Джеффри Хадсон - Экстренный случай
Дж. Д. моргнул, и тотчас же лицо его окаменело. Питер закашлялся, пряча смешок. Миссис Рендал спросила:
— А что вы делали на Мысе?
— Наблюдали за пожаром, — сказал Уилсон. Он повернулся к Дж. Д. — Мы бы не отказались от рюмки коньяку и от беседы после этого.
На сей раз Литер не мог сдержать смешка. Дж. Д. строго на него посмотрел и позвонил лакею. Он приказал принести еще две рюмки коньяку и, когда лакей повернулся, чтобы идти, прибавил:
— Небольшие рюмки, Герберт! Они долго не задержатся. — Затем он повернулся к жене. — Если ты не возражаешь, дорогая.
Она кивнула и покинула гостиную.
— Присаживайтесь, господа, — сказал Дж. Д., — и расскажите, что привело вас сюда?
— Один небольшой юридический вопрос, — сказал Уилсон. — Нам кажется, что у вас может возникнуть желание пересмотреть обвинение, выдвинутое вами против доктора Ли.
— Что ж тут пересматривать? — спросил Дж. Д.
— Мы считаем возможным, что ваша жена просто ослышалась, будто аборт Карен Рендал делал доктор Ли. Мы считаем, что Питер Рендал ошибся, сообщив в полицию, будто его машину кто-то украл. Или он еще ничего не сообщал?
— Ни моя жена, ни мой брат ни в чем не ошиблись, — сказал Дж. Д. Питер снова кашлянул и закурил сигарету. — Что-нибудь не так, Питер?
— Нет, ничего.
В таком случае дело будет передано в суд. И на суде вам придется дать отчет в том, как вы провели сегодняшний вечер, — сказал Уилсон.
— Вполне возможно. Но у нас будет твердое показание миссис Рендал, что мы провели вечер у себя дома, играя в шахматы, — и он указал на шахматную доску в углу.
— Кто же выиграл? — улыбнувшись, спросил Уилсон.
— Я, ей-богу, я! — сказал Питер. И хихикнул. — Он подставил слона под коня на двенадцатом ходу.
— Не вижу тут ничего смешного, Питер!
— Ты не умеешь проигрывать, — сказал Питер и вдруг сразу сделался серьезным. Сложил руки на огромном животе и не произнес больше ни слова.
Дж. Д. удовлетворенно выждал минуту, а затем спросил:
— Чем еще могу быть полезен, господа?
— Сукин вы сын, — сказал я Уилсону, — вы все испортили.
— Я сделал, что мог!
— Вы разозлили его. Вы буквально затолкали его в суд. Вы же могли запугать его, показать, как все обернется. Могли сказать о снимках… А вы толкнули их на суд, потому что хотите, чтобы он состоялся. Вам нужна арена, возможность показать себя, создать себе имя. Вы знаете, и я знаю, что если дело дойдет до суда, Арт Ли проиграет независимо от исхода. Он потеряет свою репутацию, своих пациентов, а может быть, его даже лишат права практики. И если дойдет до суда, Рендалы тоже проиграют. Они будут замараны, раздавлены полудоказанными фактами и намеками, уничтожены. В выигрыше окажется лишь один человек — вы, Уилсон.
— Это по-вашему, — сказал он. Он начинал длиться. Кажется, я его раскусил.
— Это факт.
— Вы же слышали, что говорил Дж. Д., слышали, что он говорил совершенно несусветные вещи.
— В ваших силах было заставить его слушать.
— Нет, — сказал Уилсон, — вот на суде ему придется слушать — Он откинулся на спинку сиденья. — Знаете, Бэрри, вы меня удивляете. Вы ведь как-никак ученый. Вы обязаны объективно смотреть на факты. А сегодня вечером вы получили уйму фактов, свидетельствующих, что преступление совершил Питер Рендал, и вы все-таки недовольны.
— Иными словами, вы верите в то, что он виновен?
— Разумеется, — сказал Уилсон. — И сумею убедить в этом присяжных.
— А что, если вы ошибаетесь?
— Ну что ж, будет очень жаль. Не менее жаль, чем то, что миссис Рендал оклеветала Арта Ли.
— Вы ищете оправданий.
— Я? — Он покачал головой. — Э, нет, мой милый. Это вы их ищете. Вам хотелось бы, чтобы никто из врачей не был запятнан, чтобы никто из них не пострадал. Чтобы вопрос был разрешен тихо, мирно и очень тактично и чтобы ничьи чувства не были задеты.
— Но разве это не лучший способ? Обязанность адвоката — вести дело так, как лучше для его подзащитного.
— Обязанность адвоката — выигрывать дела своих клиентов. Вся беда, Бэрри, в том, что вы и мысли не допускаете, что человек вашего круга может оказаться дрянью. Увидеть под судом какого-нибудь демобилизованного санитара либо медсестру — это другое дело, это вас устроило бы. Или еще лучше какую-нибудь старушку акушерку. Вот кому вам хотелось бы пришить это дело, но никак не врачу.
— Мне хотелось бы пришить это дело человеку, совершившему преступление, — сказал я, — и никому другому.
— Вам прекрасно известно, кто его совершил, — сказал Уилсон — Отлично известно, черт бы вас подрал!
Я расстался с Уилсоном и поехал домой. Дома я налил себе в стакан водки и положил совсем немного льда. Все уже спали: было далеко за полночь.
Я пил водку и обдумывал все, что мне довелось сегодня наблюдать. Как и говорил Уилсон, все нити преступления вели к Питеру Рендалу. Па сиденье его машины оказались следы крови, и он своими руками уничтожив эту машину, теперь был чист или мог быть чист, не окажись мы свидетелями того, как он сжигал ее.
И тогда — и это также отметил Уилсон— все становилось на свои места. Энджела и Баблз никого не обманывали, утверждая, что не видели Карен: в то воскресенье вечером она уехала к Питеру. А Питер допустил какую-то оплошность, Карен уехала домой, и по дороге у нее началось кровотечение. Она сказала об этом миссис Рендал, которая отвезла ее в больницу в своей машине. Миссис Рендал не знала, что неотложная помощь в таких случаях никогда полицию не вызывает, и, желая замять скандал и спасти честь семьи, возложила вину за аборт на единственного известного ей врача, который эти операции делал, — на Арта Ли. Все выглядело вполне логично.
Все, думал я, кроме одного соображения. Питер Рендал в течение многих лет лечил Карен, знал, что она истеричка. Следовательно, он сделал бы сначала анализ на мышах. Притом она некоторое время назад жаловалась на ухудшение зрения, что говорило о возможности опухоли гипофиза, симптомы которой весьма сходны с симптомами беременности. Зная это, он непременно сделал бы анализ. Выходило, что к Арту Ли послал ее он. Почему? Ведь если бы он считал, что нужно делать аборт, то сделал бы его сам. Опять же, в прошлом он уже дважды оперировал ее, и все сходило благополучно. Как же он мог совершить столь серьезную ошибку на третий раз?
Нет. думал я, логики тут никакой.
ЧЕТВЕРГ,
13 октября
1
Я проснулся с тяжелым сердцем, так, наверное, чувствует себя загнанный зверь, попавший в западню. Было достаточно трудно доказать невиновность Арта Ли; доказать к тому же, что и Питер Рендал невиновен, казалось просто невозможно.
Джудит, взглянув на меня, спросила:
— У тебя плохое настроение?
Я фыркнул и пошел принимать душ.
— Что-нибудь новое? — спросила она.
— Да. Уилсон хочет пришить дело Питеру Рендалу.
Она засмеялась.
— Милому старому Питеру?
— Вот именно, — подтвердил я.
— Против него есть улики?
— Да
— Так им и надо, — сказала Джудит.
— Кому?
— Рендалам.
— Но, Джудит, если Питер не виноват…
Мне уже все равно, кто настоящий виновник. Мне просто хочется, чтобы дело поскорее кончалось и Арта выпустили.
— Я тебя понимаю. — Я натянул пиджак и попытался выкинуть из головы все мысли. Но тут зазвонил телефон. Я не подошел. Минуту спустя Джудит крикнула:
— Это тебя.
Я взял трубку Знакомый басистый голос сказал:
Джон, говорит Питер. Я хотел пригласить вас к себе позавтракать
— Почему вдруг?
— Мне хотелось бы познакомить вас со своим алиби. Устроит вас половина первого?
2
Питер Рендал жил к западу от Ньютона, в небольшом нарядном особнячке. Хозяин встретил меня в дверях, со стаканом виски в руке.
— Джои, входите. — Он провел меня в гостиную. — Что будете пить?
— Ничего. Благодарю.
— Выпейте-ка лучше, — сказал он. — Виски?
— Со льдом. Вы догадались, что Уилсон фотографировал?
— У меня было такое подозрение. Этот парень далеко пойдет. Значит, я влип?
— Похоже на то.
Питер с минуту пристально глядел на меня, а потом спросил:
— А что думаете на этот счет вы?
— Я уж больше и не знаю, что думать.
— Знаете ли вы, например, что я делаю аборты?
— Да.
— И что я оперировал Карен?
— Дважды, — сказал я.
— Трижды, если уж быть точным.
— Значит, вы…
— Нет, нет. Последний раз я делал ей в июне.
— А первый?
— Когда ей было пятнадцать, — он вздохнул. — Видите ли, в жизни я совершил немало ошибок. Одна из них заключалась в том, что я пытался опекать Карен. Отец ею совсем не интересовался, а я… любил ее. Она была милая девочка, заблудшая и запутавшаяся, но милая. Итак, я сделал ей первый аборт. Но беда в том, что Карен на этом не остановилась. За три года она умудрилась забеременеть три раза; в ее возрасте это что-то патологическое. Поэтому я в конце концов решил, что на четвертый раз ей следует родить.
