Станислас-Андре Стееман - Осужденный умирает в пять
Она на бегу ворвалась пожелать ему спокойной ночи, запечатлела слой губной помады на носу и оставила его, ускользая в том же возбуждающем шелесте шелка, который вскружил ему голову в начале вечера.
Грохот входной двери, захлопнутом Билли, сотряс весь дом. «Билли и Дото, приданое Дианы», — горько подумал Лежанвье. Свидетели на их свадьбе, свидетели их совместной жизни, внимательные, преданные, назойливые, торчавшие у них целыми днями, вроде неаполитанской родни.
Раздраженный нарастающий рокот, рев самолета на взлете: Евгения, новая тачка, улетающая к набережной Жавель…
Вернер Лежанвье снова раскрыл красную тетрадь, рассеянно полистал. Так, чтобы убить время. Может быть, и потому, что красная тетрадь была более милосердным зеркалом, посылавшим ему отражение вечно юного Лежанвье.
«Таблоид»: американская газета, специализирующаяся на шантаже высших светских кругов.
«Ай Сарайе! Пар Гибор!» (Крики колдунов, призывающих дьявола на шабаш.)
Lam Кее, Lam Кее Hop, Cheong Chiken, Cheons Roosten, Cock and Elephant, Hon Globe and Elephant (самые известные сорта опиума).
«Пройдет девять поколений, прежде чем негр станет думать как белый» (Генерал Ли).
«Кошка, ждущая всегда у одной норки, в конце концов умрет, и мышка, заставляющая ждать всегда одну кошку, тоже в конце концов умрет» (польская пословица).
Цвет чернил, вид страницы, почерк, то прямой, то наклонный, здесь небрежный, там аккуратный, — словно даты каждой записи, каждой цитаты, порождали воспоминания и образы с той же точностью, как число из календаря: его первое Рождество вдали от дома, Янсон-де-Сэлли, две комнаты под крышей на бульваре Гувьон-Сед-Сир, самоубийство отца, рождение Жоэль.
Почти все смертельно опасные алкалоиды — такие, как стрихнин, рвотный корень, мышьяк, морфий, белладонна — являются так называемымии кумулятивными ядами, это означает, что они трудно выводимы и остаются в организме недели спустя после их заглатывания, даже в разлагающемся трупе.
Эти яды чаще всего прописывают как тонизирующее лекарство, но при вскрытии всегда можно определить с помощью реактивов и электролиза превышение нормальной дозировки на один или на полмиллиграмма.
Отметим, что в некоторых случаях, начиная с дела Вильдь—, относящегося к 1881 г., отравителю, некоему Лемпр — ру, фармацевту, удалось тем не менее…
Вернер Лежанвье вздрогнул.
В холле настойчиво звонили.
Он сразу же понял, что это Диана, Диана, вспомнившая с опозданием о своем обещании, и заставившая Билли и Дото отвезти ее домой под каким-нибудь предлогом.
Даже не спрятав в ящик бутылку виски, он побежал к входной двери, распахнул ее…
На пороге возник мужской силуэт, еще больше вытянутый от света фонаря напротив.
— Что это? — пробормотал адвокат, отступая на шаг. — Кто это?
— Лазарь, мэтр, — ответил незнакомец. — Воскрешенный Лазарь.
Глава вторая
Вернер Лежанвье провел Антонена Лазара в свой рабочий кабинет. Что еще ему оставалось делать?
— Наслаждаетесь заслуженным отдыхом, дражайший мэтр?
— Нет, я… я изучал одно дело.
— В таком случае примите мои двойные извинения, но я так спешил засвидетельствовать вам мою благодарность. Я ждал в баре напротив, пока уйдут ваши гости. Скромный дружеский ужин, я полагаю, чтобы отметить вашу энную победу и… мое оправдание?
Адвокат, раздираемый противоречивыми чувствами абсурдного сознания вины и глухого раздражения, лишь кивнул в знак согласия.
Лазар обвел помещение восхищенным взглядом:
— У вас потрясающий кабинет! Еще более в стиле ампир, чем я предполагал!
Он уселся в кресло на долю секунды раньше, чем ему было предложено, потом вскочил и подошел к книжным полкам:
— «Пандекты»… «Законы» Платона… «Филиппики» Демосфена… «Рассуждение о методе» Декарта… Правила ведения следствия… Трактат о физиогномике… Физиология свидетельства,… Лаватер, Франс Гросс, Бертильон, Локар… Черт возьми, неужели вы все это изучили?
Полуобернувшись, он теперь разглядывал, прищурив правый глаз и подняв левую бровь, фотографию Дианы, стоявшую на столе в красной кожаной рамке.
— Госпожа Лежанвье? Дражайший мэтр, мои поздравления! Вот это я называю красивой женщиной: привлекательная, породистая и все такое!
С самой первой встречи на пороге залитой августовским солнцем камеры Вернера Лежанвье покоробила непринужденность его клиента, непринужденность на грани развязности. Отказавшись от предложенных «плэйере» и закурив собственную дешевую сигарету, возмущенный адвокат осадил его и предложил поискать другого защитника. Он рассчитывал, что Лазар извинится, постарается его удержать, но тот лишь ударил себя в грудь:
— Я это заслужил! Это научит меня впредь не иронизировать в несчастье! Мэтр, вот выход… Осторожно, там ступенька!
Неожиданные угрызения совести остановили адвоката:
— Я хочу знать правду, всю правду! Зарезали вы эту женщину или нет?
— Нет, но, боюсь, я не сумею это доказать. Нет, клянусь душой и честью!.. Хм, это звучит чертовски фальшиво в нашем торжественном мире? Можно подумать, я пытаюсь пристроить стиральную машину!
— Это ведь ваша профессия?
— Вопрос общественного положения, мэтр, не больше. Надо же чем-то заниматься! Чем больше я их расхваливаю, тем большими противницами прогресса становятся домохозяйки. Не везет мне, вечно путаюсь в марках.
Манера разговаривать не является доказательством вины.
Лазар выдавал свой текст с неуклюжестью провинциального актера.
Именно в тот момент Вернер Лежанвье решился обеспечить его защиту.
Лазар положил на стол маленький белый сверток, перевязанный тоненькой золотой тесьмой, какую используют в булочных.
— Я вам принес одну безделушку. Так, пустячок.
Лежанвье разрезал тесьму острым ножом для бумаг. В свертке оказался портсигар чеканного серебра, украшенный его инициалами.
Лазар следил за адвокатом вопрошающим взглядом.
— Вы довольны, дражайший мэтр? Я послал заказ Картье еще до суда, иначе, конечно, не смог бы преподнести его вам вовремя! — заметил он легкомысленно, вытягивая длинные ноги и подтягивая двумя пальцами безупречные складки на брюках. (Еще в камере адвокат обратил внимание на его неброскую элегантность и на тщательность, с которой он одевался.) — Неплохое свидетельство доверия накануне времени «Ч», а?
Вернер Лежанвье сделал над собой усилие:
— Благодарю вас. Я искренне тронут.
— Какая вежливость! — рассмеялся посетитель. — Откройте. Вы ведь по-прежнему не любите «плэйерс»?
В портсигаре лежали дешевые сигареты, какие курил адвокат, и на этот раз он был и в самом деле тронут:
— Не хотите выпить?
— С удовольствием.
В третьем ящике слева помимо прочего хранились и два пластиковых стаканчика.
Дрожащей рукой адвокат наполнил их до краев:
— Ну, что ж… За ваше воскрешение!
— Ваше здоровье! — ответил Лазар.
Бог знает, как ему это удалось, но он загорел в тюрьме, его глаза под тяжелыми веками ярко голубели, и хотя он приближался к сорока, выглядел едва ли на тридцать лет.
Он одним глотком осушил стакан и посмотрел его на свет:
— Вы попадаетесь на любую удочку, дражайший мэтр?
Лежанвье нахмурился:
— То есть?
— Вы действительно поверили в существование человека, поджидавшего моего ухода, чтобы подняться к Габи, разделаться с ней, а на меня повесить все улики?
— Естественно, — сказал Лежанвье.
Ему с трудом удалось выговорить слово.
— Когда вы вынудили Мармона и Ван Дамма отказаться от показаний, указывая на близорукость одного и глухоту другого, вы действовали искренне?
— Да.
— А когда вы приперли к стенке инспектора Б — фа, это не было розыгрышем? Вы и впрямь считали его обычным зевакой? Вы не пытались надуть судей?
— Нет.
— Короче, вы с самого начала поверили в мою невиновность?
— Да, иначе я…
— Глупец! — мягко проговорил Лазар.
Свет настольной лампы, стук часов, запах подлокотника кресла, в который он уткнулся носом, — понемногу ощущения возвращались к адвокату.
— Приходите в себя, мэтр? — сердечно побеспокоился Лазар. — Ну-ка, проглотите вот это! Это одна из маленьких розовых таблеток, которые, как я заметил, вы доставали из жилетного кармана весь процесс. Чувствуете себя лучше или вызвать врача?
— Никого не надо. Уберайтесь.
Лазар охотно подчинился и вернулся в свое кресло:
— Сердитесь?.. Ну конечно!.. Я должен был поосторожнее сообщить вам новость. Заметьте, дражайший мэтр, что, когда вы мне предложили искать другого адвоката, я пальцем не шевельнул, чтобы вас удержать. Отдайте мне справедливость. Собираясь уходить, вы спросили, убил ли я эту дрянь Габи и…
