьбу родители Джонатана не пришли. Правда, явился брат. Стоял позади небольшой группы гостей на пологой лужайке позади домика у озера в Коннектикуте. А во время приема как-то незаметно ушел не прощаясь. С родителями же Грейс виделась всего несколько раз. К примеру, они нанесли запомнившийся напряженной атмосферой визит в больницу Ленокс-Хилл на следующий день после рождения Генри. Особое внимание Грейс обратила на тот факт, что в качестве подарка мистер и миссис Сакс принесли старое, явно сшитое вручную одеяльце, которому было лет двадцать, не меньше. Возможно, у них с этой вещью были связаны какие-то особые чувства, но Грейс поражало, как можно настолько легкомысленно относиться к гигиене. Ну уж нет, она не намерена укрывать своего горячо обожаемого и долгожданного ребенка неоднократно использованным одеяльцем, от которого, вдобавок, уже начинало попахивать. Кто знает, вдруг Саксы купили его уже подержанным? С разрешения Джонатана Грейс выбросила подарок в стоявшее в палате мусорное ведро.
Ни один из троих Саксов не проявлял по отношению к Грейс ни малейшего интереса. Впрочем, ее этот факт особо не смущал. Но то, что они совсем не интересовались внуком и племянником… Теперь Грейс понимала, что Джонатан явно был очень умным и целеустремленным ребенком, ведь он совершенно самостоятельно, без всякой помощи сумел добиться таких высот. Ее муж – настоящий герой. Самой Грейс с подобными трудностями иметь дело не приходилось. Конечно, ее родители не слишком демонстрировали свои чувства, но Грейс никогда не чувствовала себя нежеланной. Папа и мама ценили ее и часто говорили, как важно добиваться успеха в своем деле, получить хорошее образование, быть любознательной, заботиться не только о собственной персоне, но и о других, оставить свой след. А Джонатана этому никто не учил, и на поддержку рассчитывать не приходилось. Мальчик рос почти беспризорным и вынужден был сам пробивать себе дорогу. Грейс не жалела мужа, потому что жалости он не любил, но искренне огорчалась из-за Генри. Сын заслуживает, чтобы у него была хотя бы одна настоящая бабушка.
– Много задали? – спросила Грейс.
– Не очень. Кое-что успел сделать в школе. Только надо еще к контрольной подготовиться.
– Хочешь помогу?
– Может, попозже. Сначала хочу позаниматься сам. Давай закажем на ужин чего-нибудь из «Свиного рая».
Они всегда заказывали там ужин, когда Джонатана не было дома. Традиции муж, конечно, не соблюдал, но китайскую кухню не любил. Дедушке и Еве мать с сыном про «Свиной рай» не рассказывали.
– Нет, я сегодня купила бараньи отбивные.
– Здорово!
Грейс отправилась на кухню готовить ужин, а Генри пошел к себе в комнату, якобы заниматься. Слегка унять разыгравшуюся после встречи с полицейскими злость Грейс помогли пол бокала холодного шардоне. Потом она достала паровую корзину, чтобы приготовить цветную капусту. Наконец кастрюля стояла на плите, отбивные были приправлены, а полкочана бостонского латука были порезаны в кухонном комбайне. Уняв раздражение, Грейс попыталась снова дозвониться до Джонатана, но опять попала на автоответчик. Оставив короткое сообщение с просьбой перезвонить, Грейс набрала папин номер. Гудки были долгие – по ним сразу было слышно, что на домашнем телефоне у папы автоответчик старый, с нечетким звуком и длинным гудком. Но тут подошла Ева.
– Ал-лооу, – произнесла она с вопросительной интонацией в голосе. Определителя номера у папы не было, поэтому, кто звонит, Ева не знала. DVD-проигрыватель и компьютер в доме также отсутствовали. Отец и мачеха Грейс перестали осваивать новые технологии после появления первых кнопочных телефонов и видеокассет. Коллекция записей лучших спектаклей восьмидесятых годов вполне их удовлетворяла. Грейс и дети Евы настояли на том, чтобы старики обзавелись мобильниками, но на обоих телефонах сзади была приклеена скотчем бумажка с инструкциями и нужными номерами. Грейс знала, что отцу на мобильный звонить ни к чему, да и отец Грейс ни разу по нему не звонил.
– Привет, Ева, это Грейс.
– A-а… Грейс.
Голос звучал не столько разочарованно, сколько уныло, будто данное разочарование было ожидаемым.
– Как поживаешь? – задала обычный вопрос Грейс. До войны родители Евы жили в Вене и были богатыми светскими людьми, поэтому на новую, хотя и такую же обеспеченную жизнь в Нью-Йорке аристократические привычки, разумеется, тоже распространились. Разговаривая с Евой, нельзя было сразу переходить к делу. Пожелай Ева обзавестись профессией – впрочем, желание работать у нее ни разу не возникало, – она могла бы добиться больших успехов, муштруя новобранцев в армии.
– Спасибо, не жалуюсь. Вы ведь завтра придете на ужин, не правда ли?
