Стивен Кинг - Кладбище домашних животных
– Джад…
– Не спрашивай, Луис. Пусть случится, что случится. Только помни: надо следовать зову своего сердца.
– Но…
– Ничего больше. Пусть случится, что случится, Луис. И следуй зову своего сердца. В этот раз мы все сделали правильно… так что, надеюсь, с Черчем будет все в порядке. В другой раз что-то может не получиться.., не получиться, черт побери!
– Ты можешь мне ответить на один вопрос?
– Хорошо. Сперва задай, а потом посмотрим.
– Откуда ты узнал о том месте? – этот вопрос пришел Луису в голову по пути назад, ведь Джад мог и сам быть отчасти Микмаком. – хотя он был не похож на индейца, выглядел так, словно все его предки были стопроцентными англичанами.
– От Станни, – сказал он, посмотрев на Луиса удивленно.
– Вот так просто он тебе рассказал?
– Нет, – ответил Джад. – Это не то место, о котором можно вот так просто рассказать. Я похоронил там моего пса Слота, когда мне исполнилось десять лет. Мой пес погнался за кроликом и налетел на ржавую, колючую проволоку. Рана загноилась, и пес умер.
Тут было что-то не так, что-то не вязалось с тем, что Луис слышал раньше, и он досадовал, что попал в тупик и не может вспомнить, понять в чем дело. Но Джад больше ничего не сказал, только внимательно посмотрел на Луиса.
– Спокойной ночи, Джад, – сказал Луис.
– Спокойной ночи.
С киркой и лопатой на плече старик пересек дорогу.
– Спасибо! – поддавшись какому-то импульсу, воскликнул Луис.
Джад не повернулся; он только поднял руку, давая понять, что слышит.
И тут неожиданно в доме Луиса зазвонил телефон.
* * *
Луис побежал, содрогнувшись от боли, которая вспыхнула в верхней части тела и спустилась вниз, – боли перенапряженных мускулов. Но когда он заскочил в теплую кухню, телефон прозвонил всего шестой или седьмой раз. Звонок оборвался, когда Луис схватился за трубку. Поднеся трубку к уху, Луис сказал: «Алло», но ответил ему только долгий гудок.
«Это – Речел, – подумал он, – но я же могу перезвонить ей».
Неожиданно набрать номер Чикаго оказалось такой трудной работой.., так же трудно как танцевать с матерью Речел.., о, ошибочка.., как танцевать с ее отцом, размахивающим чековой книжкой.., готовым заплатить за Речел…и потом еще Элли! Элли могла захотеть поговорить с папочкой. В Чикаго время сдвинуто на час. Элли могла спросить папочку, как чувствует себя Черч.
«Замечательно. Черч великолепен. Попал под грузовик „Оринго“. Однако, я не уверен, что это был грузовик „Оринго“. Кто еще может не оценить драматичность того, что случилось, если вы понимаете, что я имею в виду? Не понимаете? Да ладно, не обращайте внимания… Грузовичок прикокнул кота, но нет, что вы, ничуть не изуродовал. Джад и я похоронили котика в земле, где в старые времена хоронили своих мертвецов добрые Микмаки. Это своеобразная такая пристроечка к Хладбищу Домашних Любимцев, если вы понимаете, что я имею в виду – Да, как-нибудь отведу вас туда. Мы возложим цветы к могилке.., ах, извините, к пирамидке нашего котика… Конечно, после того, как трясинка замерзнет, а мишки отправятся спать на зиму».
Повесив трубку, Луис завернул в ванну и наполнил ее горячей водой. Сняв одежду, он выкупался. Назло холоду он пропотел, словно побывал в парилке, да и воняло от него страшно.
В холодильнике оставались бефбуи. Луис отрезал несколько ломтиков, взял кусок хлеба с тмином и прибавил два толстых кружка салатного лука. Мгновение он созерцал свое творение, а потом полил его кетчупом и накрыл еще одним куском хлеба. Если бы Речел и Элли были рядом, они скривили бы носы в одинаковой гримасе отвращения.., ох, и толстый же сэндвич получился!
«Хорошо, но вы упустили случай покривить носами, мои милые дамы», – подумал Луис и с жадностью и удовольствием проглотил сэндвич. На вкус просто великолепно! «Поговорка гласит: кто пахнет как свинья, ест как волк», – подумал Луис и улыбнулся. Он послал следом за сэндвичем несколько больших глотков молока из картонного пакета.., еще один поступок, увидев который, Речел бы нахмурилась. А потом он отправился в кровать, не почистив зубы! Боль растаяла, став едва ощутимой, ноющей, и Луис стал чувствовать себя почти хорошо.
Его часы оказались на том самом месте, где он их оставил, и Луис посмотрел, который час. Десять минут девятого! На самом деле невероятно!
Луис выключил свет, лег на бок и уснул.
Он проснулся часа в три ночи и, шаркая, отправился в туалет. Мочась, он зажмурился от яркого света лампы, словно сова, а потом неожиданно понял, в чем противоречие, которое не давало ему покоя, и глаза его вылезли из орбит.., словно два куска соединились с глухим стуком и отскочили в разные стороны.
Вечером Джад сказал ему, что его пес умер, когда Джаду было десять.., умер от инфекции после того, как налетел на кусок ржавой, колючей проволоки. Но в конце лета, когда они все вместе ходили на Хладбище Домашних Любимцев, Джад говорил, что собака умерла от старости и была похоронена на хладбище – он даже показал надгробие, хоть годы и стерли надпись, нацарапанную на нем.
Луис спустил воду, выключил свет и вернулся в постель. Что-то еще было неправильно.., и тут он понял, что еще не так. Джад родился одновременно с веком, а в тот день на Хладбище Домашних Любимцев он сказал Луису, что его собака умерла в первый год Первой Мировой. Тогда Джаду было четырнадцать, если он имел в виду начало войны в Европе. Его призвали, когда ему исполнилось семнадцать, но Америка уже перестала участвовать в военных действиях.
Но вечером Джад сказал, что Слот умер, когда Джаду было десять лет…
«Ладно, Джад – старик, а старые люди могут путаться в воспоминаниях, – с облегчением подумал Луис. – Джад сам говорил, что замечает, как забывает имена и адреса, которые знал раньше; иногда встает утром, пытаясь вспомнить, что он накануне планировал сделать в это утро. Для человека его возраста, слава Богу, он обладает великолепной памятью.., но, может, как раз тут старость одержала верх; забывчивость, так звучит даже лучше правильнее. Ничего особенного в том, что человек забыл точную дату смерти собаки, когда прошло лет шестьдесят. Да и обстоятельства, при которых она умерла, забыл. Забыл и все».
Но Луис не мог уснуть. Долго он лежал, не засыпая, вслушиваясь в тишину пустого дома, а ветер шуршал плющом снаружи.
Наконец, он уснул, не сознавая, когда перешел грань сна, но, видимо, он все– таки уснул, потому что, если бы он не уснул, как бы он услышал шлепанье босых ног, шаги кого-то, кто медленно поднимался по лестнице? Тогда Луис подумал: «Оставь меня, Пасков! Оставь меня одного, что сделано, то сделано. Что умерло, то умерло…» И шаги стихли.
И хотя множество других необъяснимых вещей еще случилось за этот насыщенный событиями год, Луиса больше никогда не беспокоил призрак Виктора Паскова, как наяву, так и во снах.
Глава 23
Луис проснулся в девять часов утра на следующее утро. Яркий, солнечный свет потоками лился через восточное окно спальни. Зазвонил телефон, Луис потянулся и взял трубку.
– Алло?
– Эй! – сказала Речел. – Я тебя разбудила? Надеюсь, что так.
– Вредина, ты и правда разбудила меня, – ответил Луис, улыбаясь.
– Оооо, какие грязные выражения, ты.., старый медведь, – сказала Речел. – Вчера вечером я пыталась дозвониться до тебя. Был у Джада?
Луис поколебался одну крошечную часть мгновения.
– Да, – ответил он. – Немного пива. Норма отправилась на какой-то ужин в честь Дня Благодарения. Я думал позвонить тебе, но.., ты знаешь…
Они немного поболтали. Речел рассказала ему о своей семье, то, без чего Луис мог бы спокойно прожить, хоть и получил небольшое удовлетворение, узнав, что отец Речел почти облысел.
– Хочешь поговорить с Гаджем? – спросила Речел. Луис усмехнулся.
– Конечно, – сказал он. – Только не давай ему отключить линию, как он делал раньше.
На другом конце провода сильно загрохотало. Луис смутно услышал, как Речел уговаривает ребенка сказать папочке «Эй». Наконец Гадж позвал:
– Эй, папа!
– Привет, Гадж, – весело сказал Луис. – Как дела? Как твоя жизнь? Ты снова утянешь дедушкину подставку для трубки? Надеюсь на это. Может, ты помнешь его коллекцию чеканки, как в прошлый раз?
Гадж секунды три счастливо бубнил, пересказывая что-то, жадно глотая слова и лепеча, и все же в его лепечущем рассказе оказалось несколько слов, которые можно было распознать: «мама», «Элли», «деда», «баба», «биб» (произнесенное в лучших традициях янки – «биипф». Луис удивился такому произношению).
Наконец, Речел под негодующие завывания Гаджа забрала у него телефонную трубку, к неизмеримому облегчению Луиса. Он любил своего сына и скучал по нему, словно безумный, но поддерживать разговор с ребенком, которому еще нет двух лет, то же, что играть в карты с лунатиком; непонятно, что и как, а потом вы оказываетесь круглым дураком.
