Дерек Картун - Явочная квартира
— В Тайсхерст.
— Так откуда же утечка информации?
— Только не от старины Джима из Тайсхерста. Кто такой Котов, ему неизвестно, к тому же он без позволения начальства не ответит даже на вопрос, который час. Стало быть, остаются Артур Уэддел, Оливия и я. Никто из нас в ЦРУ не звонил, это точно.
— Значит, наши американские друзья имеют советский источник, который приберегают для себя.
— Не доверяют нам, а?
— Похоже, никто нам не доверяет.
Генеральный директор и его заместитель дружно вздохнули.
— А что вы ответили Баззу? — спросил генеральный директор.
— Сказал, что придется подождать.
— Держите меня в курсе.
— Да, сэр.
Заместитель вышел, оставив своего шефа созерцать нудный дождь за окном.
Перебежчики из секретных служб, если рассматривать их в общих чертах, не вызывают восторга ни там, откуда они сбежали, что вполне естественно, ни там, куда прибыли. Это последнее утверждение нуждается в разъяснении.
Прежде всего, как уже отметил заместитель генерального директора, это люди, мягко выражаясь, странные. В команде играть не способные. Самомнение, часто изначально раздутое, ещё больше увеличивается, вопреки всякой логике, в ходе допросов, когда допрашиваемый обнаруживает интерес к своей персоне со стороны допрашивающих, по мере того, как те стараются выжать из него нужную информацию: имена, рутинные порядки, технические средства и снова имена, имена, имена. Такой перебежчик, в недавнем прошлом незначительный чиновник, начинает чувствовать себя важной особой, играющей заметную роль в мировой истории, в чьих руках оказались рычаги международной политики. Один такой советский беглец соглашался поведать свои секреты ни кому иному, как только английской королеве. В его голове вполне объяснимое недоверие ко всем и вся смешалось с дикой паранойей, и он долго изводил допрашивающих, а заодно и самого себя, утверждениями о немыслимой значимости добытых им сведений, которые он мог доверить исключительно лицу с самой незапятнанной репутацией и лучшими рекомендациями. А именно — её величеству королеве Англии.
Перебежчик такого типа иной раз владеет действительно ценными данными, но обходятся эти данные, из-за свойств его натуры, чересчур дорого.
Что касается его откровений, то обычно они причиняют множество неудобств тем, кто их выслушивает. Не слишком приятно сообщать своему союзнику, что его представитель в объединенном комитете по разведке на деле уже давно представляет противоположную сторону. Еще большая неприятность начнешь предпринимать решительные действия, чтобы ликвидировать утечку, следуя показаниям перебежчика, — и попадешь под прицельный огонь прессы, жаждущей крови.
А если в конце концов обнаружится, что полученные сведения неверны или в них вкраплена некоторая доля дезинформации? Как вообще можно быть уверенным в том, что все сказанное перебежчиком не есть то, что его хозяева приказали ему сказать, — для того и засылали?
ЦРУ несколько лет страдало частичным параличом, когда один советский перебежчик заявил, будто в Москве давно всем известно, что в высшем эшелоне ЦРУ успешно действует их агент. Агента установили. Но действительно ли он был виновен? Точного ответа до сих пор нет.
Наверняка и КГБ попадает в такие же переделки.
Перебежчики неизбежно вносят тревогу и смятение. Никто их не любит. В случае с Алексеем Котовым тревога выглядела вполне обоснованной: его информация косалась правительственных кругов нескольких стран.
Котов располагал не только дипломатическими списками, учебными пособиями и таблицами. Знал не только разные слухи о переговорах и неожиданные аспекты событий, происходящих в московских коридорах власти. Не только мог сообщить важные имена — как раз по части имен он был слабоват. Главное, как выяснилось во время многочасовых бесед с Артуром Уэдделом на тенистой вилле в графстве Кент, заключалось в том, что он работал в качестве аналитика. И потому целых три года имел доступ к отчетам, поступавшим от агентов, окопавшихся в Риме, Париже, Брюсселе, в органах Европейского сообщества, даже в командных структурах НАТО. Он знал их подпольные клички: всякие там Лидии, Корбо, Тиммо. Подлинные же имена были ему неизвестны. Однако благодаря своей превосходной памяти он мог вспомнить данные, по которым, если располагать дополнительной информацией, в некоторых случаях можно было вычислить приславшего определенные данные агента.
Если, к примеру, некий Тиммо поставляет в Вашингтон первоклассную информацию о деятельности оборонного ведомства Бельгии, а через некоторое время начинает вдруг передавать отчеты о дипломатической работе в этой стране, то для бельгийской контрразведки вычислить чиновника, укрывшегося за псевдонимом Тиммо, — дело голой техники. Просто следует применить принцип треугольника. Любой учитель геометрии может объяснить, как это делается. Что же касается сведений, почерпнутых у перебежчика, — а вдруг они приложимы не к одному, а к двум лицам? А сотрудники бельгийской контрразведки не сумели точно выяснить, кто из этих лиц на самом деле агент?
В случае с Алексеем Котовым само качество сообщаемой им информации и его великолепная память лишь усложняли проблему. Так же, как известный Анатолий Голицын, бежавший на Запад до него, Котов с пугающей точностью воспроизводил содержание отчетов, которые изобличали официальных лиц в Вашингтоне и Париже. На британские спецслужбы никакого компромата у него не оказалось — он сообщил об этом Артуру Уэдделу извиняющимся тоном.
— У нас часто говорили, будто служба безопасности в Лондоне слабая, добавил он, — Но обмен информацией не разрешался. Когда британцы вычислили моего коллегу полковника Бориса Пудовкина, мы эту историю не обсуждали, она считалась под запретом.
— По нашим данным Пудовкин — пьяница, — заметил Уэддел, — В пьяном виде мог сболтнуть лишнее.
— Возможно, — согласился Котов, — Что касается меня, я не пью и в болтовне замечен не был.
Уэддел в очередной раз задал вопрос, к которому то и дело возвращался, каждый раз ставя его по-новому:
— Так вы, стало быть, аналитик?
— Да. Я уже говорил.
— И долго вы им были?
— Три года.
— Значит, уже знаток в своем деле.
— Конечно.
— А до этого?
— Преподавал, вел курс шифрования.
— И потом вас перевели в Лондон…
— Ну да.
— С какой целью?
— С целью расширения опыта.
— Но ведь это рискованно — выпустить за границу человека, знающего так много, да ещё вместе с женой.
— Начальник отдела кадров в КГБ — редкостный идиот.
Уэддел всем своим видом выразил сомнение.
— Его назначили из политических соображений, — объяснил Котов, — Он двоюродный брат Демченко, а Демченко был кандидатом в члены Политбюро.
— В Политбюро никакого Демченко не значилось.
— Его вытурила команда Горбачева. Можете проверить — это случилось три года назад.
— Знаете, если вы у нас по заданию своего начальства, то этот родственник Демченко не так уж глуп.
— Никто меня к вам не посылал, моя мечта — жить в Соединенных Штатах. Я враг советского режима…
Спокойная, несколько вялая манера Артура Уэддела вести беседу успеха не принесла. Котов твердил свое все настойчивее, стараясь убедить собеседника, что говорит чистую правду.
— Вы знаете подполковника Геннадия Муралова?
— Разумеется… Только он не подполковник, а полковник.
— Работает во втором отделе…
— В третьем.
— Ошибка, — усмехнулся Уэддел, — Не знаете вы Муралова. Все-таки вы не тот, за кого себя выдаете.
— Муралов — полковник, работает в третьем отделе. Жену зовут Таня, а любовницу — Галина Степанова. В шахматы я у него всегда выигрываю.
Выражение лица Уэддела несколько смягчилось.
— С нами, конечно, вам просто, у американцев потруднее придется. Когда доложите, что у них в органах безопасности действует чужой агент, они с вас не слезут, пока все не выведают… Одного вашего коллегу там держали под замком четыре года, постоянно допрашивая: его показания в каких-то деталях расходились с правдой. Целых четыре года, — повторил Уэддел многозначительно.
— Дело Носенко мне хорошо известно.
— Так он действительно перебежчик или засланный агент?
Котов взглянул на собеседника с усмешкой — настала его очередь посмеяться.
— Юрий Носенко — перебежчик, располагавший важнейшим материалом. Как-то я сказал в отделе: повезло нам, что американцы ему не поверили. А мне в ответ: никакое это не везение, просто у американцев в контрразведке действует наш "крот", он и посеял недоверие. Носенко о "кроте", к счастью, и не подозревал, поэтому выдать не мог.
…Так все оно и шло на вилле в Тайсхерсте. Алексей Котов жаловался на невкусную английскую еду и на холод в доме, без конца требовал турецких сигарет. Точно так же, если не хуже, вела себя и Елена — она рвалась в магазины, в кино. Артур Уэддел отметил в своих записях: "Эти двое постоянно ссорятся. Котов не ладит с женой, но кто бы поладил с такой кислой сукой? За ней надо последить."
