Патрик Фосс - Обкуренные черти
Кажется, он был еще в Праге, когда позвонил отец и сообщил о том, что начал новое дело — производство рыболовных блесен. Пока Криса не было, отец переехал в Вайоминг. Он вспомнил, что тогда, слушая, как отец говорит о «Там, где течет река»[26] и о том, как они вдвоем наживутся на предстоящем рыболовном буме, он решил, что папаша съехал с катушек. Оказалось, что он уже арендовал в Мексике фабрику, в которой двадцать пять сеньор средних лет были готовы работать за шестьдесят центов в час. Может, Крис вернется домой и станет осуществлять контроль за производством? Будет вице-президентом?
Производство рыболовных блесен, черт бы его побрал, заняло четыре следующих года Крис попытался вспомнить, чем же он на самом деле занимался все это время. Бизнесом — очень мало. Отец взял на себя все труды по сбыту, находя фирмы и подписывая контракты. Параллельно у него было запущено еще несколько проектов, так что по большей части он отсутствовал. Крис вел бухгалтерский учет и раз в два месяца ездил в Мексику проверять, как идут дела, и привозил домой взятые наугад образцы для проверки качества. Это было не слишком обременительно. Сейчас Крис понимал, что реально он работал лишь два-три дня в неделю. А все остальное время он… играл в бильярд, гонял на горном велосипеде. Была еще пара девиц, с которыми он иногда встречался. Это был Вайоминг. Не самое веселое местечко. Да, это так.
Нет, это не совсем правда. Он забыл одну маленькую деталь. Двое парней, с которыми он играл в бильярд, как-то спросили его, так ли хороша травка в Мексике, как о ней говорят. Не подумав, он брякнул, что, мол, да, так и есть, хотя на самом деле до того момента еще ни разу не пробовал мексиканскую марихуану. После этого заказы начали поступать практически от всех знакомых. Когда он вернулся из очередной поездки, то стал на пять тысяч долларов богаче, чем был.
Разумеется, дело кончилось тем, что большую часть времени он занимался добыванием и доставкой травы. Это приходилось делать на машине, оборудовав в ней отделения для провоза контрабанды. Что касается самих поездок, то теперь ему приходилось проводить в Мексике в два раза больше времени, чем это было необходимо для нужд папашиной компании. А сколько часов он просидел в подвале, растирая марихуану, взвешивая порции, скручивая косяки для тех, кто ленился делать это сам?
В конце концов это привело к беде. Папаша приехал домой в самый неожиданный момент и обнаружил в кладовке около десяти фунтов выложенной на просушку травки сорта «тихуана золотая». Отец сжег весь товар на заднем дворе (многие соседи не преминули в тот день сунуть к ним свой нос, любопытствуя, что происходит) и велел Крису убираться вон. Он поклялся, что если увидит его еще раз, то вызовет полицию. Крис решил, что отец просто спятил. С кем же он тогда провел ночь? С Андреа? Он забыл. Но зато хорошо помнил, как на следующий день явился домой, а отец набрал телефон 911, стал кричать, что принял за своего сына какого-то наркодилера, и требовать полицейскую команду.
Он не шутил. Тогда Крис быстро покинул город, пытаясь избежать встречи с любым из двадцати семи человек, заплативших ему за улетучившийся наркотик. Провел месяц в Колорадо с Жаклин из колледжа, а потом она выставила его на улицу. Потом два месяца жил в Калифорнии, где спустил все свои сбережения и дошел до того, что питался в дешевых забегаловках, из которых сбегал, не заплатив. И наконец, оказался здесь, в Японии, куда прилетел бесплатно, благодаря одному корешу, работавшему на «Юнайтед Эйрлайнс». А здесь работал в баре, продавал таблетки и косяки, изредка, в качестве дополнительного заработка. Вот так они и прошли, десять лет.
Ах, еще тебя угораздило похитить какого-то идиота из якудза, не забывай.
Это тоже входит в десять лет.
И то, что его нос и правое колено превращены в кровавое месиво.
Вот теперь точно. Десять лет. Ровно.
Десять лет. Не так уж и много, если подумать. Какой бы итог подвел историк? Крис попытался посмотреть на свою жизнь со стороны, объективно.
И что же он увидел?
Бесцельно прожитые годы. В общем, он все время валял дурака. В друзьях водились сплошь всякие подозрительные типы. Слишком много наркотиков. И как много наркотиков он продал! А теперь вот эта катастрофа. Похищение. Он все еще не мог поверить, что он участвовал в нем. Как это случилось? Как так получилось, что он пересекся с якудза? То, что он еще жив, — слепое везение: он случайно оказался вне поля зрения камеры там, в любовном отеле, когда Джессика и Таро делали свое дело. Если бы Таро не передал ему старика с рук на руки, а ему пришлось поднимать его самому, якудза уже знали бы, что он там был.
Участвовал.
Боже, он был преступником.
— Господи боже мой, — воскликнул он.
Эта мысль его потрясла. Он приказал себе сделать шаг назад, попробовать истолковать последние события по-другому. Может, он преувеличивает, излишне драматизирует?
Полежал, подумал.
Решил, что слово «преступник» слишком бьет его по башке.
Но какое другое слово подошло бы лучше? Преступление было единственной сквозной нитью этих десяти лет его жизни. Он провел большую часть времени в преступных, криминальных занятиях. Или его поведение было преступным. То, что он никогда не считал его таковым, не меняло сути: факт оставался фактом.
А сейчас ему было интересно: почему не считал?
Наркодилерство — дело простое. Он никогда не считал себя дилером, потому что просто добывал наркотики для друзей. Или для друзей своих друзей. Это не то же самое, что стоять на углу. И он никогда не думал о распространении наркотиков как об уголовном преступлении, потому что… да потому что их употребляли все.
Вернее, все его знакомые употребляли наркотики. А это не одно и то же.
Изменилась ли его точка зрения?
Разве это не он заявил Джессике, когда они осматривали любовный отель: «Мы не преступники. Мы рассуждаем не как преступники». Но если это так, то почему он вообще стал ее слушать? Ведь она планировала киднеппинг, похищение. Разве нормальный человек тут же не встал и не ушел бы?
А если сделать еще один шаг вперед: разве нормальный человек не сдался бы, когда все полетело к чертовой матери?
Еще шаг вперед: а что сделал бы нормальный человек?
Разве нормальному человеку пришлось бы спрашивать?
Некоторое время он лежал и размышлял об этом.
Представил себе, что на диване сидит Ли Марвин из фильма «Под прицелом» и смотрит на него, валяющегося на полу.
Ли Марвин произнес:
— Настоящее имя Дзэния — Одзава.
— Так, — согласился Крис.
— А парни, которые избили тебя, — это якудза.
— Ага.
— И они хотят вернуть Одзава.
— Верно.
Ли закурил сигарету и выпустил облачко дыма.
Спросил:
— А сколько они готовы за него заплатить?
Это был хороший вопрос.
17
В здании лодочного сарая было очень темно. Но нельзя сказать, что там была кромешная тьма. Кромешная тьма… Кромешная тьма говорят, когда света вообще нет. А здесь все-таки немного света пробивалось из окон со стороны реки и со стороны электростанции. Его было достаточно, чтобы видеть сами окна. И щель под дверью. Однако больше ничегошеньки, ни одного проклятого предмета.
Джессика сидела на соломенной циновке рядом с Дзэния. После того как она взяла себя в руки и начала что-то соображать, она перетащила его сюда и заново связала. Потом взяла ломик и склонилась над стариком, ожидая, не шелохнется ли он. Но он не шелохнулся. Было уже часов десять. Однако Джессика больше не беспокоилась о том, жив пленник или умер. Она безумно устала и была страшно голодна. Она ничего не ела уже сутки, и за это время ее несколько раз вырвало. Джессика ничего не могла видеть, но слышала дыхание Дзэния, плеск воды о дно лодочного сарая, шуршание насекомого на полу. Ничто так не обостряет слух, как кромешная тьма.
А потом Джессика различила звук чьих-то шагов на гравиевой дорожке, ведущей к лодочному сараю.
И биение собственного сердца. Шаги приблизились. Они могли ничего не значить. Может, просто кто-то куда-то идет. Но куда здесь идти, ведь это тупик. Возможно, это Крис или Таро… Боже, как она надеялась на это. А может, какой-нибудь бродяга ищет, где бы переночевать. Тогда все хорошо. Но вдруг это полицейский? Или кто-то из иранцев, приятелей Таро? Отлично, наконец она способна хоть о чем-то думать. Это еще одно свойство темноты: она заставляет воображение работать.
Ломик валялся где-то на полу недалеко от Джессики. Пошарив рукой, она нашла его. Взяла не за тот конец и поморщилась: острие было все еще липким от крови Дзэния. Она перевернула ломик и схватилась за него обеими руками. Потом медленно поднялась, услышав, как захрустели коленные суставы.
Шаги смолкли. Кто бы ни был тот человек, он находился теперь прямо перед дверью, и его ноги — Джессика была уверена, что это мужчина, — заслоняли слабый свет, пробивавшийся сквозь щель внизу. Девушка не шевелилась. Держа ломик, как дубинку, таращила глаза, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь.
