Джон Гришэм - Признание
— Откуда вы знаете?
— Нет никаких улик. Абсолютно никаких. Полицейские решили, что это сделал он, выбили из него признание, а теперь собираются убить. Это неправильно, пастор. Такого не должно быть.
— Откуда вам все это известно?
Бойетт подался вперед, будто хотел шепотом сообщить нечто, чего никогда и никому не рассказывал. Кит почувствовал, как у него от волнения быстрее забилось сердце. Однако никаких откровений не последовало. Мужчины долго смотрели в глаза друг другу.
— Тут написано, что тело так и не нашли, — сказал Кит, надеясь разговорить Бойетта.
— Верно. Следствие состряпало безумную историю, что парень якобы схватил девушку, изнасиловал, задушил, а потом выбросил тело с моста в Ред-Ривер. Сплошное вранье!
— Так вы знаете, где тело?
Бойетт выпрямился, сложил руки на груди и вдруг начал кивать. Тик. Потом снова. Видимо, тик учащался, когда он нервничал.
— Это вы убили ее, Тревис? — спросил Кит, поразившись прямоте собственного вопроса. Еще пять минут назад он начал составлять в уме список прихожан, которых собирался навестить в больнице, и размышлял, как поскорее выпроводить Тревиса. И вот вынужден говорить об убийстве и спрятанном теле.
— Я не знаю, как поступить. — Бойетт снова поморщился от накатившей боли. Он наклонился, будто удерживая рвоту, и сдавил ладонями виски. — Я умираю. Мне осталось жить всего несколько месяцев. Но почему этот парень тоже должен умереть? Он же ни в чем не виновен! — В его глазах стояли слезы, а лицо исказилось.
Кит молча смотрел, как Тревиса била дрожь. Он передал ему бумажную салфетку, и тот вытер лицо.
— Опухоль растет, — сказал Бойетт. — С каждым днем давит на мозг все сильнее.
— У вас есть лекарства?
— Есть какие-то. Но они не помогают. Мне пора.
— По-моему, мы еще не закончили.
— Закончили.
— Где тело, Тревис?
— Вам лучше не знать.
— Наоборот! Может, нам удастся остановить казнь.
Бойетт рассмеялся.
— Правда? Только не в Техасе! — Он медленно поднялся и оперся на палку. — Благодарю вас, пастор.
Кит остался сидеть и лишь молча проводил Тревиса взглядом.
Дана не спускала глаз с двери. Когда уходивший Тревис сказал «спасибо», она смогла пролепетать «до свидания», но выдавить улыбку ей так и не удалось. Он снова оказался на улице — без пальто и перчаток, — но теперь ее это не трогало.
Муж продолжал сидеть в кресле, не шевелясь. Не в силах прийти в себя от потрясения, он, сгорбившись, смотрел в стену, продолжая сжимать в руке копию газетной статьи.
— С тобой все в порядке? — спросила жена. Кит передал ей статью, и она прочитала.
— Не понимаю, какое отношение это имеет к нам, — заметила Дана.
— Тревис Бойетт знает, где спрятано тело. Он знает, потому что сам убил девушку.
— Он — что, признался в этом?
— Почти. Сказал, у него неоперабельная опухоль головного мозга и через несколько месяцев он умрет. Заявил, что Донти Драмм не имеет к убийству никакого отношения. И ясно дал понять: знает, где находится тело.
Ошеломленная Дана опустилась на диван.
— И ты ему веришь?
— Он рецидивист, Дана. И патологический лжец. Он скорее солжет, чем скажет правду. Нельзя верить всему, что он говорит.
— Но ты ему веришь?
— Думаю, да.
— Как ты можешь ему верить? Почему?
— Он страдает, Дана. И дело не только в опухоли. Ему что-то известно об убийстве и теле. И он по-настоящему переживает, что казнят невиновного человека.
К Киту часто обращались за советами по разным щекотливым вопросам, и он разбирался в людях. Ошибался он очень редко. Дана была гораздо импульсивнее и, поддавшись эмоциям, часто теряла объективность и способность трезво оценить ситуацию.
— Ну и что ты думаешь с этим делать? — поинтересовалась она.
— Давай для начала постараемся все выяснить о Бойетте и проверить все факты. Действительно ли он условно-досрочно освобожден? Если да, то кто за ним сейчас надзирает? Обращался ли он в больницу Святого Франциска? Есть ли у него опухоль головного мозга? Если да, то действительно ли она смертельна?
— Получить доступ к медицинской карте без согласия пациента невозможно.
— Разумеется, но кое-что разузнать нам, возможно, удастся. Позвони доктору Герцлику — он был вчера в церкви?
— Да.
— Так я и думал. Попробуй у него что-нибудь выяснить. Доктор должен быть на обходе в больнице. Позвони в комиссию по условно-досрочному освобождению и постарайся узнать как можно больше.
— А чем ты сам намерен заняться, пока я буду сидеть на телефоне?
— С помощью Интернета выясню все, что касается убийства, суда, обвиняемого и самого дела.
Муж и жена заторопились.
— А что, если это все окажется правдой, Кит? Что, если мы убедимся: этот негодяй не лжет?
— Тогда нам придется что-нибудь предпринять.
— Например?
— Понятия не имею.
Глава 2
Отец Робби Флэка приобрел старое здание вокзала в центре Слоуна в 1972 году, когда городская администрация собиралась его снести. Робби в то время только заканчивал школу. Мистер Флэк-старший немного заработал на исках против нефтяных компаний и решил вложить деньги в недвижимость. Они с партнерами привели здание в порядок и разместили в нем офис, где на протяжении следующих двадцати лет довольно успешно занимались юридической практикой. Они не стали богатыми — во всяком случае, по техасским стандартам, но слыли преуспевающими адвокатами, и их небольшая фирма пользовалась в городе заслуженным уважением.
А затем наступило время Робби. Он пришел работать на фирму еще подростком, и вскоре всем адвокатам стало очевидно: он сильно от них отличался. Робби мало интересовался доходами, зато остро реагировал на социальную несправедливость. Он настаивал на том, чтобы отец брался за дела о нарушении гражданских прав, дискриминации по возрасту и полу, улаживал конфликты, связанные с жилищной политикой, жестоким обращением со стороны полицейских — в общем, вел те дела, которые в маленьком южном городке могли запросто превратить правдоискателей в изгоев. После трех лет учебы в колледже на севере штата напористый и умный Робби завершил юридическое образование в Университете штата Техас в Остине. Он никогда не пытался найти работу в другой фирме и не мыслил профессиональной деятельности нигде, кроме как в адвокатской конторе отца в здании старого вокзала в центре Слоуна. Здесь было множество людей, которым он хотел предъявить иски, и много обездоленных, нуждавшихся в его помощи.
С отцом Робби с самого первого дня работы постоянно ссорился. Другие адвокаты вышли в отставку или уехали из города. В 1990 году, когда Робби было тридцать пять лет, он подал иск на город Тайлер, штат Техас, обвинив его власти в дискриминации при проведении жилищной политики. Судебное разбирательство в Тайлере длилось месяц, и Робби даже пришлось нанять телохранителей, когда угроза его жизни стала более чем реальной. Жюри присяжных вынесло решение в его пользу и присудило выплатить 90 миллионов долларов, после чего Робби Флэк стал настоящей легендой и богачом. Теперь, при имеющихся финансовых возможностях, адвокат-радикал мог позволить себе затевать такие процессы, о которых раньше и не мечтал.
Чтобы не стоять у него на пути, отец благополучно отошел от дел и переключился на гольф, а первая жена, получив скромные отступные, вернулась в родной Сент-Пол.
Адвокатская контора Флэка стала прибежищем для всех, кто считал себя хоть чем-то обиженным обществом. За юридической помощью к мистеру Флэку потянулся бесконечный поток униженных, обманутых, оскорбленных и подследственных. Для знакомства с делами Робби привлекал выпускников колледжей и помощников юристов. Он каждый день просматривал поступавшие обращения и выбирал то, что представлялось ему интересным, а от остального отказывался. Фирма сначала быстро разрослась, а потом так же быстро сократила число сотрудников. Затем снова был взлет, за которым последовало падение. Юристы приходили и уходили, не задерживаясь надолго. Против Флэка постоянно выдвигали иски, на что он отвечал той же монетой. Постепенно деньги подошли к концу, но Робби снова удалось выиграть крупное дело. Самым неприятным инцидентом в пестрой карьере Робби стало избиение им портфелем бухгалтера, уличенного в хищении. Тогда адвоката приговорили к тридцати дням заключения за мисдиминор,[2] что позволило избежать более серьезного наказания. Это событие стало главной новостью в Слоуне, которая обсуждалась на каждом углу. Шум, поднятый в газетах, оказался для Робби гораздо большим испытанием, чем тюремное заключение, поскольку он, по понятным причинам, был весьма неравнодушен к публичности и славе. Коллегия адвокатов штата вынесла ему общественное порицание и отстранила от практики на девяносто дней. Это явилось третьим столкновением Робби с комиссией по этике, и он поклялся, что не последним. Вторая жена тоже решила его оставить, что и сделала, отхватив немалый куш.
