Франк Тилье - Головоломка
– Нет, извини. Театр видел – в параллельном коридоре, возможно, твоя музыкальная комната тоже где-то там.
– Ладно, попробую найти.
Моки шагнул к двери, и Илан после секундного колебания окликнул его:
– Подожди… Можешь задержаться на минутку?
Булл-20 вернулся, толкнув створку ладонью, и спросил Илана, сидевшего на корточках рядом со стулом и осматривавшего кожаные подлокотники:
– Имеешь представление, как эта штуковина работала?
– А ты что, хочешь сделать тосты?
– Просто любопытно.
Моки посмотрел на часы, подошел ближе и потрогал один из железных браслетов.
– Металл – проводник, значит ток проходит здесь. – Он с трудом опустился на колени и начал разглядывать пол под стулом. – Тебе, кстати, известно, когда впервые опробовали электрический стул?
– Знал когда-то. Кажется, в конце девятнадцатого века.
– В тысяча восемьсот девяностом, на заключенном по фамилии Кемлер. Повешение считали слишком жестоким способом умерщвления, вот и решили придумать что-то новенькое. Теперь усаживают человека на стульчик и поджаривают ему мозги. Гуманисты хреновы…
Моки не удалось сдвинуть стул – ножки были прочно прикручены к полу.
– Из головы не идет история о «незваном госте»… ну, о чужаке. По-моему, Рею Лепренсу нечего здесь делать. Он похож на туриста.
– Внешность обманчива. Ты на себя посмотри.
Моки осклабился:
– А вдруг он и правда украл данные у парнишки-аутиста и проник в «Паранойю» благодаря его открытиям? Наш Рей не похож на искателя сокровищ и любителя загадок, так что сам вряд ли бы сюда добрался. Типы вроде Гадеса на раз вычислили бы шарлатана.
– Может, ему улыбнулась удача или он «сделал» на дистанции другого игрока, кто знает.
– Увидим.
Моки кивнул на розетку под зеркалом:
– Никакого провода, он не подключен.
– Может, кабели протянуты под полом и идут через ножки?
Моки тяжело поднялся, и Илан услышал, как захрустели его коленные чашечки.
– Я в этом не разбираюсь. Судя по следам ногтей на подлокотниках, использовали пыточную машину часто. Лечили людей при помощи этой мерзости. Причиняли боль и терзали мозги.
– Наверное, процедуры действовали и на память…
– Еще как действовали! В шестидесятых ЦРУ использовало такие методики для «промывания мозгов», так называемого mind control – управления сознанием.
– Расскажи поподробней.
Моки бросил взгляд на дверь, на камеру и сказал:
– Как-нибудь потом.
Он достал из кармана сигарету и зажигалку.
– Последняя затяжка осужденного на смерть. Не возражаешь, если я подымлю, прежде чем пойду дальше? Треклятая музыкальная комната не обозначена на плане. Не уверен, что она вообще существует.
Илан указал рукой на стул:
– Садись и кури на здоровье.
Моки криво ухмыльнулся:
– Какой ты милый… Я, конечно, мазохист, но не до такой же степени. А вдруг он в «рабочем состоянии» и поджарит мне мозги, в точности исполнив правило № 2 нашего великолепного приключения? Да вы осаду сможете выдержать, питаясь моей тушей. Сам садись.
– Ну уж нет, спасибо. Я против смертной казни.
Гаэль затянулся, выдохнул дым через нос и уставился на Илана с хитрым прищуром:
– А я настаиваю. Ну пожалуйста. Покажи, чего стоишь, что не боишься этого стула. В конце концов, ты ведь у нас «пациент», а любой пациент хоть раз в жизни должен испытать этот агрегат.
– Нет, не имею желания.
Илан решил отойти в сторону, но Моки преградил ему путь:
– Будет лучше, если ты сделаешь это по доброй воле. Давай.
В голове Илана прозвучал сигнал тревоги. Взгляд Моки изменился, стал жестким. Он схватил его за плечи и толкнул на сиденье. Илан попытался вскочить, и ему показалось, что на него навалились тридцать восемь тонн груза. Моки придавил руки Илана к подлокотникам и застегнул браслеты.
– Не дергайся, покалечишься.
– Отпусти!
Моки прижал лодыжки Илана к креслу и мгновенно защелкнул на них стальные обручи, так что нельзя было не только вырваться, но даже шевельнуться.
– Ты что, совсем сдурел, кретин? Отпусти меня сейчас же!
Моки распрямился, выдохнул дым, посмотрел на Илана, не зная, на что решиться, что сказать, выбросил окурок, раздавил его каблуком и сказал сожалеющим тоном:
– Вот дерьмо… Я этого не хотел, ты сам напросился. Какого черта ты тут забыл? Не мог… ну, не знаю… побыть в другом месте? – Он поднял глаза на соперника, сжимавшего кулаки в бессильной злобе. – Прости, мужик, я не виноват. Не нужна мне была никакая музыкальная комната, так просто ляпнул. Это… Это они. Хотят натравить нас друг на друга.
– Не поступай так со мной, Гаэль. С игрой что-то нечисто. Мы оба это знаем. Освободи меня, ну пожалуйста!
Моки зажал уши ладонями и заметался по комнате.
– Прекрати! Все будет в порядке. Пусть лебедь останется при тебе, я не жульничаю, хотя другие наверняка поступили бы иначе. Через час-другой выберешься, не робей. Дотянешься до кнопок и разблокируешь браслеты.
– Как, черт тебя дери?
– Как-нибудь. А если не сумеешь, в 19:00 они сами раскроются. Наверное… Наверняка. Это просто игра, не забыл? Я тебе зла не желаю. Понимаешь?
Моки отступал спиной к двери, не переставая извиняться, а Илан продолжал умолять.
Моки вышел, закрыл за собой дверь, щелкнул замок.
В комнате, где стены поглощали даже эхо криков, наступила полная тишина.
34
Это была не игра.
Илан находился в закрытой на ключ комнате, был привязан к стулу и ничего не мог сделать. Он жутко замерз. Ноги и плечи затекли, в затылке угнездилась боль. Он так долго кричал, что сорвал голос.
Взглянуть на часы не представлялось никакой возможности – мешали рукава куртки и свитера, но он был уверен, что прошло не меньше двух-трех часов и скоро раздастся сигнал отбоя.
Он проведет свою первую ночь без воды и еды, в звукоизолированном помещении с желтыми стенами. Хлоэ, конечно, заметит его исчезновение, но что она сможет сделать? Весь свет в клинике погаснет, кандидаты будут сидеть по комнатам, как крысы. Хлоэ в лучшем случае появится утром – если Моки признается, что запер его здесь. Признается? Вряд ли. Выглядит этот тип как большой безобидный медвежонок, но на самом деле он опасный соперник.
Илан взглянул на глазок камеры. Повернул голову к зеркалу. Наверное, Гадес стоит по ту сторону за пюпитром, наблюдает за ним, как за ярмарочным уродцем, и делает заметки.
– Да что вам нужно, в конце-то концов?! – прошептал он, уронил подбородок на грудь и закрыл глаза.
Правило № 1. Что бы ни произошло, что бы вам ни пришлось пережить, это не реальность. Это игра.
Плевать на принцип, у него скоро лопнет мочевой пузырь, через час или два придется писать под себя. Может, они этого и ждут? Хотят посмотреть, как «подопытный» обделается?
Правило № 2. Один из вас умрет.
Фраза все громче звучала в мозгу Илана. Умрет он. Банда извращенцев будет наблюдать, как он медленно подыхает, не зря же здание нашпиговали камерами. Возможно, некие богатенькие вуайеристы с замашками садистов выложили немало денег, чтобы насладиться жестокой смертью в прямом эфире. Или это новый вид реалити-шоу, трешевый экстрим?
Нужно признать очевидное: было безумием отправляться в это жуткое место в горах, никого не предупредив. Почему он не почувствовал опасность, как дал заманить себя в ловушку?
Правило № 3. Ваши друзья – ваши враги. Сумеете отличить одних от других?
Чужак или чужаки… Что, если чужак – Моки? Может, именно он правая рука Гадеса, палач?
У Илана совсем не осталось сил. Сколько времени человек может выдержать в таком положении? Их изведут – всех, одного за другим, и тела никогда не найдут.
Илан открыл глаза. Комната вращалась, как во сне, дверь колыхалась, все плыло. Его организму не хватает сахара, калорий, сейчас случится приступ гипогликемии.
Через какое-то время Илан поднял голову, разлепил тяжелые веки, заметил, что дверная ручка поворачивается, и судорожно вцепился в подлокотники.
– Я здесь! – крикнул он. – Я – Илан Дедиссет, кандидат номер восемь, меня заперли! Откройте, умоляю!
Ответа не последовало. Илан начал что было сил раскачиваться взад и вперед, кожаное сиденье заскрипело. Он не сошел с ума, ему не померещилось: кто-то пытался войти, ему сейчас помогут.
Медленно тянутся минуты… глазные яблоки движутся под веками… он впадает в дремоту… просыпается с мерзким вкусом во рту.
Внезапно из ниоткуда возникает голос: он нигде и везде. Илан втягивает голову в плечи, ждет боли и судорог в затекшем теле.
– Цель этого теста – показать, что индивидуум проявляет лучшую способность запоминания, если знает, что каждая его ошибка повлечет за собой наказание. Тот же рефлекс вырабатывается у непослушного ребенка, которого родители наказывают за нарушение дисциплины. Точно так же человек запоминает опыт ожога.
