Дарья Донцова - Эта горькая сладкая месть
У родителей откуда-то взялись деньги, и они переехали из маломерной “хрущобы” в отличную трехкомнатную квартиру. Старая бабулька, страдавшая недержанием, не выдержала переезда и умерла. Папенька, маменька и младшая сестрица кайфовали каждый в своей комнате. Игорь стал совсем посторонним, даже перестал ругаться. А на днях он сказал Ксюше, что любит другую женщину – эстрадную певицу Алину Кармен. Жить теперь станет у нее, а Ксюше начнет просто давать деньги. Бедная девчонка робко осведомилась, означает ли это развод? Тут Игорь повел себя очень странно.
– Не могу развестись с тобой, пока родители живы, – заявил он. – Разрыв брака – слишком сильный удар для мамы, поэтому официально пока не будем ничего оформлять.
Ксюша оторопела, потом засмеялась.
– Да твоя мамуля умрет от счастья, узнав, что ты меня бросил. Игорь вздохнул.
– Увы, развестись не могу, если хочешь знать, меня просто принесли в жертву.
Ксюша обозлилась, обозвала мужа последними словами и сообщила, что она сама ни за что не даст ему развода.
– Да успокойся, – процедил муженек, – будем еще много лет друг с другом мучиться.
Ночью Ксюша решила все-таки попробовать помириться. Она вымылась в ванне, нацепила черное кружевное бельишко и залезла к мужу под одеяло. Тот спросонья сначала обнял жену, потом резко сел и гаркнул:
– Сказал же, разводиться не буду, но жить теперь стану как хочу!
Рыдающая Ксюша ушла в ванную, а когда вернулась, мужа не было. Не пришел он ни утром, ни днем. Зато появилась “доктор” с рассказом о юном любовнике Алины Кармен.
– Я молча выслушала сопливый рассказ и только в конце поинтересовалась:
– Значит, вы никогда не жили у твоих родителей?
– Что я, с дуба упала? – фыркнула девчонка. – Да с папашкой же ужиться невозможно.
– И у Светланы Павловской тоже не селились?
– Да вы чего? Она даже по телефону не разговаривает, если звонит. Услышит мой голос и трубку сразу бросает.
Странно, Валерий излагал другую версию: сначала жили у ее родителей, потом у его. Не смогли ужиться ни с теми, ни с другими, поэтому пришлось продавать квартиру. Зачем бы ему мне врать?
Жара не спадала, но, к счастью, на этот раз “Вольво” оказалась в тени. Я залезла на сиденье и предалась раздумьям, но тут зазвонил мобильный.
– Дарья Ивановна, – сказал укоризненный женский голос, – что же вы не интересуетесь результатами анализа?
Это беспокоилась милая докторша из диспансера. Аделаида Павловна попеняла немного на мою безответственность и велела немедленно явиться на прием. Я покорно поехала на улицу Мельниковой.
Мрачный и грязноватый диспансер разбудил самые неприятные воспоминания. Вот из этого кабинета выносили бездыханное тело Катюши. Что она пробормотала перед смертью: Виолетта, страшная?..
Аделаида Павловна высунулась в коридор:
– Васильева, заходите!
– Она позже пришла! – закричала тучная старуха, подскакивая к двери.
– Здесь врач решает, кто первым входит, – отрезала добрая докторша и втянула меня в кабинет.
С видом жертвы я примостилась на краю ободранного стула и приготовилась слушать приговор,
Онколог рассмеялась.
– Не дергайтесь, все в полном порядке, всего лишь маленькая симпатичная липома. Ничего опасного, ангиной заболеть и то хуже.
– Значит, можно больше не приходить?
– К сожалению, липому следует удалить.
– Ни за что!
Аделаида Павловна заглянула внутрь конверта, который положили к ней на стол, и приступила к уговорам. Через десять минут сопротивление было сломано, и доктор стала звонить по телефону.
– Завтра к десяти утра приедете в онкологическую больницу № 756.
– Онкологическую?! – испугалась я.
– Конечно, липома доброкачественная, но все-таки опухоль, и удаляют ее только в специализированных учреждениях.
– Сколько стоит операция?
– Больница бесплатная, поэтому туда довольно большая очередь, но я договорилась, и хирург Свистунов положит вас прямо завтра. – Не хочется бесплатно, – испугалась я, вспомнив докторшу Шаранко. – Может, лучше в клинику 4-го управления попробовать? Аделаида Павловна хитро прищурилась. – Знаете поговорку: полы паркетные, врачи анкетные? А Семен Анатольевич опытнейший хирург, там каждый день по две-три операции делают. Вы же не на месяц укладываетесь! Несколько дней полежите – и домой. Липому вообще амбулаторно делают. А что бесплатно, так это не совсем верно. Дадите доктору Свистунову триста долларов, лады? Я облегченно вздохнула. Чудесно, просто замечательно: ничего так не боюсь, как бесплатной медицины.
Наутро мы с Кешкой стояли перед кабинетом. Приятный молодой хирург довольно небрежно поглядел на шишку и сказал:
– Прелестно, оформляйтесь и идите в 215-ю палату.
Мы побрели по длинному, пахнущему хлоркой коридору. Навстречу все время попадались женщины со стеклянными банками. От банок отходили трубки и исчезали под одеждой. Боже, какой ужас!
215-я палата оказалась двухместной. На второй кровати лежал прехорошенький розовый халатик.
– Здорово, – обрадовался Кеша, – твоя сокамерница ходячая, и похоже, что не старая.
Я стала переодеваться, сын пошел за доктором. Хирург довольно потер руки и сообщил:
– Сегодня сдаем все анализы, завтра оперируемся.
– Завтра?!
– Зачем тянуть? Вмешательство ерундовое, под местным наркозом делаем.
– Ой, не хочу под местным, больно будет.
– Ладно, – покладисто отозвался врач, – дадим общий. А сейчас бегом кровь сдавать.
До обеда я носилась по разным кабинетам, проходя кучу анализов. В три часа пришла в палату и позвонила Павловским, подошла Жанна.
– Передайте, пожалуйста, Виолетте Сергеевне, что у меня заболел отец и я на неделю уехала домой.
– Хорошо, – равнодушно сказала Сокова и шмякнула трубку.
Я перевела дух и собралась попить кофейку, но тут явился анестезиолог и велел ничего не есть. Потом принеслась медсестра с клизмой, следом другая с кучей уколов. Короче, к половине восьмого вечера меня так накачали транквилизаторами, что я заснула без задних ног.
Пробуждение оказалось не из приятных.
– Васильева, вставайте на операцию. Тряся головой, я села на кровати. Молоденькая сестричка протягивала грязноватую простынку в каких-то пятнах.
– Давайте, давайте, вас ждут. Я потянулась за халатом.
– Нет, нет, – остановила девчонка, – раздевайтесь догола. Сейчас ляжете на каталку, мы вас простыней закроем.
Пришлось вылезать из пижамки и нагишом топать к двери. То ли оттого, что только покинула теплую постель, то ли от страху стало безумно холодно. Зубы заклацали, ноги затряслись. Медсестра глянула на жертву равнодушным взглядом.
– Не надо бояться, доктор Свистунов великолепный специалист. У нас по отделению смертность всего 3, 5 процента.
Я задрожала еще пуще. Значит, из ста больных у них 3, 5 отбрасывают тапки. Какая-то страшная цифра. Три с половиной картошки представляю, три с половиной больного нет. Но размышлять некогда.
Сестричка ругалась с кем-то в коридоре. Увидев меня в чем мать родила, девчонка раздраженно сказала:
– Пока копались, каталку увезли.
– Давайте так пойду!
– Не положено!
– Да ладно вам, – вздохнула я, – никто не узнает.
Девушка замотала меня в простыню, и, напоминая римского патриция в бане, я двинулась к операционному столу.
В коридоре с надписью: “Тихо. Идет операция”
Стоял жуткий гвалт. Гремели железки, вопило радио, и две тетки на повышенных тонах обсуждали какую-то Петровну.
Медсестра кивнула головой на кушетку, где в беспорядке валялись скомканные желтоватые простынки вроде той, что укутывала мое тело.
– Садитесь и подождите. Сейчас приготовят операционную.
Я тихо села в углу. По полу немилосердно дуло, через пару минут руки и ноги превратились в ледышки. Из операционной все время выходили какие-то женщины в голубых пижамах. Хотелось спать, и я тихо стала клевать носом, поджав под себя пятки.
Разбудил шум. Очевидно, что-то случилось, потому что все бегали, как тараканы, и кричали. До моего уха донеслись фразы “самовольно ушла”, “предупредить охрану”, “в палате не обнаружена”. Суматоха нарастала. Интересно, когда вспомнят про меня?
Тут одна из кричавших, держа в руках ворох грязного белья, приблизилась к кушетке, увидела меня и заорала как ненормальная:
– Васильева? Липома?
– Да, – робко пробормотала я.
– Так какого черта сидишь молча? Мы тебя полчаса ищем!
Интересное дело, я гудки, что ли, должна подавать? Подталкивая кулаком в спину, тетка впихнула меня в операционную.
– Давай залезай!
Кое-как я влезла на узкий и какой-то шаткий стол. Медсестры начали привязывать к столу мои руки и ноги.
– Слышь, Кать, – сказала одна, – ты как огypчики маринуешь?
Та, что откликалась на Катю, прилаживая страшного вида трубку, принялась самозабвенно делиться рецептом. Руки девчонок действовали автоматически, на меня как на личность никто не обращал внимания. Тут появился анестезиолог и бодро спросил:
