Анна и Сергей Литвиновы - Изгнание в рай
Михаил слушать не стал: отвернулся, нажал на телефоне единичку – быстрый набор Кнопкиного номера.
«Аппарат абонента выключен».
Странно. Ровно девять часов, концерт должен был закончиться десять минут назад (Михаил проверил на сайте Большого театра). Нина Васильевна забыла телефон включить? Или девочки сразу в метро побежали? Не может быть: Кнопка обещала дочке, что они после спектакля пойдут гулять.
Михаил набрал номер Леночки – и опять нарвался на механический голос. Тоже еще не включила? Или просто оставила дома?
Девочка свой сотовый телефон ненавидела. Она вожделела китайскую дешевку со стразиками, но Томский купил ей строгий и современный аппарат. Так что упрямица могла просто из принципа забыть это страшилище.
Томский снова позвонил Кнопке, потом снова дочке. Опять услышал автоответчики…
Сеня наконец заметил его волнение, спросил:
– Ты чего такой зеленый?
– Сейчас, подожди. – Михаил уже набирал домашний.
Ответила Галина Георгиевна:
– Нет, они не появлялись. Так ведь и рано еще! Леночка сказала, что они на Красную площадь пойдут.
Томский не дослушал, бросил трубку. Вытащил из кожаного чехла верный лэптоп, пробудил его из спячки.
Сева маячил за спиной, дышал в ухо. Для него личный компьютер Томского был чем-то вроде алтаря, сгустком божественной энергии, куда его – простого смертного – не допускали.
Михаил одним кликом запустил нужную программу.
У дочери на телефоне стоял «маячок».
«Пожалуйста, покажи, – молил он, – что они на Красной площади, и я немедленно успокоюсь».
Однако на экране вместо жизнерадостного зеленого огонька высветилась черная точка.
Сева не удержался:
– Что за программа, впервые вижу. Ты написал?
Михаил молчал. Разом вспотевшие ладони судорожно вцепились в столешницу.
Сева склонился к экрану, прищурился, укорил:
– Шрифт выбрал неудачный, глаза сломаешь. Что написано, не разберу… Destroyed?
И вскинул глаза на друга:
– Чего там у тебя уничтожилось?
– Дочкина сим-карта, – разом севшим голосом отозвался Михаил.
Сева вздохнул с облегчением:
– Ф-фу, напугал! Подумаешь! Может, сломалась. Или телефон украли, а симку выбросили. Обычное дело. Купишь новый.
Севин голос раздражал, будто писк комара. Жаль, невозможно прихлопнуть. Или нажать «delete».
Томский зажал уши руками. Кликнул по кнопке «эпитафия».
Так – шутливо – он назвал сосредоточение информации по потерянной сим-карте.
Но сейчас было ощущение, будто он действительно стоит у могильного памятника.
Сим-карту Леночки уничтожили в 18.03. На улице Маломосковской, в двух кварталах от их дома. Возле мусорного бака. Дочка выронила телефон или его украли по пути к метро?
Но проблема в том – он увеличил масштаб, хотя и так было ясно, что метро находилось совсем в другой стороне.
– С ними что-то случилось, – выдохнул Михаил.
Сева взглянул презрительно:
– Слушай, ты прямо клушей становишься. Гуляют твои дамы! Лето, вечер! В кафешке они. Или в детском мире каком-нибудь!
Михаил не удостоил его ответом. Из офиса на парковку он, не стесняясь, бежал. И домой гнал, объезжал пробки по выделенке и тротуарам.
Галина Георгиевна встретила его в коридоре. Всплеснула руками.
– Ой, а я думала, это Нина с Леночкой! Давно бы им пора появиться! Половина одиннадцатого!
Михаил няни стесняться не стал. Прямо в коридоре опустился на пол, обхватил голову руками, заплакал. Что делать, что, что?!
Бежать в полицию? И говорить, что жена с дочкой задержались в театре – всего-то на час? Бред.
Искать их самому?
Когда жизнь припирала к стенке, Томскому по силам было все. Взломать систему видеонаблюдения в Большом театре? Пожалуйста. Грохнуть сеть видеокамер возле их станции метро? Тоже без проблем – какая бы защита там ни стояла.
Он и ринулся было в свою стихию, в кабинет, но удержал себя усилием воли. Начать компьютерный взлом – политика страуса. Он просто убьет несколько часов времени. А жене с дочкой – реально! – никак не поможет. Ну, убедится, что они входили (или не входили) в метро. Присутствовали (или нет) на спектакле. Только Михаил и без того – душой, всем сердцем, мозгом, интуицией чувствовал: с его любимыми девочками беда произошла раньше. Не в метро и не в театре, а здесь, совсем недалеко от дома. Там, где разломали дочкину сим-карту.
Он продолжал сидеть в коридоре, у тумбочки для обуви, на полу. Глотал слезы. Няня суетилась вокруг, лепетала:
– Михаил, Мишенька! Вам плохо? Вызвать «Скорую»?
Больше всего ему сейчас хотелось схватить женщину и придушить – ее же кокетливым шейным платком. Не навсегда – пусть просто потеряет сознание и помолчит хотя бы минут пятнадцать.
«Томский, не сходи с ума. Не сейчас. Сначала спаси жену с дочкой. А потом можешь душить кого угодно», – сказал он себе.
Огромным усилием воли взял себя в руки. Тяжело поднялся, сухо бросил Галине Георгиевне: «Пойдемте». Остановился в кухне у окна. Незаметно, в кармане, включил диктофон на запись. Спросил:
– Во сколько они ушли? До минуты?
– Ну… я прямо до минуты не помню, – смутилась женщина. – Часов в шесть, около того.
– Наблюдали за ними в окно?
– А как же! – улыбнулась няня. – Леночка такая красивая была…
Затравленно взглянула, поправилась:
– Ой, почему «была»? Тьфу на язык мой глазливый! Я имею в виду, платьице вы ей красивое купили, я налюбоваться не могла. Она еще подол так смешно поднимала, чтобы его об землю не испачкать…
– По делу говори, – с ненавистью бросил Михаил.
– А чего по делу? – испуганно взглянула она. – Ну, пошли они, как мы всегда отсюда к метро ходим. Наискосок через двор, мимо магазина… а дальше я уж не видела.
Михаил иногда тоже ходил пешком до метро. И знал, что после магазина можно свернуть направо на бульвар, а оттуда еще раз повернуть перпендикулярно, непосредственно к подземке. Но свои – кто знал, как срезать – всегда шли по гипотенузе. Сквозь территорию поликлиники. В одну калитку входишь, в другую выходишь (обе всегда открыты). И ворота открыты – заезжай, кто желает.
Их могли затащить в машину там. Или на большой парковке у метро. Ранний вечер, теплый июнь, у народа в голове одна мысль: пивка и расслабиться. Даже если женщину с девочкой тащат в автомобиль, а они вырываются, кто там будет обращать внимание? Решат: дело семейное.
Но зачем, зачем?! Будут требовать выкуп?
Неужели это Тимка, подлый гаденыш? Или, может быть… конкуренты? Сева старался не посвящать его в рутину, но Томский знал: не так давно им предлагали уйти с рынка «по-хорошему». За символическую, совсем несерьезную сумму. И, кажется, угрожали.
Но – если ситуация была настолько критической – почему Акимов не предостерег? Начальника службы безопасности они держат, зарплату ему платят. Почему все молчали? Если бы только намекнули, что девчонок подстерегает опасность, Томский в тот же день взял бы им охрану.
…А Галина Георгиевна продолжает лепетать:
– Мишенька, не волнуйтесь, пожалуйста. Наверняка они просто загулялись, погодка-то какая дивная…
Хотя у самой – глаза испуганные.
В кармане взвыл мобильник. Михаил схватил его дрожащими руками и еле удержался, чтобы не метнуть в стену: на определителе значилось «Сева».
– Ну что? Явились твои красавицы? – весело поинтересовался друг. – Как нет? Уже полночь. Ты шутишь?!
– Сева… – Томский пытался сдержать рыдания в голосе и не мог. – Они пропали. Что нужно сделать, чтобы их найти? Скажи мне. Пожалуйста!
– Э… – Всегда безапелляционный друг неприкрыто растерялся.
– Не знаешь, что сказать? – Томского швырнуло от отчаяния к дикой ярости. – Смотри, Севка. Если это по твоей вине… если ты недосмотрел, я тебя первым убью!
Любой другой на его месте бы возмутился: «При чем здесь я?»
Но Акимов работал с Томским много лет и знал к другу подходы. Потому оправдываться не стал. Решительно молвил:
– Хватит орать. Надо в бюро несчастных случаев звонить. В полицию. Выяснять: может, авария. Или ограбили их. Или несчастный случай.
– Они бы тогда давно дали знать, – глухо отозвался муж и отец. – Нина нашла бы возможность меня предупредить.
– А если телефона нет под рукой? Или без сознания, не дай бог?
Михаил представил свою жену и красавицу дочь в паутине капельниц, катетеров, дыхательных трубок и застонал.
И в этот момент зазвонил городской.
Галина Георгиевна кинулась к аппарату, но Михаил ее опередил, оттолкнул, выкрикнул:
