Дэвид Лисс - Этичный убийца
– Этих ребят даже лох разведет, – провозглашал он в таких случаях, и его огромное круглое лицо, и без того всегда сияющее как медный таз, вспыхивало так радостно, что на него невозможно было смотреть без солнечных очков. – Да уж, бирюльки…
Но возле этого трейлера бирюльками не пахло. Думаю, если бы синий пикап к этому времени уже отъехал, я бы сюда и стучаться не стал. Хотя Бобби всегда говорил, что нельзя пропускать ни единой двери. Постучавшись к неудачнику, ты потеряешь не больше минуты, а ведь чем черт не шутит. И в самом деле, иногда я находил покупателей в домах, возле которых не было и намека на бирюльки. Но час был уже не ранний, и я устал. Поэтому я предпочел бы увидеть какой-нибудь симпатичный «Биг-Вил»,[3] или голую Барби, или взвод игрушечных солдатиков, по-пластунски пересекающих газонные просторы провинции Кванг-Три,[4] – словом, хоть что-нибудь многообещающее.
Но в данном случае, даже при отсутствии бирюлек, я мог по крайней мере надеяться на убежище, а потому все-таки налег плечом на дверь-ширму, чувствуя, как из-под мышки по телу скатилась добрая рюмка пота. Две маленькие зеленые ящерки неподвижно сидели на серой сетчатой поверхности двери; одна из них раскачивалась вверх-вниз, и складка у нее на шее горела алым цветом, выражая не то любовь, не то угрозу, не то что-то еще.
Пока я стучался в дверь, ящерки сидели, нацелив на меня свои пулеобразные головки, и глядели во все глаза. В конце концов за дверью послышалось отдаленное шарканье – едва уловимый звук, но на этой работе я научился различать подобные сигналы. Спустя мгновение к двери подошла женщина. Она слегка ее приоткрыла, взглянула сперва на меня, потом на пикап, припаркованный у обочины.
– Чего вам? – спросила она резким полушепотом, таким требовательным и тревожным, что я едва не отскочил от двери.
Женщина была еще молода, но явно старела, причем старела быстро. Лицо ее, вроде бы даже очень недурное, было усыпано мелкими веснушками и украшено маленьким дерзким носиком, но внешние уголки глаз, карих, как шоколадный напиток в бутылке голодранца, глубоко избороздили «птичьи лапки», а под нижними веками красовались на удивление темные круги. Ее красивые, песочного оттенка волосы были собраны в хвост, который придавал лицу выражение не то ребячливое, не то усталое. Что-то в ее облике напомнило постепенно сдувающийся воздушный шарик. Не то чтобы он скукоживается на глазах или свистит, пропуская воздух, но вы оставляете его где-нибудь, такой замечательный шарик, и, вернувшись через час, обнаруживаете сморщенный дряблый пузырь.
Я сделал вид, что ничего не заметил, и постарался мило улыбнуться. За этой улыбкой я спрятал голод, жажду, скуку и страх перед кривозубым голодранцем, что сидел в синем пикапе у меня за спиной, отчаяние от отсутствия бирюлек и от мысли, что Бобби приедет за мной в «Квик-стоп» не раньше чем через четыре часа.
Но ничего, день явно прошел не впустую: в первый же час работы мне удалось проникнуть в один дом, и эти бедные идиоты тут же выложили мне целых двести долларов. «Бедные» – не в смысле бедолаги или бестолочи, а именно бедные люди, одетые не по размеру, и обстановка им под стать: сломанная мебель, кран на кухне течет, в холодильнике пусто, не считая белого хлеба, салями сомнительного происхождения, майонеза и кока-колы. Тут нужно сразу расставить точки над «и». Всякий раз, без единого исключения, сколько бы радости ни доставляла мне очередная сделка, я неизменно чувствовал горький привкус сожаления. Я чувствовал, что поступаю дурно, даже грабительски, и мне частенько приходилось делать над собой усилие, чтобы не остановиться на полпути только потому, что клиенты явно не смогут покрыть ежемесячные выплаты. Кредит им, конечно, дадут, в этом я был почти убежден, но когда придет время платить по счетам, беднягам придется торговать кока-колой.
Так почему же я не бросал все это к чертовой матери? Отчасти, конечно, из-за денег. Но была и другая причина, более важная, соблазн куда более привлекательный, нежели деньги. Торговля – это дело, которое у меня получалось хорошо – гораздо лучше, чем что-либо когда-либо прежде. То есть, конечно, я очень неплохо учился в школе. Экзамены на аттестат и все такое. Но то были мои личные успехи, они больше никого не касались. Теперь же я занимался делом общественным, социальным, публичным. Я, Лем Алтик, преуспевал в публичном деле и в глазах общества – и это было непривычно и необыкновенно приятно. Думая о возможностях, которые передо мной открывались, я нежился в них, будто в мягкой постели: все эти люди не сделали мне ничего дурного, а я их поимел. Ну да, именно поимел, а они этого даже не поняли. Вручая чек, они жали мне руку. Они приглашали меня заходить еще, просили остаться на ужин, предлагали познакомить меня со своими родителями. Каждый второй из тех, кого мне удалось одурачить, говорил, что если мне когда-нибудь что-нибудь понадобится, если мне негде будет остановиться, они будут счастливы помочь. Они попросту смотрели мне в рот, и как бы подло это ни было с моей стороны, я наслаждался. Мне было стыдно – и все же я наслаждался.
И теперь мне нужно было заключить еще одну сделку. Компания обещала двести долларов премиальных тому, кто заключит две сделки в один день, и я был очень не прочь сорвать такой куш, но для этого надо было успеть заарканить еще одного клиента, пока не вернулся Бобби. Конечно, мне хотелось заработать побольше: шестьсот долларов за день – это очень неплохо. Кстати, я уже проворачивал подобные дела: вообще-то такое мне удалось в первый же рабочий день, после чего меня тут же провозгласили самородком и вундеркиндом. Но дело было не только в деньгах: мне очень понравилось то впечатление, которое произвел мой подвиг на Бобби, мне понравилось выражение его лица. На нем было написано радостное изумление, неуемный восторг. Я и сам не понимал, почему меня так порадовало одобрение Бобби. Мне даже стало неприятно, что его мнение оказалось для меня так важно. Но оно оказалось важно, и это факт.
– Здравствуйте. Меня зовут Лем Алтик, – сообщил я мрачноватой, полукрасивой-полужалкой женщине. – Я приехал в ваш район, чтобы побеседовать с людьми, у которых есть дети. Я занимаюсь анкетированием: меня интересует ваше мнение о районных школах и о качестве образования. У вас случайно нет детей, мэм?
Пока я говорил, она глядела на меня и щурилась, словно оценивая. Щурились и ящерки, медленно приподнимая нижнее веко. Секунду помедлив, женщина ответила:
– Есть. – И взгляд ее устремился мимо меня в сторону синего пикапа, по-прежнему припаркованного у обочины. – Есть у меня дети. Но их нет дома.
– Скажите, пожалуйста, а сколько им лет?
Женщина снова сощурилась, на сей раз более подозрительно. Тогда не прошло еще и двух лет с тех пор, как исчез мальчик по имени Адам Уолш. В последний раз его видели на одном из бульваров в Голливуде, штат Флорида. Его голову обнаружили пару недель спустя миль за двести к северу. С тех пор к детям стали относиться по-другому – как и к чужакам, которые интересуются детьми.
– Одному семь, другому десять. – С этими словами моя собеседница покрепче вцепилась в край двери, так что на пальцах у нее вокруг зазубренных ярко-розовых ногтей появились белые круги. И она не отрываясь смотрела на «форд».
– О, да это же отличный возраст!..
Я, конечно, не специалист. Я никогда особенно не общался с детьми – во всяком случае, с тех пор, как сам перестал быть ребенком, – и мне казалось, что возраст ее детей такой же мерзкий, как и любой другой. Но родителям нравится слышать такие вещи, или, по крайней мере, так мне казалось.
– И если ваш супруг дома, быть может, вы позволите мне отнять у вас пару минут и ответите на несколько вопросов. И я тут же от вас отстану. Вы ведь не откажетесь поделиться со мной вашим мнением о качестве образования?
– Вы что, вместе? – спросила она, щелчком пальцев указав в сторону пикапа.
Я помотал головой:
– Нет, мэм. Я приехал в ваш район, чтобы побеседовать с людьми, у которых есть дети. О районных школах и качестве образования.
– И что ты продаешь?
– Ничего, мэм, – ответил я, изобразив легкое, едва уловимое удивление. Что, я? Чтобы я пытался вам что-то продать? Чушь какая! – Я не торговец. Какой же я торговец, если у меня нет товара? Я просто провожу опрос относительно местной системы образования. Мне важно узнать ваше мнение. Мое начальство будет радо узнать, что думаете об этом вы и ваш муж. Не согласитесь ли поделиться с нами своими соображениями?
Женщина на секунду задумалась: видимо, ей непросто было свыкнуться с мыслью, что кого-то может интересовать ее мнение о чем бы то ни было. Я уже встречал это задумчивое выражение.
– У меня времени нет, – отвечала она.
– Вот именно поэтому вам и следует со мной поговорить, – возразил я, прибегая к приему, именуемому «доказательство от противного». Нужно убедить потенциальную жертву в том, что причина, по которой она не может этого сделать или не может позволить себе это сделать, является на самом деле причиной, по которой она именно может и должна это сделать. Оставалось копнуть поглубже, чтобы найти доказательство своей правоты.
![[email protected] - Unknown](/uploads/posts/books/250681/250681.jpg)