Патрик Данн - Лилия прокаженных
Попытка поднять интерес к святыне с помощью сенсационных небылиц свидетельствовала об ослаблении религиозных чувств верующих и об упадке монастырской культуры. Уже закладывались предпосылки английской Реформации шестнадцатого века. Просматривая записи о чудотворной силе святыни, я дошла до 1538 года. В июне архиепископ Браун из Дублина писал Томасу Кромвелю, главному министру Генриха VIII: «Образ Пресвятой Девы в Каслбойне суть такой же обман, как распятие из Боксли, и подобно оному идолу должен быть уничтожен».
«Идол» и «обман» были обычной для того времени характеристикой тысяч религиозных образов, призванной оправдать их уничтожение в развязанной государством в конце 1530-х годов войне с традиционными верованиями. С не меньшей яростью, чем нынешние талибы, солдаты Генриха VIII крушили, обезображивали или сжигали статуи, распятия, усыпальницы, церковную мебель, витражи, картины, фрески и тексты.
Сравнивая Каслбойнскую Мадонну с «Распятием из Боксли», Браун сопоставлял несопоставимое, умышленно путая теологию с кукольным представлением. Распятие, хранившееся в аббатстве Боксли, было хитроумной диковиной — сотворить такую не постыдился бы сам Волшебник из страны Оз: благодаря потайным проволочкам и пружинкам статуя Христа шевелила головой, руками и ногами, открывала и закрывала глаза, улыбалась, хмурилась и даже могла прослезиться. Трудно представить, что сбегавшиеся поглазеть на нее люди принимали происходящее за нечто большее, чем ярмарочный балаган. Если не считать письма епископа Брауна, ни в одном упоминании Каслбойнской Мадонны и намека не было на что-либо подобное.
Следующая запись, сделанная осенью того же года, свидетельствовала, что архиепископ Браун получил санкции сверху и добросовестно исполнил свой долг. «Октябрь. Хранившийся в монастыре Каслбойна наичудотворнейший образ Пресвятой Девы, к коему стекались с богатыми приношениями богомольцы со всей страны и из-за ее пределов, принародно предан сожжению, а дары паломников вывезены. Стоимость многих ваз, драгоценностей, колоколов, серебряной и золотой посуды, украшений из золота и серебра составила 186 тысяч фунтов, 15 шиллингов и два пенса. Все монастырское имущество конфисковано парламентом и пожаловано королю».
То, что статуи и мощи святых привлекали к себе немалые богатства, беспокоило отцов Церкви еще до того, как Генрих, выбрав подходящий момент, одной рукой уничтожил в праведном гневе святыни, а другой — прикарманил те самые ценности. Только сейчас я задумалась об этой стороне истории с каслбойнской реликвией. Сколько же добра там скопилось? Поговаривали, будто дорогие пожертвования святилищу Пресвятой Девы в Уолсингеме занимали площадь размером с теннисный корт.
А судьба самого образа? Едва ли стоит сомневаться, что он действительно уничтожен — «принародно предан сожжению». Тогда что за скульптура стоит сейчас на сцене Центра исторического наследия? Хроники пятнадцатого и шестнадцатого веков не давали никаких оснований предполагать существование двойника чудотворной статуи ни до, ни после ее исчезновения. Придется заняться более ранними источниками. Прежде чем статуя отправится в Национальный музей, нужно еще раз как следует ее осмотреть и постараться понять, почему она оказалась в склепе.
После вопроса Мортимера, полая ли статуя, я вновь подумала, что, возможно, она служила контейнером для какой-то реликвии. Пустоты в скульптурах нередко использовали в подобных целях. Мастеру могли заказать раку для мощей в виде части тела, которая будет в ней храниться, или же ковчег — как полое скульптурное изображение лица, связанного с находящейся внутри святыней.
Телефон в холле зазвонил. Я посмотрела на часы — 1.20 ночи. В трубке мужской голос захлебывался от ненависти:
— Стивен Болтон умер. Тебе тоже конец, тварь.
Я бросила трубку и отшатнулась, словно звонивший мог дотянуться до меня по телефонным проводам. Нужно быстро сообразить, что делать. «Беги отсюда, Иллон. Не важно куда — лишь бы подальше!»
В летнем платье, босиком я бросилась в спальню; из одного ящика комода вытащила какое-то белье, из другого — футболку, прихватила джинсы и свитер, отложенные для стирки, выудила кроссовки из-под кровати. Бу, мой кот-мейнкун,[13] должно быть, где-то во дворе, но сейчас не до него. А позвонить в полицию можно и по мобильнику…
Я пронеслась по комнатам, закрывая распахнутые окна, сунула ноги в попавшиеся на глаза сандалии. Пора уходить. Выключила наружный свет, огляделась по сторонам и, не заметив ничего подозрительного, побежала к машине.
Бросив запасную одежду на пассажирское сиденье и возясь с ключом зажигания, я сообразила, что после всего выпитого вечером садиться за руль рановато. Ничего, отъеду подальше от дома и обязательно сбавлю скорость.
Я выбралась на дорогу и повернула в сторону Дублина. Переночую у тетушки Бетти. Финиан моему появлению вряд ли обрадуется, да и звонивший с угрозами человек отыщет меня в Брукфилде без труда.
Бетти жила в десяти километрах от города, дом ее стоял довольно далеко от шоссе. Я позвонила в справочную и попросила соединить с отделением полиции в Каслбойне. Там не отвечали. Что-то, очевидно, уже началось.
Так и оказалось. На подъезде к Олдбриджу полицейский автомобиль частично перекрыл дорожную развилку, и теперь ни в сторону Дублина, ни в сторону моста было не проехать. Пока молодой офицер полиции расставлял заградительные конусы, окончательно блокируя выезд из города, его напарник разбирался с транспортом, двигавшимся со стороны Дублина.
Я притормозила, и полицейский, нагнувшись, обратился ко мне через опущенное стекло. Это был тот же парень, что дежурил у больничных ворот.
— Придется возвращаться, — заявил он.
— А в чем дело? Где-то авария?
— Ничего такого. Мы перекрываем все дороги. Въезд и выезд из города запрещены.
— Почему?
— По решению властей в Каслбойне вводится карантин.
— Вы не шутите? Это связано с… инфекцией?
— Да, мэм. А теперь, если не возражаете…
— Еще как возражаю. Мне только что звонили по домашнему телефону и угрожали расправой. В вашем участке никто трубку не берет. Черта с два я буду сидеть и ждать, пока этот тип явится и нападет на меня.
Полицейский вздохнул.
— Подождите минуту, — сказал он. Потом отошел от машины и пробубнил что-то в рацию, висевшую на груди. Последовал невнятный ответ. — Поговорите с сержантом. — Он повернулся и не спеша направился к своему автомобилю. Второй офицер перебросился с ним парой слов и пошел в мою сторону. Узнав его, я успокоилась. Последние несколько месяцев мне не раз приходилось иметь дело с сержантом Имоном Дойлом. Человек он был покладистый и обычно старался помочь. Я вышла из машины, захлопнула дверь и прислонилась к ней.
Подойдя, Дойл оглядел меня с ног до головы и лишь потом вспомнил, кто я.
— Так это вы?
Мое имя еще не всплыло в его памяти, но он знал, с кем разговаривает.
— Сразу не догадался — форма, так сказать, у вас непривычная. — Очевидно, Дойл ни разу меня в платье не видел. — В чем проблема?
— Мне только что звонили по телефону и обещали убить.
— Вы знаете, кто угрожал?
— Да нет… Может, кто-то из родственников или друзей семьи, потерявшей ребенка.
— Можно поподробнее?
Я рассказала Дойлу о Стивене Болтоне и встрече с его родителями.
Дойл сдвинул фуражку на затылок и почесал шею околышем.
— Переживают люди. Может, выпили с горя. Они ж родители, вот и завелись, только вас увидели. Все равно что по коленке стукнешь, а нога дернется — от головы не зависит. Не стал бы я всерьез воспринимать. А у нас — сами видите, — кивнул он на полицейский автомобиль. — Напрягаемся как можем. Только вечером приказали выставить патрули на всех подъездах к городу, пока военные не подтянутся.
— Военные?
— Без них не обойтись. У полиции людей не хватает. И заниматься мы должны проблемами вроде вашей, а не такой ерундой.
— Можно понять, что из города никого не выпускают, но почему въезжать не дают?
— Чем меньше народу, тем меньше риск подхватить заразу. А потом, что делать с приезжими — им же обратно захочется?
Я полагала, что от карантинных мер как средства контроля за распространением инфекционных заболеваний специалисты почти полностью отказались. Нужно будет Грута порасспросить.
— Куда, кстати, вы направлялись? — спросил Дойл.
— К своей тетке, она живет неподалеку от Галтрима.
— Так и быть… — Он снова посмотрел на свой автомобиль. — Будем считать, что вы проехали здесь до нашего появления, идет? — Дойл подмигнул.
Я улыбнулась и благодарно кивнула, потом открыла дверь и забралась на сиденье. Фары идущей со стороны Дублина машины осветили все вокруг.
— Придется подождать, — сказал Дойл.
