Гордон Рис - Мыши
Мама промолчала, но я-то видела, что она гордится собой, а может, тоже слегка удивлена тем, как ей удалось выпутаться из столь сложной ситуации.
— Я хочу сказать, — продолжала я, — ведь он был жуть какой страшный! Настоящий гангстер. Лично я собиралась дать деру!
— Что ж, надо это дело отметить, — сказала мама и пошла на кухню, откуда вернулась с бутылкой вина. Она выпила три бокала, пока я смаковала первый, и не успела я возразить, как она уже откупорила следующую бутылку.
Мы были словно игроки команды-победителя или актеры после спектакля — все никак не могли успокоиться, после того как пережили такой накал страстей. Я принялась изображать маму в момент ее стычки с Человеком-внедорожником, для усиления эффекта копируя ее аристократический акцент: «У меня нет времени на эту ерунду! Мы не трогали твою идиотскую машину, ты, болван!»
— Но твоя реплика была лучшей, — сказала мама.
— Что ты имеешь в виду?
— Как ты ему сказала «Должно быть, я уперлась в нее задницей»!
Я и забыла, что действительно ляпнула это. Теперь же со мной случилась форменная истерика, я едва не лопалась от смеха, и мама, глядя на меня, тоже смеялась до упаду. Мы хохотали и хохотали, пока слезы не брызнули из глаз. В тот момент фраза «Должно быть, я уперлась в нее задницей» казалась мне самой смешной из того, что я когда-либо слышала.
Мы проболтали так долго, что лишь часам к одиннадцати приступили к осмотру того, что притащили из сада. В брезентовом мешке оказались с виду обычные рабочие инструменты, но мы предположили, что грабитель использовал их для других целей. В карманах анорака, который мама тоже прихватила из багажника, мы нашли нож Стэнли, грязный носовой платок, смятую сигарету и билет в кино. Мы пролистали дорожный атлас, но на картах не было ни одной пометки или записи, лишь на внутренней обложке какие-то телефонные номера. Как я и думала, блокнот был сплошь в математических расчетах. Мама изучила все страницы.
— Наркоманские выкладки, — сказала она. — Четверти, осьмушки, шестнадцатые. Он был не просто потребителем, но и дилером. Думаю, для человечества его смерть не великая потеря.
Ее лицо стало задумчивым. Она попыталась выпрямиться в кресле, и я поняла, что она уже изрядно навеселе.
— Знаешь, Шелли, все это может сложиться удачно для нас.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, сама подумай. Администрация «Фармерз Харвест» заявит в полицию о брошенном автомобиле. Полиция попытается выйти на владельца — безуспешно, — и все кончится тем, что машину конфискуют. Потом они проведут в ней обыск и обнаружат наркотики.
Я что-то не догоняла, как это сможет нам помочь, и, должно быть, растерянность на моем лице была заметна.
— Как ты думаешь, полиция будет из кожи вон лезть, чтобы найти пропавшего наркодилера? Они ведь не будут носом землю рыть, как в случае пропажи ребенка, например? Я так полагаю, наркодилеры пропадают постоянно. Просто сматывают удочки и исчезают, как только чувствуют, что полиция у них на хвосте.
— А если они подумают, что его… — слово на миг застряло в горле, — … убили?
— Ну, скорее всего, они заподозрят его дружков-дилеров, не так ли? С чего бы им подозревать нас? В машине нет ничего такого, что могло бы вывести их на нас, а машина — это единственная ниточка.
— А Человек-внедорожник? Он видел, как мы выходили из машины. Он не забудет нас после истории с сигнализацией. Мое лицо он уж точно запомнил. И сможет описать предельно точно. (Еще бы не запомнить эти шрамы.)
— Ты меня не поняла, Шелли. Я не думаю, что полиция будет так уж стараться с поиском наркодилера. Они найдут наркотики. Логично предположить, что он заранее позаботился о том, чтобы полиция никогда не нашла его самого.
— Но кто-нибудь все-таки ищет его, мам. И подаст в розыск.
(У меня в голове снова зазвучала радостная мелодия из восьми нот, эта леденящая душу музыка, привет с того света.)
— Хорошо, — сказала мама, явно тяготея к своей версии, — предположим, полиция решит, что он не покинул город после того, как запахло жареным, а действительно пропал. Тогда рассмотрим худший сценарий: Человек-внедорожник читает в газете о брошенном у «Фармерз Харвест» автомобиле и вспоминает, что это и есть та самая машина, из которой выходили мы. Ты думаешь, он из тех, кто охотно предложит полиции свою помощь?
Я пожала плечами.
— Я хочу сказать, ты же видела его, — продолжила она. — И сама говорила, что он похож на гангстера. Возможно, ты не далека от истины. Я знаю этих типов, Шелли. Знаешь, сколько таких клиентов было у меня за последние два года? Они вообще с полицией не разговаривают. Точка.
Мне этот довод показался слишком слабым, чтобы на нем строить такую уверенность, и я подумала, не вино ли говорит в маме.
Мама швырнула блокнот в кучу на полу, наклонилась вперед и нежно взяла меня за руку.
— Я думаю, что все обойдется, Шелли, — улыбнулась она. — Я думаю, мы прорвемся.
Я все-таки была настроена несколько скептически. Возможно, это были мои предрассудки или же привычка видеть во всем подвох, но от подобных разговоров мне было не по себе — казалось, что своим безрассудством мы бросаем вызов богам.
— Не знаю, — сказала я. — Наверное, не следует делать поспешных выводов, мам, нам ведь не все известно…
Мама рассмеялась:
— Твоя проблема в том, что ты насмотрелась детективов, Шелли. Ты так и ждешь, что тебя схватят, ждешь каких-то неприятных сюрпризов. В кино никто не даст преступнику уйти, потому что зрителя нужно убедить в неотвратимости наказания. Но жизнь — это не кино. И в жизни людям сплошь и рядом удается выкрутиться.
Я надеялась на ее правоту, но не хотела искушать судьбу пустыми разговорами. Рассуждать о безопасности можно было бы по прошествии месяцев, а может, и лет. А сейчас рано было о чем-то говорить. В этом деле было слишком много подводных камней. Я никак не могла избавиться от мысли, что все это кончится полицейскими мигалками во дворе нашего дома и этим противным стуком в дверь. Я предпочла сменить тему.
— Тренч… — сказала я. — Мы еще не осмотрели тренч, что валялся на заднем сиденье.
Тренч цвета хаки лежал на полу возле телевизора. Я встала и подняла его.
— Он весит тонну! — воскликнула я, протягивая его маме.
И тут жесткая материя выскользнула из моих нетвердых пальцев, плащ, который я подняла за подол, а не за воротник, развернулся, и что-то тяжелое прорвалось сквозь подкладку кармана, обрушилось мне прямо на ногу, пронзив жгучей болью, и отскочило, застучав о дощатые половицы.
В другой ситуации я бы заорала на весь дом, но сейчас просто онемела от такого сюрприза. Я плюхнулась на диван, поджав ноющие от боли пальцы, закусила губу и тупо уставилась на пистолет, валявшийся посреди гостиной.
Гроза разразилась ночью, и я долго не могла заснуть, прислушиваясь к стихии. Я еще никогда не слышала такого ливня; когда мне казалось, что гроза уже достигла пика, она становилась еще сильнее, еще громче. У меня было ощущение, что весь мир за окном моей спальни превратился в жидкость — все текло, сочилось, капало, брызгало, кровоточило.
Порывы ветра были настолько яростными, что буквально колотили в окна, и временами я боялась, что стекла не выдержат и впустят весь этот воющий хаос в дом. Как будто что-то опасное и зловещее вырвалось из заточения на волю и пустилось в бега. И усмирить этого монстра можно было только в жестокой и отчаянной схватке.
Прислушиваясь к оглушительному стуку дождя по крыше, я видела наш сад и окрестные поля, залитые водой, и представляла себе, как эти бурные потоки освобождают тело Пола Ханнигана из его грязной обители и уносят с собой, являя всему миру. Я видела, как полицейские переправляются на лодке по разлившемуся озеру и пытаются достать всплывший труп, запутавшийся в ветвях дерева…
Сорока дней и сорока ночей такого дождя было бы достаточно, чтобы утопить мир, думала я. И в страхе перед будущим мне такой вариант казался вовсе не самым плохим.
28
Каждый день я просыпалась с одной и той же мыслью: вот сегодня придет полиция.
Я видела все это будто наяву: криминалисты в белых халатах, осматривающие кухню и патио; полицейские курсанты ползают на четвереньках, методично обыскивая сад; навес, сооруженный над розарием после того, как нашли труп; мы с мамой протискиваемся сквозь толпу журналистов, осаждающих наш дом; прячемся от них под сомнительно-спасительной сенью ожидающего полицейского фургона…
В те дни я мысленно наделяла полицию сверхъестественными возможностями и интуицией. Я не прекращала анализировать ситуацию, пыталась угадать, какими уликами они на самом деле располагают (пропавший человек, брошенная машина), и действительно чувствовала, что они знают о совершенном нами преступлении. Они, как всевидящее око Господа, для которого нет никаких препятствий, посвящены в тайну того, что произошло в ту ночь в коттедже Жимолость.
