Нелсон Демилл - Ночная катастрофа
— Одного хорошего свидетеля я тебе предоставила.
— Не спорю. Но люди часто видят то, что ожидают увидеть. Помнишь, что произошло летом 1996 года? За три недели до катастрофы рейса восемьсот, в Саудовской Аравии был взорван жилой комплекс Хобар-Тауэрс, где размещались американские военнослужащие. ФБР и так уже стояло на ушах из-за летних Олимпийских игр в Атланте. Все только и говорили, что об иранских и прочих террористах, готовящихся испортить нам спортивный праздник. Так о чем ты подумала, когда узнала об этом взрыве? Я лично — об атаке террористов. Думаю, ты тоже. А между тем мы с тобой тогда даже не были знакомы.
Помолчав некоторое время, Кейт сказала:
— На самом деле мы думали о том, что рассказали эти двести свидетелей.
— В этом-то все и дело! Они увидели то, что должны были, что готовы были увидеть. Если бы этот самолет упал в 1946-м, а не в 1996 году, все как один кричали бы о технических неполадках. В 1956-м сказали бы, что самолет сбила «летающая тарелка» или русский истребитель, поскольку в то время в обществе больше всего говорили именно об этом. В 1976-м или в 1986-м все утверждали бы, что на борту взорвалась бомба, поскольку тогда это случалось сплошь и рядом. Но в 1996 году причиной гибели самолета могла быть только управляемая боевая ракета, запущенная террористами с Ближнего Востока.
— Ты что — решил поиграть в адвоката дьявола?
— Я не его адвокат. Я он сам и есть.
Кейт улыбнулась и сказала:
— В таком случае тащи свой хвост в постель и сделай так, чтобы я не уснула со скуки.
Меня не нужно было просить дважды. Я катапультировался из своего любимого кожаного кресла и устремился в спальню.
Мы с Кейт забрались в постель и занялись любовью, отдаваясь этому занятию со всем пылом людей, которые пытаются избавиться от накопившейся за день негативной энергии. Слава Создателю, хоть это дело мы еще могли держать под контролем и даже достичь в нем хеппи-энда.
Глава 13
Рано утром мы — я в своем старом халате, а Кейт в сексуальной короткой рубашке — сидели на кухне, пили кофе и просматривали газеты. В окно било солнце.
После ухода Робин я отказался от «Таймс» и подписался на «Пост», в которой есть все, что меня интересует. Однако с появлением в этих апартаментах Кейт «Таймс» вернулась. Равно как и йогурты. Иногда мне кажется, что одно является обязательным приложением к другому.
Я потягивал кофе и читал репортаж о вчерашней мемориальной службе. Статья начиналась так:
«Через пять лет после того, как рухнули в океан пылающие обломки борта № 800 авиакомпании „Транс уорлд эйрлайнз“, родственники некоторых из двухсот тридцати погибших совершили свое ежегодное паломничество к восточной оконечности Лонг-Айленда, чтобы вознести молитвы в память о жертвах катастрофы. Они собрались на берегу недалеко от того места, где расстались с жизнью их друзья и родные, чтобы послушать рокот набегающего на песчаный пляж прибоя и еще раз взглянуть на красно-белое здание базы береговой охраны в Ист-Моричес, куда свозили выловленные из океана тела».
Я продолжал читать пропитанные неискренним пафосом строки:
«Атмосфера первой мемориальной службы, состоявшейся прямо на берегу через несколько дней после катастрофы, когда еще никто не мог дать ответ на вопрос, что вызвало взрыв авиалайнера — технические неполадки или пронесенная на борт бомба, — была гораздо более гнетущей. Она проходила в полном молчании. У многих едва хватило сил, чтобы войти в воду и бросить в волны цветок».
Наконец добравшись до конца статьи, я прочел:
«Этим беднягам, — говорит Фрэнк Ломбарди, который старается обеспечить хотя бы минимум удобств несчастным людям, — на своем нелегком пути приходится встречаться с самыми разными субъектами — в том числе с законченными психами. Так, недавно к ним обратился один тип, заявивший, что знает, кто сбил самолет. „И если родственники погибших заплатят ему триста тысяч долларов наличными, он сообщит им имя этого человека“ — вот что дословно сказал нам мистер Ломбарди. Так что же это? — не устаем задаваться мы вопросом. — Шутка очень дурного свойства или же чистейшей воды паранойя? Не хочется верить, что на свете есть негодяи, способные сознательно играть на чувствах людей, в душах которых навечно поселилась скорбь. (Как известно, Национальный совет по вопросам безопасности транспорта уже дал заключение о причине катастрофы: возгорание летучих паров топлива в центральном баке, за которым последовал массированный взрыв.)».
Покончив со статьей, я протянул газету Кейт. Она некоторое время читала ее в полном молчании, потом подняла на меня глаза и сказала:
— Иногда мне кажется, что я тоже свихнулась на этом деле.
Ничего не ответив на замечание Кейт, я спросил:
— Как, говоришь, называется отель, где останавливалась та парочка?
Кейт ответила:
— Все, что ты узнал вчера, либо уже стало достоянием гласности, либо, как в случае с показаниями капитана Спрака, может быть затребовано на основании Закона о свободе информации. Что же касается названия отеля, то ни в каких официальных документах оно не фигурирует.
— Понятно. Но если бы фигурировало, как бы назывался этот отель?
— Он бы назывался «Бейвью-отель» в Уэстгемптон-Бич, — ответила Кейт.
— И что интересного ты там обнаружила?
— Повторяю: по отелям я не ездила. Я просто взяла телефон и стала обзванивать близлежащие гостиницы и мотели, спрашивая, не пропало ли у них покрывало, и оставляла служащим свой номер. Через некоторое время мне перезвонил один парень из «Бейвью-отеля», который сказал, что они и в самом деле недосчитались одного покрывала и что к ним уже приезжали федералы и показывали ему пропавшую вещь, но он не уверен, что это то самое покрывало.
Кивнув, я спросил:
— Полагаю, покрывалом дело не ограничилось?
— Федералы там все обшарили — и в регистрационную книгу заглянули, и кредитные карточки клиентов проверили, и о компьютерной базе не забыли. Парень из отеля пообещал держать язык за зубами и спросил, не нашли ли мы тех людей, которые запустили ракету.
— Увы, не нашли… Так как же все-таки звали этого парня?
— Лесли Розенталь. Он менеджер отеля.
— А почему ты, собственно, к нему не съездила?
— А потому, что, когда цепляешь кого-нибудь на крючок, бывает, и сам зацепишься. Этот самый мистер Розенталь — а может, кто другой — сразу же после моего звонка быстренько связался с ФБР, и меня на следующий день вызвали в некий офис на двадцать шестом этаже. Там какие-то парни из УПО, которых я не видела ни до, ни после этого, сказали, что я переступила известные границы, которых мне переступать не следовало, и предложили впредь заниматься лишь своими непосредственными обязанностями.
УПО — это Управление профессиональной ответственности ФБР. Уже одно его название — есть, согласитесь, в нем что-то оруэлловское — вызывает некоторый душевный трепет. УПО, грубо говоря, является аналогом отдела внутренних расследований Департамента полиции Нью-Йорка, где тоже стукач на стукаче и обстановка не самая располагающая. Так вот, меня не оставляла мысль, что упомянутый уже Лайэм Гриффит является сотрудником этого офиса.
Обдумав все это, я сказал:
— А эти парни, случаем, не предложили тебе перевестись в Северную Дакоту?
— Такая возможность всегда существует, — заметила Кейт. — Впрочем, эти парни были вежливы и всячески пытались дать мне понять, что я допустила лишь незначительную промашку, заслуживающую легкого порицания. Они даже похвалили меня за инициативность и предприимчивость.
— Ого! А ты, случайно, не получила повышение?
— Я получила вежливое предупреждение и совет не высовываться. Мне сказали, что этой версией занимаются другие люди, а мое дело — проводить опрос свидетелей.
— Ты еще легко отделалась. Один мой начальник примерно по такому же поводу швырнул в меня здоровенным скоросшивателем.
— В нашей конторе действуют более деликатно. Но, как бы то ни было, я приняла их слова к сведению. А кроме того, поняла, что слишком близко подошла к чему-то очень важному.
— Так почему в таком случае ты не стала раскручивать это дело?
— Потому что получила прямое указание этого не делать. Ты разве не слышал?
— А может, они просто проверяли тебя? Хотели услышать из твоих же собственных уст, что ты этого так не оставишь?
Немного подумав, Кейт сказала:
— А что? И такое возможно. Но тогда я думала, что, если из этого что-то выйдет, об этом дадут знать всей нашей команде. Как-никак, все мы делаем общее дело. Пять лет назад я не верила в теорию заговора.
— А сейчас веришь?
Кейт не стала отвечать прямо.
— Всякий, кто занимался этим делом, отдал ему часть своей души, но на тех, кто проводил опрос свидетелей, оно повлияло особенно сильно. Ведь нам пришлось выслушать сотни людей, которые видели, как ракета ударила в самолет, или считали, что видели. Многое из того, что мы услышали, казалось нам вполне убедительным, да и свидетели были абсолютно надежны. Вот почему мы так и не смогли принять официальное заключение о катастрофе, подписанное НКБТ, — не говоря уже о мультике, слепленном в ЦРУ. Думаешь, я была единственной, кого вызвали на ковер в ФБР или ОАС?
