Питер Джеймс - Антихрист
Некоторые рассказы об Эмиле Сароцини вызывали недоверие, а от иных и вовсе мороз продирал по коже. Были и истории, которые никогда не рассказывались, потому что у мистера Сароцини везде есть уши, а любая нелояльность карается самым жестким образом.
Любая мелочь, касавшаяся мистера Сароцини, была окружена роем сплетен и домыслов. Это относилось и к его истинному возрасту, который для одних был поводом для горячего спора, а для других – зловещей тайной.
Все работающие на мистера Сароцини были в той или иной мере заинтригованы его личностью и фактами биографии. Словно магнит, он то притягивал их, то отталкивал, в зависимости от того, каким полюсом обращался в их сторону. Интрига, тайна и домысел – эти три тени сопровождали мистера Сароцини в течение всей жизни. Очень немногим людям посчастливилось не подпасть под его влияние.
Человек, который нес мистеру Сароцини ожидаемую им информацию, знал о нем больше, чем любой другой живущий на земле человек, и поэтому боялся его сильнее, чем все прочие.
Кунц открыл двойные филенчатые двери и вошел в секретарскую комнату. Секретарша была стражем кабинета мистера Сароцини, и даже немногим избранным очень редко удавалось добраться до ее приемной. Но на Кунца она даже не взглянула.
Позади секретарши через открытые двери кабинета был виден сам мистер Сароцини, статичная фигура которого напоминала статую египетского бога в главном зале храма. Большая часть кабинета была погружена во тьму. Единственное пятно света, источником которого служила настольная лампа, выхватывало из полумрака аккуратную стопку бумаги, записную книжку в кожаном переплете и часть поверхности стола. В кабинете было большое окно, но жалюзи на нем предусмотрительно опустили, чтобы не допустить в помещение яркого света утреннего солнца.
Кунц имел шесть футов шесть дюймов роста, он обладал широкими плечами куотербека и грубо вылепленным лицом боксера. Его волосы были коротко острижены. Как и всегда, он был одет в неброский костюм-двойку, на этот раз темно-синего цвета. И, как всегда, он уделил много внимания галстуку, завязанному идеально ровным узлом, и туфлям, которые были начищены до зеркального блеска. Все его костюмы шил портной мистера Сароцини, но, несмотря на дорогой материал и качество пошива, он никогда не чувствовал в них себя совершенно свободно. Посторонний человек принял бы его за вышибалу, работающего в ночном клубе, или за военного в увольнении, надевшего гражданскую одежду с чужого плеча.
На пороге кабинета Кунц нервно сглотнул, поправил узел галстука, бросил взгляд на туфли, застегнул на все пуговицы пиджак. Он знал, что по части внешнего вида он подводит мистера Сароцини, но во всем остальном – в учении, в выполнении поручений и приказаний своего учителя – он был на высоте. И Кунц гордился этим.
Мистер Сароцини дал ему все, он сделал из него человека, но Кунц знал, что он с такой же легкостью может отнять у него все пожалованное ему, и осознание этого вливалось отдельной струей в огромное озеро страха, который испытывал Кунц перед этим человеком, и подпитывало его рабскую преданность мистеру Сароцини.
– Ну? – произнес мистер Сароцини и выжидательно улыбнулся.
Кунц подошел к столу. Улыбка мистера Сароцини успокоила Кунца, и он почувствовал к нему такую огромную любовь, что захотел обнять его, как отца. Но это было невозможно. Много лет назад мистер Сароцини запретил ему выражать свою любовь посредством физического прикосновения. Поэтому Кунц протянул ему через стол конверт и вытянулся, демонстрируя внимание.
– Ты можешь сесть, Стефан, – сказал мистер Сароцини. Он распечатал конверт и немедленно погрузился в изучение его содержимого.
Кунц с прямой спиной сел на краешек стула, когда-то принадлежавшего оттоманскому принцу – он забыл, как его звали. В кабинете мистера Сароцини было много ценностей и старинных вещей, но здесь присутствовало также и кое-что, чего не создать искусственно ни с помощью денег, ни с помощью обстановки – это был запах власти и силы, источаемый этой комнатой.
Кунц чувствовал себя как Алиса, попавшая в мир, где все вокруг непривычно большое. Его подавлял немыслимых размеров стол, огромные шкафы, выстроившиеся вдоль одной стены, картины размером с небоскреб, висевшие на другой, скульптуры, бюсты и статуэтки, бросающие на него высокомерные взгляды, ряды облеченных в кожу томов, презирающих всякого, кто менее начитан, чем их владелец. Он перевел взгляд на мистера Сароцини.
По его лицу ничего нельзя было определить.
В кабинете висел застарелый запах табачного дыма, но единственная стеклянная пепельница на столе мистера Сароцини была чистой. Кунц знал, что мистер Сароцини, который никогда не изменял устоявшимся привычкам, уже выкурил свою первую за день «Монтекристо» и не зажжет следующей сигары еще в течение часа.
Мистер Сароцини держал в тонких, опушенных с тыльной стороны мягкими волосками пальцах небольшой документ, состоящий всего из шести страниц. Он дочитал документ до конца, затем черты его лица отвердели, выражая неудовольствие.
– И что я должен с этим сделать, Стефан?
Такой вопрос застал Кунца врасплох, хотя он, служа у мистера Сароцини много лет, знал, что ожидаемые им ответы часто не подразумевают прямого реагирования, а связаны с вопросом более сложным образом. Поэтому он тщательно обдумал ответ, как много лет назад учил его сам мистер Сароцини, и сказал:
– Возможности неограниченны.
Лицо мистера Сароцини исказилось и выразило почти что ярость. Это испугало и смутило Кунца.
– Это список покупок, Стефан. Посмотри, что здесь написано: «Двенадцать булочек, два литра снятого молока, масло, курага, салями». Зачем ты дал мне это?
Мысли Кунца лихорадочно метались. Это просто невозможно. Он не мог… он не мог ошибиться! Откуда взялся этот список покупок? Документ был передан ему профессором-генетиком, крупным специалистом в своей области. Может, этот ученый идиот дал ему список покупок вместо документа?
Нет, это невозможно. Он проверил его несколько раз.
Выражение ярости на лице мистера Сароцини померкло, его сменила спокойная улыбка.
– Стефан, не волнуйся так. Это была шутка. Ты должен научиться правильно воспринимать шутки.
Кунц настороженно смотрел на хозяина. Он был в замешательстве и не знал, что последует дальше.
– Хорошие новости, – сказал мистер Сароцини и постучал пальцем по лежащему на столе документу. – Очень хорошие.
Кунц постарался скрыть охватившее его облегчение – за многие годы он усвоил, что никогда не следует показывать мистеру Сароцини свою слабость. А благодарность – это слабость. Он с самого начала должен был знать, что с документом все в порядке. Его реакции не требовалось. Служба у мистера Сароцини была для него одним непрекращающимся уроком – уроком длиной почти в целую жизнь.
Чтобы не выдать своих чувств, он отвел глаза от лица хозяина и стал смотреть на мягкий ворс персидского ковра. Какой сложный узор. В каждый персидский ковер заткан какой-либо сюжет, но Кунцу не хватало знаний определить, какой он у этого ковра. Он подумал о Клодии, сосредоточился на ней. Интересно, сегодня ночью она позволит ему связать себя и выпороть? Он решил, что спросит ее разрешения, но, если она скажет «нет», все равно свяжет и выпорет.
Он чувствовал ее аромат, оставшийся на его коже. Он подумал о ее стриженом лобке, и страх перед мистером Сароцини сменился сексуальным возбуждением. Затем страх вернулся.
Он посмотрел на картину, висящую на стене за спиной мистера Сароцини: современная работа, абстрактная живопись. Кунц ничего не смыслил в абстрактной живописи и не мог определить, хорошая эта картина или плохая, однако он был уверен, что она стоит огромных денег и имеет особую значимость в мире искусства – иначе ее просто не было бы в этой комнате. Течение его мыслей прервал голос мистера Сароцини. Его хозяин изъяснялся, как обычно, на безукоризненном немецком языке, хотя Кунцу было известно, что немецкий язык ему не родной.
– Это потребовало тридцати лет работы. Именно столько мы искали. Тридцать лет. Ты понимаешь, как это важно для нас.
Кунц понимал, но предпочел промолчать.
– Нет ли у тебя слабости, Стефан?
Кунц удивился вопросу. Он помедлил, прежде чем ответить, прекрасно понимая, что мистера Сароцини невозможно обмануть.
– У каждого человека есть слабость. Это Двадцатая Истина.
Мистер Сароцини, похоже, был удовлетворен ответом. Он выдвинул ящик стола, вынул из него конверт и отдал его Кунцу.
В конверте были фотографии мужчины и женщины. Мужчине на фотографиях было лет тридцать пять. Брюнет с сухощавым, красивым, но немного мальчишеским лицом. Женщина выглядела на несколько лет моложе. Рыжие волосы, ровно подстриженные на уровне плеч, красивая, современная.
