Бонансинга Джей - Ходячие мертвецы. Вторжение
В конце концов он нащупал «глок», вцепился в него и, не тратя времени, одним слитным движением вскинул оружие к окну, стреляя в упор и целясь в насаженное на осколки гротескное лицо – прямо меж бровей. Голова взорвалась облаком розового тумана, расколовшись, как спелый арбуз, и забрызгав волосы Иеремии до того, как останки успело сдуть ветром. Поток воздуха шумно гудел в разбитом стекле.
С момента первоначального импульса прошло меньше десяти секунд, но теперь Иеремия понял настоящую причину, которая заставила одного из мужчин сзади возопить в тревоге. Она не имела ничего общего с оторванной головой. То, о чем кричали сзади, и то, от чего следовало поберечься Иеремии, – темнело на противоположной стороне хайвея, приближаясь справа, надвигаясь по мере того, как они скользили по следам мертвых тел, не контролируя ход машины.
Иеремия чувствовал, как автомобиль опасно заносит в тот момент, когда он отклонился от курса, чтобы избежать столкновения с изуродованными обломками «Фольксвагена-жука», как он скользит боком по гравию на обочине, а затем ныряет вниз с насыпи – в темноту под деревьями. Сосновые иголки и лапы царапали лобовое стекло и отвешивали ему пощечины, в то время как автомобиль грохотал и рычал, летя вниз по каменистому склону. Голоса сзади превратились в исступленный вой. Иеремия чувствовал, что уклон сглаживается, и ему удалось сохранить контроль над машиной – достаточный для того, чтобы не закопаться в грязь. Он отпустил газ, и автомобиль рванулся вперед, ведомый силой собственной инерции.
Массивная решетка радиатора и гигантские шины проломили путь через заросли, приминая валежник, скашивая подлесок и прорываясь сквозь кустарник, будто это не препятствия, а всего лишь дым. В эти минуты, которые казались бесконечными, тряска грозила Иеремии переломом позвоночника и разрывом селезенки. В дрожащем отражении, которое промелькнуло в зеркале, он видел двух раненых молодых мужчин, вцепившихся в спинки сидений, чтобы удержаться и не выпасть из внедорожника. Передний бампер подпрыгнул на бревне, и зубы Иеремии клацнули, едва не раскрошившись.
Еще с минуту или около того «кадиллак» ни шатко ни валко ехал через лес. А когда выехал на открытую местность в клубах пыли, в грязи и листьях, Иеремия увидел, что они случайно выбрались на другую двухполосную дорогу. Он ударил по тормозам, из-за чего пассажиров бросило вперед в натянувшихся ремнях безопасности.
Иеремия на мгновение замер, делая глубокие вдохи, чтобы вернуть воздух обратно в легкие, и оглянулся по сторонам. Мужчины на заднем сиденье испускали коллективные стоны, откинувшись назад и обхватив себя руками. Двигатель шумел на холостом ходу, дребезжащий звук вплетался в низкий гул – возможно, во время их импровизированного внедорожного приключения раскололся подшипник.
– Что ж, – тихо произнес проповедник, – неплохой способ срезать дорогу.
На заднем сиденье – тишина, юмор не нашел отклика в душе последователей Иеремии. Над их головами, в черном непрозрачном небе как раз начал разгораться пурпурный отблеск рассвета. В тусклом фосфоресцирующем свете Иеремии теперь удалось разглядеть, что они остановились у лесовозной дороги и леса уступили место заболоченным землям. На востоке он видел дорогу, извивающуюся по топи, залитой туманом, – возможно, это край болота Окифиноки, – а на западе виднелся проржавевший дорожный знак с надписью: «3 мили до автострады 441». И ни одного признака ходячих вокруг.
– Судя по знаку вон там, – сказал Иеремия, – мы только что пересекли границу штата Флорида и даже не заметили этого.
Он включил передачу, аккуратно развернулся и направил машину по дороге в западном направлении. Его первоначальный план – попытаться найти убежище в одном из больших городов Северной Флориды, например, в Лейк-Сити или Гейнсвилле, – все еще казался жизнеспособным, несмотря на то, что двигатель продолжал дребезжать, жалуясь на жизнь. Что-то разладилось во время их «лесного броска». Иеремии не нравится этот звук. Скоро им понадобится место для остановки, чтобы заглянуть под капот, осмотреть и перевязать раны, возможно, найти немного еды и бензина.
– Эй, гляди! – воскликнул из тьмы пассажирского сиденья Риз и указал на юго-запад. – В конце того участка.
Иеремия проехал еще около сотни ярдов, а потом остановил «кадиллак» на обочине, покрытой гравием. Он вырубил мотор, и в салоне «Эскалейда» воцарилась тишина. Вначале никто не произнес ни слова; все просто пялились на дорожный знак, который теперь можно было разглядеть поближе.
Это была одна из тех дешевых, белых, полупрозрачных досок из фибергласса, установленная на колеса, с большими съемными пластиковыми буквами на ней, – обычная примета сельской Америки, рекламирующая что угодно, от блошиных рынков до ремонта палаток. На этой все еще виднелась надпись:
Б-А-П-…-И-С-Т-С-К-А-Я Ц-Е-Р-К-О-В-Ь К-А-Л-В-А-Р-И
Д-О-Б-Р-О П-О-…-А-Л-О-В-А-Т-Ь
П-О В-О-С-К-Р-Е-С-Е-Н-Ь-Я-М С 9 Д-О 11
За веретенообразными кипарисами и колоннами сосен, растущими вдоль дороги, Иеремия видел пустынную парковку с белоснежным гравийным покрытием. Длинный, узкий проезд вел к фасаду с просевшими рамами, разбитые витражные окна были местами заколочены досками, шпиль – свернут набок и обгорел, будто попав под бомбежку. Иеремия внимательно посмотрел на величественное здание. На верхушке шпиля возвышался огромный стальной крест, покрытый ржавчиной, часть его страховочных тросов была оборвана.
Сейчас крест висел вверх тормашками, болтаясь на остатках своей сгнившей «оснастки».
Иеремия продолжал смотреть. Он оставался очень спокойным, глядя на разрушенный, перевернутый крест, знак влияния сатаны, но весь этот символизм – только начало. Иеремия осознал, что это весьма ясный знак – знак того, что Господь их оставил, и Упокоение – вот оно, и мир теперь превратился в Чистилище. Им придется иметь дело с теми и тем, что осталось, как собакам на свалке, как грызунам на тонущем корабле. Они должны уничтожать – или будут уничтожены.
– Напомните мне, – в конце концов Иеремия заговорил, почти шепотом, не отрывая взгляда от здания вдалеке. Одно из окон в его задней части светилось тусклым желтым светом, а из дымохода в светлеющее небо тянулась узкая струйка дыма, – сколько боеприпасов вам удалось забрать с собой, до того как мы покинули Вудбери?
Пассажиры на заднем сиденье быстро переглянулись. Начал Риз:
– У меня тридцать три заряда для «глока» и коробка с двумя дюжинами «триста восьмидесятых» для другого пистолета. И все.
– Больше, чем у меня, – проворчал Стивен. – Единственное похожее на оружие, что мне удалось сцапать, – это «моссберг» и патроны внутри него. Всего восемь или даже шесть выстрелов.
Иеремия поднял с сиденья свой «глок», прикидывая, сколько раз он выстрелил с момента отъезда из Вудбери. У него осталось шесть зарядов.
– Хорошо, джентльмены… Я хочу, чтобы вы взяли с собой все оружие, зарядили его и поставили на предохранитель. – Он открыл дверь: – И пошевеливайтесь!
Остальные двое выбрались из автомобиля и присоединились к проповеднику в золотых лучах восходящего солнца. Что-то здесь было не так. Риз чувствовал, как у него трясутся руки, когда он снаряжал пистолет свежим магазином.
– Преп, я не понимаю, – в конце концов произнес он. – Зачем мы вооружаемся, будто собрались на медведя? Сомневаюсь, что там есть кто-то, кроме напуганных служек. Что мы собираемся делать?
Проповедник уже двинулся к заброшенной церкви: его «глок» был крепко зажат в громадной ладони, словно визитная карточка.
– Это Упокоение, мальчики мои, – пробормотал Иеремия мимоходом, будто сообщая, что сегодня Президентский день[2]. – Больше не существует такого понятия, как «церковь». Теперь все можно заграбастать.
Молодые люди на мгновение замерли и посмотрели друг на друга – перед тем, как поспешить вслед за проповедником.
Глава вторая
Они подошли к зданию сзади, через рощицу болезненных эвкалиптовых деревьев, что отмечали внешние границы церковного участка. В воздухе царила насыщенная вонь ментола и аммиака. Иеремия вдыхал ее, пробираясь по гравию, поросшему сорняками, стараясь шуметь не слишком сильно, когда камешки хрустели под подошвами. Свет в заднем окне церкви с пришествием утреннего солнца поблек, и сверчки стихли. Теперь тишина окутывала это место, словно облачение, и удары сердца Иеремии отдавались у него в ушах.
Он остановился за деревом в двадцати – двадцати пяти футах от освещенного окна. Несколькими быстрыми жестами проповедник дал сигнал двум молодым людям, что прятались за ближайшим дубом. Стивен хромал, выходя из-за укрытия. Он нес дробовик, прижав его к солнечному сплетению, словно оружие – некий рудиментарный придаток на теле. Риз шел позади приятеля – с широко раскрытыми глазами, дрожа от волнения и боли. Иеремия сознавал, что эти двое точно не принадлежали к сливкам нового мирового общества выживших. И уж точно это не те величайшие ученики, которых мог бы пожелать духовный лидер, коим являлся он сам. Но, возможно, проповеднику стоило видеть в молодых людях то, чем они поистине являлись: глину, из которой можно лепить в этом новом мире, в этом аду на земле.
