Сара Рейн - Темное разделение
Он боролся так же, как она. Конечно, боролся. Он боролся против клейкой трясины, и с каждым движением проваливался все глубже. Он выглядел нелепо, барахтаясь в серой каше, как чудовищная муха с человеческий рост, пытающаяся отцепиться от липкой ленты.
Мел опустилась на колени, все еще беспомощная от головокружения и слабости, но, ища глазами веревку, которую он использовал, чтобы спасти ее. Ее не было. Конечно, не было — он минуту назад выбросил ее в трясину.
Джо кричал на нее:
— Вытащи меня, ты, глупая сука! Сделай что-нибудь! Сделать что-нибудь… Да, что-нибудь, что угодно — Мел вытащила узкий кожаный ремень из своих брюк, с трудом расстегивая пряжку, потому что ее руки были все еще липкие от тины и сильно замерзшие, но наконец справилась.
— Джо, хватай конец ремня…
Он сделал слабую попытку схватить ремень, но промахнулся.
— Это бесполезно! Он недостаточно длинный, ты, сумасшедшая сука! Найди что-то крепче! Черт тебя подери, сделай что-нибудь!
Он был отвратителен и груб, он задыхался и орал, его глаза вылезли на лоб от ужаса. Трясина хлюпала вокруг его талии, и одна из его рук уже увязла.
— Я позову на помощь, — сказала Мел, но, когда она встала, мир снова закружился вокруг нее, и она упала на тропинку. И все-таки она сказала: — Я вернусь в машину — постараюсь дойти до нее. Ты сможешь держаться на поверхности?
— Ради бога, конечно, нет!
— У меня в машине мобильный телефон…
— Нет времени на это, неужели ты не понимаешь! Она меня засасывает с каждой минутой — я это чувствую. Словно в меня вцепились руки… — Значит, он тоже чувствует эти руки? — О боже, сделай же что-нибудь…
В этот раз Мел удалось встать и оглядеть горизонт, потому что точно, точно должен быть кто-то рядом, кто поможет. Но никого не было видно, и ничего нельзя было сделать, и он все быстрее погружался, потому что его вес вытеснял больше грязи. Как только его плечи погрузятся, У него вообще не будет шансов выбраться. Сколько времени это займет? Пять минут? Больше?
Это заняло почти восемь минут, и эти восемь минут казались абсолютно бесконечными. Он сказал:
— Я умру, да?
— Нет. Я тебя вытащу, — ответила она, стоя на колеях на тропинке, борясь с обволакивающей тошнотой, бессмысленно пытаясь протянуть ему руку — Мы что-нибудь придумаем. Постарайся еще раз схватиться за мой ремень.
Но он не мог, и больше ничего не осталось на свете, кроме покрытой туманом и сочащейся трясины, и чаек наверху, и машущей руки Джо, до которой она не могла дотянуться. У него были ужасные руки. Как я могла позволить этим рукам прикасаться к моему телу? Да, но я не могу допустить, чтобы он умер так…
— Джо, я не допущу, чтобы ты захлебнулся там…
Но он захлебнулся. Он погружался все ниже и ниже в тяжелую грязь, и, в конце концов, он начал задыхаться, медленно и ужасно, беспомощно вдыхая заиленную грязь, яростно старясь держать свой рот и ноздри подальше от нее, но ему это не удалось. Его лицо было покрыто полосками тины, она была у него на глазах, мучительно ослепляя его, и, хотя он пытался поднять руку, чтобы вытереть ее, он не смог. Несколько раз его сильно тошнило тиной, которая попала ему в рот.
Даже после того, как он полностью исчез в болоте, еще некоторое время были слышны чудовищные всхлипывающие звуки. Маленькие пузырьки воздуха выходили на поверхность, но в конце концов и они исчезли.
Мел показалось, что прошло очень много времени, прежде чем она достаточно оправилась, чтобы на машине Джо вернуться в коттедж. Поездка была сплошным кошмаром, хорошо, что не было других машин на дороге, потому что она с большим трудом ехала даже по прямой.
Она оставила близнецов в гостиной и, прежде всего, смешала и выпила пинту теплой воды с размешанной столовой ложкой горчицы. Ее вырвало два или три раза, и, несмотря на то, что ее все еще трясло, в голове прояснилось. Избавившись таким образом от большей части парацетамола и отвратительной грязи, она позвонила в полицейский участок с мобильного телефона и рассказала о случившемся.
В ожидании их приезда в коттедж она залезла в горячую ванну и с помощью щетки, мочалки и шампуня долго смывала с себя зловоние болота.
Тело Джо было вытащено, конечно, хотя на это понадобилось два дня, и это был ужасный, неприятный процесс. Но, учитывая общественный интерес — который был вызван и близнецами, и самой личностью Джозефа Андерсона, — тело нужно было достать.
Все были очень добры к Мел и очень терпеливы с ней, и все приняли без вопросов ее объяснение утренней прогулки и неосторожный шаг с узкой скользкой тропинки. Чудовищно, сказали они. И конечно, они понимают, что она хотела провести несколько недель инкогнито со своими детьми, после всего этого ажиотажа в прессе. Вполне понятно. Но как трагично, что все закончилось таким образом, ее муж погиб такой страшной смертью в тот же день, когда приехал повидаться с ней.
Изабель приехала в Касталлак и осталась в коттедже с Мел. Господи, как же это страшно, сказала она. Настоящая трагедия. Мел полагала, что без Изабель она не смогла бы справиться со всем этим.
Разумеется, последовало вскрытие и следствие. Вскрытие показало, что смерть наступила вследствие попадания в легкие жидкой грязи, вообще-то, говоря по-обывательски, Джозеф Андерсон захлебнулся. Анализ содержимого желудка показал яйца, хлеб и кофе, и анализ пищеварительного процесса показал, что они были съедены примерно за час до смерти. Когда ее спросили, Мел ответила — да, мы ели тосты и яичницу на завтрак.
Заключение следователя было единственно возможным, учитывая факты. Несчастный случай. Следователь снова выразил соболезнования Мел и сделал заключение о том, что местные власти должны сделать Марш-Флэтс менее доступными публике. Никто не ожидал, что миссис Андерсон останется в маленьком коттедже, и никто не удивился, когда она и ее подруга, которая приехала поддержать, вернулись в Северный Лондон, домой, на следующий день после расследования, забрав малышек с собой.
Мел полагала, что, когда близнецы будут постарше, она скажет им, что их отец утонул во время несчастного случая на море, когда они были совсем маленькими. Она не сильно погрешит против истины.
Она никогда не сможет сказать Симоне и Соне, что Джо пытался убить ее. Она никогда никому не сможет рассказать о том, что случилось.
Глава 15
Симона знала, что никогда никому не сможет рассказать о том, что случилось. Она пообещала не делать этого, но это было излишним, потому что рассказывать об этом слишком страшно.
В том же году, когда они переехали в Западную Эферну, летом ей исполнилось одиннадцать лет. Мама сдержала обещание и купила фотоаппарат в подарок на день рождения. Она сказала, что Симона уже достаточно взрослая, чтобы научиться обращаться с дорогими вещами. Фотоаппарат был действительно хороший, и Симона сделала несметное количество фотографий тем летом. Мама думала, что они получились очень удачными; она была уверена, что у Симоны настоящий талант.
Все это время она не могла избавиться от образа Мортмэйн-хауса и неотступного желания сфотографировать его — не только снаружи, но и изнутри. Мысль о том, чтобы дойти хотя бы до дверей Мортмэйна, была самой страшной на свете, но Симона знала истории о людях, которые делали обычные фотографии и вдруг обнаруживали на напечатанных снимках нечто, чего не было там, когда они снимали. Существовал особый мир — призрачный, то есть не совсем реальный, и в каком-то смысле он имел отношение к привидениям, а Мортмэйн, несомненно, был местом, где можно было ожидать встречи с привидениями.
Привидения. Люди-свиньи, забиравшие детей. Девочка с хитрыми темными глазами, которая разговаривала шепотом в голове Симоны.
Насколько сложно будет попасть внутрь Мортмэйна? Симона и мама много раз проезжали мимо, даже с дороги можно было видеть зияющие дыры на месте окон, и Симона думала, что попасть внутрь будет достаточно просто. Мама как-то сказала: «Боже мой, какое ужасное место, и, кто бы ни был его владельцем, его давно пора снести, пока не произошла какая-нибудь беда».
Симона дождалась до утра пятницы в конце семестра и за завтраком сказала, словно только что вспомнив, что будет репетиция концерта, приуроченного к концу учебных занятий, как раз сегодня днем.
— Я хотела вчера сказать тебе, но забыла. Я должна остаться, если можно. Всего лишь на часик. — Неприятно было врать маме — другие, похоже, все время врали родителям, и их это не беспокоило, но Симона ненавидела ложь.
И из-за того, что она почти никогда не врала, мама ничего не заподозрила. Она сказала:
— Правда? Похоже, это будет хороший концерт, да? Я жду с нетерпением. Но если ты задержишься дольше обычного, я лучше заберу тебя.
— Ну, я собиралась поехать на велосипеде домой, как обычно. Все так едут. И ведь еще не будет темно, правда? В полпятого?
