Альберт Санчес Пиньоль - Пандора в Конго
– Что ты о себе вообразил, Томи? Что ты ученый? Философ? С сегодняшнего дня ты писатель, Томи, паршивый писатель.
Как я поступил? Просто отправился домой и написал «Пандору в Конго» за три дня и две ночи. Струб даже не дал мне возможности задать ему вопрос о том, в чем же состояла Теория Спор.
В начале главы я сказал, что эта история началась с трех похорон, однако до сих пор не показал читателю ни одного трупа. На самом же деле история пока еще не началась. Мне просто необходимо было как следует объяснить, в чем состояла моя работа. Иными словами: если кто-то воображал, что труд литературного негра чем-нибудь привлекателен, надеюсь, теперь в этом разочаровался.
После «Пандоры в Конго» последовало множество подобных повестушек. Все они были столь же отвратительны, как и первая, а может, даже и хуже. В это трудно поверить, но в самом деле попадались и гораздо более скверные.
Схема всегда повторялась и была до безумия патриотичной: британские следопыты оказывались самыми славными в мире, французы – страшными занудами, итальянцы – жеманными, а португальцы – совершенными троглодитами. Сюжеты отдавали милитаризмом в духе Библии: большинство героев были либо миссионерами, либо военными, а иногда и тем и другим сразу: военными капелланами. Расизм, который пронизывал повествование, казался реакционным даже для того времени. Все персонажи-африканцы делились на две категории: благородные дикари и дикари-каннибалы. Первые могли претендовать на роль покорных слуг, чей интеллект не превышал уровня восьмилетнего ребенка. О вторых я предпочитаю не вспоминать.
Что касается моих доходов, жаловаться мне не приходилось. Правда, Франк платил мне мало, даже очень мало. Старикан Флаг нещадно эксплуатировал его. А поскольку я работал негром у другого негра, мне приходилось терпеть двойную эксплуатацию. Я принимал безоговорочно тот факт, что Франк присваивал часть моих теоретических доходов. В противном случае с какой стати он стал бы давать мне работу? С другой стороны, мне было нетрудно войти в положение отца многодетного семейства.
Однажды Франк не пришел на встречу в условленный час. Обычно мы встречались в небольшом пабе и обменивались материалами. Я вручал ему законченную повестушку, а он передавал мне сценарий следующей. Мы оба не любили терять время впустую. Поэтому, прождав его три четверти часа, я сильно растерялся. Только невероятные обстоятельства могли объяснить его отсутствие. Мне пришло в голову, что он заболел или кто-то из детей подцепил ветрянку, а может быть, все трое сразу. Наконец я решил сходить к нему домой.
Женщина, которая открыла мне дверь, была негритянкой. Меня удивило, что Франк мог на ней жениться. В 1914 году смешанные браки представляли собой редчайшее явление, но я подумал, что, возможно, его увлечение Африкой началось именно с этого брака. Женщина казалась настоящим комком нервов. Она сказала только:
– Вы друг Франка? Проходите, пожалуйста!
Она проводила меня прямиком в спальню и указала на кровать.
Действительно, обстоятельства, не позволившие Франку прийти на встречу, оказались чрезвычайными: он умер.
Один его глаз смотрел вверх, а другой был закрыт, словно подмигивал вечности. Я уже говорил, что Франк не принадлежал к числу моих близких друзей, отнюдь нет. Но подобное несчастье способно взволновать любого человека.
– О, госпожа Струб! Я вам так сочувствую! – воскликнул я, заключая ее в братские объятия. – Если вам нужна помощь, если я могу что-нибудь сделать для вас или для ваших троих детей, не стесняйтесь попросить меня об этом; я все сделаю, клянусь честью. Бедный Франк! Как ему не повезло!
Женщина нахмурила брови, и я понял, что мои слова показались ей странными.
– Какие дети? – спросила негритянка. – Насколько мне известно, у Франка нет детей, он холостяк. – Она сразу же исправила свою оговорку: – То есть был холостяком.
Ее заявление поразило меня, и я отступил на шаг.
– Холостяком? А с кем же тогда я имею честь разговаривать?
– У нас с ним был уговор. Ночь со среды на четверг мы всегда проводили вместе. Сегодня я проснулась и увидела, что он мертв. – Она объясняла это, избегая смотреть мне в глаза. Неожиданно в ее голосе зазвучали игривые нотки. – Мне кажется, я вас знаю. Не тот ли вы молодой человек, который однажды вечером постучал в эту дверь? Я вас видела через окно.
В то время практически вся литературная продукция Лютера Флага была делом моих рук. Я выработал отличную систему и был способен кропать три повестушки в неделю. На самом деле иногда я даже начинал писать книгу до того, как получал сценарий. Франк ограничивался тем, что исправлял мою пунктуацию (мне всегда плохо давались точки и запятые, а тем более точки с запятыми), немного изменял отдельные абзацы, если героям недоставало патриотизма, и вычеркивал те, в которых негры выглядели слишком умными.
Обескураженный, я опустился на стул, не выпуская из рук шляпы. Мой взгляд был устремлен на кровать: в голове роилось множество мыслей, но ничего путного я придумать не мог. Сейчас уже трудно припомнить ход моих размышлений. Прошло больше шестидесяти лет с того дня, как умер Франк Струб.
– Какого большого писателя потерял мир! – сказала женщина. Теперь она казалась более расстроенной.
– Да, большого писателя… – эхом повторил я.
– Вы знаете доктора Флага? – оживилась она. Воистину, ее настроение менялось с огромной скоростью.
– Да, я кое-что о нем слышал, – пробормотал я, не слишком вслушиваясь в ее слова.
– Хотите, я вам кое-что расскажу? Так вот – книги доктора Флага написал не доктор Флаг!
И она рассмеялась еще веселее.
– Неужели правда? – спросил я.
– Честное слово. А знаете, что самое смешное во всей этой истории?
– Позвольте мне сделать предположение: Франк писал повести для доктора Флага.
– Вовсе нет! Это было бы просто смешно, и только. А самое смешное в том, что доктор Флаг воображает, что их пишет господин Спенсер!
Я так и подскочил:
– Кто это еще такой – господин Спенсер?
– Он передает Франку литературные сценарии. Господин Спенсер раньше работал негром доктора Флага. В один прекрасный день он предложил писать эти повести Франку. С этого дня господин Спенсер просто передавал сценарии доктора Флага бедному Франку.
И она снова предалась меланхолическому настроению:
– Бедный Франк. Сценарий написать может каждый. Самое главное – это написать книгу, правда? – И добавила с негодованием: – Совести у него нет, у этого Спенсера. Я всегда говорила бедному Франку…
Я потребовал у нее адрес этого пресловутого Спенсера, потом надел шляпу. Женщина увидела, что я собираюсь уходить, и указала мне на кровать:
– А что мне теперь делать? Как быть с Франком? Вы ведь сказали, что поможете мне.
Но в этот момент я думал лишь о тех комиссионных, которые Франк положил себе в карман за мой счет, выполняя всего лишь роль посредника между неким Спенсером и мной, поэтому ответил ей:
– Мне кажется, барышня, я вам и так достаточно помог.
Женщина постаралась удержать меня за локоть. Вероятно, она поняла, кем я был и зачем пришел в этот дом. Тоном человека, который хочет найти подтверждение своим сомнениям, негритянка спросила:
– Вы ведь писатель, правда?
Сам не знаю почему, но я почувствовал себя воришкой, которого застигли на месте преступления.
– Именно так. А вы проститутка, – выпалил я и ушел. Мой путь лежал к дому господина Спенсера. Мною двигало убеждение, что он, как никто другой, будет заинтересован в том, чтобы я занял место Франка Струба. По сути, ему лишь следовало придать официальный статус отношениям, которые уже реально существовали. А мне оставалось надеяться, что, поскольку посредничество Струба, за которое он получал свои проценты, прекратилось, мои доходы должны возрасти.
Спенсеров дома не оказалось. Сосед, который стоял, облокотившись на железную изгородь, разделявшую два садика перед домами, увидел меня и, указав пальцем в сторону улицы, сказал:
– Вы, наверное, пришли выразить соболезнование семье Спенсеров? Поспешите! Похоронный кортеж отправился на кладбище десять минут назад.
Я не верил своим ушам: пресловутый Спенсер тоже был мертв. Сосед рассказал мне подробности: утром несчастный попал под трамвай. Колеса разрезали его тело на две половины, точно гильотина с мотором.
Что мне оставалось делать? Я поплелся на кладбище. Терять мне было нечего. В моей душе теплилась надежда найти кого-нибудь, знавшего о делах Спенсера, чтобы объяснить ему, кто я такой, и попросить представить Флагу. По правде говоря, мне было не совсем ясно, как действовать на кладбище. Тем не менее я отправился туда.
Найти похоронную процессию Спенсера не составило большого труда. Среди каменных плит, возвышавшихся над газоном, я увидел людей, которые окружили пастора. Он читал Библию и упоминал имя усопшего. Какой-то краснощекий толстяк с короткой шеей держался в последнем ряду присутствующих. Он был так невысок, что время от времени ему приходилось подпрыгивать, чтобы разглядеть что-нибудь за рядами голов других участников церемонии. Я приблизился к нему.
![Альберт Санчес Пиньоль - Золотые века [Рассказы]](/uploads/posts/books/120975/120975.jpg)
