Билл Нэйпир - Икона и крест
Дебби скатилась с капота и заглянула в окно машины.
— А как вы относитесь к верховой езде? — спросила она, широко распахнув глаза.
Я искоса глянул на нее и резко взял с места. Слева от меня, в роще, раздавалась беспорядочная стрельба.
ГЛАВА 3
В магазине никого не было, так что я отпустил Дженис и закрылся пораньше. Дома я вынул рукопись из коробки и переложил в сейф у себя в спальне. Это был старенький «Гардзмен»: двенадцатиразрядный цифровой замок, отдельный замок с ключом и несгораемая внутренняя облицовка. Снаружи он был обшит деревом, что делало его похожим на обычную тумбочку. Как правило, там не лежало ничего ценнее паспорта, нескольких почти израсходованных кредитных карт и тонкой пачки банкнот.
В пабе «Корона и мученик» было полно народу (среда, вечер — все как обычно), однако мне удалось найти место в уголке. Мы с Барни совершили свой всегдашний ритуал: он спросил, что я буду заказывать, а я ответил, что возьму карри из курицы и кружку пива. Он ушел. В пабе было светло и шумно, что составило приятный контраст с пасмурной тишиной теббитовского мавзолея. За соседним столом полдюжины «офисных» девушек праздновали чей-то день рождения и вовсю откровенничали. Одна из них склонилась вперед и говорила вполголоса: «Медовый месяц… резиновые перчатки… и чтобы я потрогала эту гадость…» За этим последовали радостные взвизги. Я занялся пивом.
События дня оставили в душе какой-то осадок и никак не складывались в ясную картину.
Я доел карри и выпил уже вторую кружку, когда заметил, что из другого конца паба Барни машет мне телефонной трубкой. Кто мог меня здесь искать? Я пробился к аппарату.
— Мистер Блейк?
Женский голос. По-английски говорит хорошо, только согласные звучат резковато. Акцент то ли средиземноморский, то ли турецкий, возраст — примерно моя ровесница, на четвертом десятке.
— Передавал ли вам Тоби Теббит что-либо на хранение?
«Откуда ей это известно? Вот черт!»
— Возможно, — уклончиво ответил я.
— И Теббит ничего не рассказал вам о содержимом?
— Извините, а с кем я говорю?
— Можете называть меня Кассандрой. Мне кое-что известно, и я хотела бы поделиться с вами этими сведениями.
Раздался очередной взрыв девичьего смеха. Я закрыл ухо ладонью.
— Я вас слушаю.
— Будет лучше, если мы встретимся. Но видеть нас разговаривающими не должен никто, мистер Блейк. Знаете молельную комнату в местном соборе?
— Вы имеете в виду придел Ленгленда?
На том конце повесили трубку.
После теплого паба вечерний воздух показался холодным. Я тяжело шагал вверх по Стип-Хилл, перебирая возможные объяснения, но среди них не находилось ни одного здравого. Собор был открыт. Я кивнул женщине, собирающей пожертвования. Немногочисленные припозднившиеся туристы разбрелись по огромному, опустошающему разум пространству. Я прошел в глубь собора, пересек большой трансепт[4] и свернул на право, в маленькую комнату с каменными стенами и тяжелой дверью. Окошко в двери было забрано прутьями. Одна надпись сообщала: «СЮДА ПРИХОДЯТ ПОМОЛЧАТЬ НАЕДИНЕ СО ВСЕВЫШНИМ». И еще одна:
«СОБЛЮДАЙТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, ТИШИНУ».
В центре комнаты стоял маленький стол с горящими свечами. На одной из стен висел простой деревянный крест, другую занимали узкие витражные окна. Еще там были деревянные стулья, выстроенные по краям комнаты, и две горгульи[5] — мать и сын, чьи широкие лица напоминали статуэтки с острова Пасхи.
Я ждал. Минут через десять комната начала давить: наверное, так на меня действовала тишина. Или тут было слишком много изображений. Я развернулся к выходу и вздрогнул. В дверях стояла женщина, молча за мной наблюдая. У нее были коротко остриженные короткие волосы, крючковатый нос и темные глаза.
Возможно, гречанка, или итальянка, или даже турчанка. В деловом костюме. Не местная.
Ее темные глаза встретились с моими.
— Мистер Блейк?
— Да. И вы…
— Я сразу перейду к делу, мистер Блейк. Я хотела бы купить у вас бумаги.
Я отрицательно покачал головой, сбитый с толку и обеспокоенный.
— Вам придется обсудить это с сэром Тоби. Кстати, — понизил я голос, звучавший слишком громко в пустом соборе, — откуда вы узнали, что дневник у меня?
Она отмахнулась.
— К несчастью, Теббит сейчас в Лондоне, а мне надо получить документ как можно быстрее.
— Здесь холодно. Может, поговорим в каком-нибудь другом месте, где потеплее? — предложил я. — За бокалом вина?
Она нетерпеливо покачала головой. Я пожал плечами:
— Тогда очень жаль, но мне нечем вам помочь.
— Я уполномочена предложить вам двадцать тысяч фунтов.
В кабинете сэра Тоби я прикинул, что за дневник можно выручить от одной до трех тысяч долларов. На мгновенье я засомневался, все ли у этой женщины в порядке с головой. В ней чувствовалось какое-то неблагополучие: то ли в жестах и мимике, то ли в прямоте, то ли в какой-то фанатичности — не знаю.
— Рад был бы помочь, но я не имею права продавать чужой дневник.
Опять нетерпеливое движение головой.
— Мне некогда торговаться. Нам нужен этот дневник. Немедленно. Пятьдесят тысяч фунтов. Больше я дать не могу. Деньги вы получите завтра утром. Если хотите — наличными.
«Пятьдесят тысяч!»
Происходящее начинало терять правдоподобие. Словно бы я смотрел какой-то фильм. Женщина вглядывалась мне в лицо, пытаясь прочитать мои мысли.
— Извините, но если этот дневник принадлежит не мне, то как же я могу его продать?
— Настоящая головоломка… — задумчиво покивала Кассандра, рассеянно водя пальцем по шее вверх-вниз. — Ответ — сто тысяч фунтов?
Наверное, я побледнел. Во рту у меня, по крайней мере, пересохло. Женщина ни капельки не шутила.
Я смотрел на опущенные уголки ее губ и чувствовал на себе пристальный, сбивающий с толку взгляд. Двадцать тысяч вызывали недоумение, но сто — это ни в какие ворота не лезло! Впрочем, тогда я мог бы пога сить кредит в банке, расплатиться за машину, разобраться с кредитными карточками, проделать хорошую брешь в задолженности за квартиру… В какое-то мгновение я и в самом деле дрогнул, хотя вслух сказал:
— Извините, однако продолжать этот разговор не имеет смысла. Почему бы вам не найти Теббита, чтобы он позвонил и дал разрешение на продажу?
— Теббит не обладает правом продавать дневник. Документ принадлежит людям, интересы которых я представляю. — Она помолчала. — У вас тоже нет права держать его у себя.
В ее голосе послышалась еле различимая угроза.
Я решил, что мне почудилось.
— Люди, интересы которых вы представляете?
— Не отвлекайтесь! — оборвала она.
— Не понимаю. Если дневник принадлежит вам, почему вы пытаетесь его купить? Почему бы вам не доказать свои права на него? Обратитесь, если нужно, в суд…
Кассандра покачала головой.
— Это может… — она подыскивала нужное слово, — привести к осложнениям.
— Если я продам вам дневник без разрешения, это приведет ровно к тому же. Послушайте, сэр Тоби возвращается в воскресенье. Тогда с ним и поговорите.
— Вы не должны возвращать его Теббиту. Но нам, как видно, придется искать другие способы убедить вас. — В ее улыбке была неприкрытая злоба. — Мы еще встретимся, мистер Блейк.
— Всегда рад!
Улыбка стала еще выразительней. Я услышал стук ее высоких каблуков по каменному полу нефа.
Я дал себе пять минут, чтобы отдышаться. Меня трясло. На улице моросило, около ларька с хот-догами весело шумела небольшая компания. Я узнал девушек из паба «Корона и мученик». Дорога заворачивала за угол собора, а там я свернул еще раз, по направлению к своей квартире. Я жил в тупике, застроенном полудюжиной элитных зданий. В переулке — ни души.
В свете уличных фонарей мне было неуютно. Я зашел в усыпанный гравием двор и начал рыться в поисках ключей (одновременно готовясь к нападению выскочивших из кустов громил). Проклиная разыгравшееся воображение, я вставил «чаббовский» ключ[6]и повернул его. Теперь американский замок. Естественно, ошибся ключом. Еще одна попытка. Наконец я сделал все как нужно, и дверь открылась.
Нащупал выключатель. В коридоре никого. Прошел в гостиную — никого. Ну конечно! Я беззвучно прошагал в спальню, испытывая нелепое желание заглянуть под кровать. Проверил двери и окна. Вернувшись в коридор, я, улыбаясь во весь рот, облегченно вздыхая и называя себя идиотом, повесил куртку и скинул туфли.
На кухне, еще ухмыляясь, я быстренько соорудил бутерброд с томатами. И вдруг… Следы дождя на подоконнике! Несколько капель!
Обходя квартиру во второй раз, я, с хлебным ножом в руке, распахнул каждый шкаф и заглянул под кровать. Напоследок, обмирая от ужаса, открыл сейф. Но в моем «Гардзмене» все оказалось цело: и замки (обычный и цифровой), и огнеупорное внутреннее покрытие. Меня охватили облегчение и слабость.
