Павел Шмелев - Простые вещи, или Причинение справедливости
Огромный промышленный потенциал региона после войны оказался более чем востребованным. Гидроузел, построенный в сороковых заключенными Безымянлага, стал одной из крупнейших послевоенных ГЭС страны. Развитая же транспортная инфраструктура и налаженные производственные площадки, подкрепленные кадровым ядром ведущих оборонных НИИ, превратили город в космическую столицу России.
Несмотря на исчезновение СССР с политической карты мира, и в двадцать первом веке Излучинск остался одним из немногих промышленных центров, от которых зависела реализация ракетно-космических программ, так необходимых для престижа России. Конечно, область жила не только этим. Инъекция развития, впрыснутая войной, в новом тысячелетии породила промышленно-финансовую агломерацию, компонентами которой были кластеры автомобилестроения, металлургии, строительства, производства удобрений, нефтепереработки, энергетики. В этот круто замешанный бульон добавлялись компании банковского и страхового сектора, коммерческой недвижимости, торговли.
Город пожирал десятки квадратных километров прилегающих территорий, присоединяя к городской черте умирающие деревушки и волшебным образом преображая их в элитные коттеджные поселки. Несколько иначе обстояли дела с образованием, медициной и социальной сферой. Эти отрасли не были важны для быстрого извлечения прибыли и переработки ресурсов. Работяги, учителя, врачи довольствовались малым. «Солью земли» стали ведущие чиновники административных аппаратов и владельцы крупного бизнеса. Личная преданность первых лидерам правящей партии и показательная лояльность вторых к той же партии определяли текущую расстановку участников в очереди у кормовой базы. А кормиться было от чего.
Излучинск — не Москва, но, прямо скажем, и не умирающий Детройт. Полноводная река центрального финансирования не обходила стороной областной бюджет, умеренно дефицитный лишь вследствие неразумной налоговой политики. Верноподданническая активность губернаторской команды и сработавшихся с губернским истеблишментом федеральных чиновников, посаженных Москвой в этот сытный регион, позволяла отщипывать сверхнормативные жирные ломти целевых программ.
Внутривидовая борьба губернских элит и их лидеров в Излучинске, как и повсюду в стране, миновав стадии отстрела, грубого рейдерства и чемоданов компромата, закономерно перешла к мягкой, но от этого не менее смертельной (в деловом и политическом, конечно же, смысле, хотя и по сию пору случалось всякое) тактике партийного, административного и экономического поглощения неугодных методами, далекими как от морали, так и от закона. Это, впрочем, не вызывало возмущения: правила игры понимали и принимали все. Деньги любят тишину — и в регионе было тихо.
Являясь, по утверждению некоторых областных СМИ, успешным кризисным менеджером, «вытягивающим» из стагнации уже не первый ресурсоемкий проект регионального масштаба, министр Нестерюк с искренним уважением относился к мнению региональной прессы и уж тем более сотрудников министерства о своих деловых качествах. Надо сказать, что со временем любой начальник начинает верить тому, что о нем говорят окружающие, особенно подчиненные, ибо это говорится в глаза, открыто, честно, непредвзято. А в газетах же писали: молодой, талантливый, за государственную копейку горой стоит. Будучи откровенным карьеристом, клиническим взяточником и сознательным подонком, министр постоянно и с удовлетворением отмечал эволюцию таких своих личностных и деловых качеств, как принципиальность, вдумчивость, управленческая дальновидность и скромность.
— Что-то еще, Константин Викторович? — Леночка стояла сбоку от массивного письменного стола карельской березы.
— Да. Пожалуй, кофейку можно. Сделай не очень крепкий.
Поправив галстук и расстегнув пуговицы пиджака от Brioni, Константин Викторович углубился в рассмотрение поступившей почты. В свои пятьдесят три он мог бы являться кем-то повыше министра в зачуханной области. Как человек масштабный, государственный, он уже перерос тесные рамки этого кабинета. Планы есть, но их время настанет позже, в следующем году, а пока еще и здесь не все поляны окучены.
Вот, взять хотя бы этот мегапроект по строительству моста, соединяющего историческую и промышленную часть города в районе поймы реки Сухая. За пять лет сменилось уже три проектных и четыре генподрядных организации, сметная стоимость сооружения возросла на двести сорок процентов, но областные власти и надзорные организации не выказывают заметного раздражения по этому поводу. Как известно со времен Хеопса, любое строительство превышает смету, и эта аксиома как нельзя лучше соответствовала устремлениям всех причастных к строительству чиновников. Нестерюк, хотя и являлся ключевой фигурой в этом проекте (вторую скрипку там играл его заклятый враг министр строительства Рихтер), небезосновательно опасался за целостность своей доли пирога.
Тех пирогов, беляшей и чебуреков случалось в карьере немало, грех жаловаться. Еще пятнадцать лет назад, выбившись не без помощи папы из рядовой должности главного специалиста областного Минсельхоза на новый управленческий уровень Нестерюк последовательно возглавлял разнообразные отделы, управления и департаменты в городской мэрии и областном правительстве, успел порулить двумя МУПами и одним казенным учреждением. Так получалось, что все должности у него были «ресурсоемкие» — хотя и хлопотные, но обязательно связанные с немаленькими бюджетными средствами. Контроль расходования государственного рубля был очень суровым и жестоким. Нет, скорее — «как бы суровым и жестоким» (Константину Викторовичу нравилось это неопределенное паразитическое выражение «как бы»). Жирной, будто в копченой грудинке прослойка, запомнилась двухлетняя работа в департаменте благоустройства мэрии. Жаль, что мэр сковырнулся, не сумев правильно сориентироваться в быстро меняющейся предвыборной обстановке.
Нестерюк ориентироваться умел, а к управленческой деятельности испытывал душевную привязанность. Правильная ориентация в бюрократическом биоценозе, установление и защита своего места и роли в процессе эволюции — залог успеха, сиречь обогащения, так считал Константин Викторович. Припоминалось, что первые попытки в управлении людьми он проявил в девятилетнем возрасте. Тогда, вернувшись из пионерского лагеря, Костик привез в отчий дом легкий ларингит и значительный багаж обсценной лексики — вожатыми попались студенты педагогического института. Мама, Светлана Альфредовна, весьма обеспокоенная надсадным кашлем (чему поспособствовали сигареты без фильтра) своего мальчика, потащила его на обследование в поликлинику, где участковый педиатр счел нелишним провести кое-какие анализы. Костик никогда не сталкивался с процедурой отбора капиллярной крови, и наивно полагал, что сейчас его опять заставят высовывать язык и делать прочую бессмысленную ерунду. Медсестра Полина быстро, как на конвейере, извлекла из стерилизатора скарификатор, неожиданно для Костика схватила его палец и отточенным движением произвела прокол. Не ожидавший такой подлянки мальчик сидел совершенно спокойно, но лицо его стало белым как полотно. Новые ощущения ураганом ворвались в мозг, но почему-то никак не отразились на мимике.
— Ты что сейчас сделала, курва? — тихо, но отчетливо произнес Костик и немигающим взглядом уставился на бусинку своей крови.
Поля, младший медработник, только год назад пришедшая из училища, растерялась. Она привыкла к детям ласковым, испуганным, рыдающим в голос, иногда капризным, но никогда не сосредоточенно злым и агрессивным. Этот волчонок ее напугал, и… она заплакала. Мамаша волчонка тут же бросилась в коридор и, роняя там смотровые кушетки и пеленальные столики, начала громогласно распространяться насчет недоученных коновалов, угрожающих жизни советских детей. Свидетелей инцидента не было, однако заведующая отделением, прибежавшая на шум, поверила почему-то Полине, а не запутанной и сомнительной версии Светланы Альфредовны, пребывавшей, кстати сказать, этим утром в состоянии легкого похмелья. Это обстоятельство способствовало появлению в поликлинике наряда милиции, живо заинтересовавшегося произошедшим.
Инцидент удалось погасить коробкой конфет и двумя бутылками коньяку. Светлана Альфредовна философски отнеслась к взрослению отпрыска, а Костик усвоил урок: нестандартный ход способен повлиять на обстоятельства, правда, иногда в неожиданную сторону. А еще Костик вывел, что люди — овцы, и даже большому стаду нечего противопоставить напору настоящих лидеров.
Воспитание Костик получил от отца, и это было хорошее воспитание. К духовной стороне жизни сына Виктор Сергеевич обращался нечасто, но вот практические знания, жизненная опытность и смекалка отпрыска его заботили постоянно и всенепременно.
