Уоррен Мерфи - Цвет страха
Выскочив из машины, Доминик обнаружила, что проникнуть на поле битвы невозможно, и ей оставалось лишь подслушивать разговоры работников телекомпаний, которые располагали вертолетами, следившими за сражением сверху.
Удивлению Доминик не было границ. Государство раскололось на два враждебных лагеря, но журналистам, казалось, было плевать на судьбы своей страны. Их интересовала только информация.
Случись нечто подобное во Франции, этих репортеров казнили бы без суда и следствия, столь открыто они пренебрегали гражданским долгом.
Когда наконец битва началась, конфедераты сняли свои посты, и представители прессы ринулись на поле. В первую секунду Доминик показалось, что они собираются вступить в драку, однако она ошибалась. Журналистов влекла романтика битвы, и их бесстрашие перед резким свистом медленных мушкетных пуль могло бы вызвать уважение, если бы не было явным следствием потрясающего безрассудства.
Тем не менее, девушка продралась сквозь колючий сосновый лес, миновала бездействующие артиллерийские батареи прошлого века и, выскочив на арену сражения, с изумлением воззрилась на одежду солдат, столь напоминающую форму войск Наполеона III.
Это обстоятельство только лишний раз подтверждало истину о том, что Америка ничего не дала мировой культуре, а лишь черпала из нее.
– Я не могу отличить противоборствующие стороны, – пожаловалась она своему американскому коллеге, который снимал все подряд, будто турист с вершины Эйфелевой башни – без всякой системы с каким-то безумным исступлением.
– Все очень просто. Синие против серых.
– Но ведь они все серые!
– Вы что, дальтоник?
– Да, я цветнослепая.
Несколько минут спустя на поле приземлились шары компании Бисли, и физический недостаток Доминик превратился в бесценное достоинство.
Воздействие шаров оказалось поистине магическим. При виде персонажей мультфильмов солдаты побросали оружие, а на их лицах появилось выражение детской радости и благоговения.
Все вокруг только и говорили о невероятно розовом свете. Доминик же видела лишь слепящие монотонно-серые огни, поскольку для ее зеленых глаз цвета представлялись различными градациями серого. В глубине души девушка позавидовала американцам, обладавшим способностью приходить в ребячий восторг при виде самого заурядного рекламного шоу.
Но у нее была особая задача.
Она понимала, что шары не могут сыпаться с неба сами по себе. Кто-то явно направил их сюда и посадил в кратер. Доминик Парилло решила узнать, кто это сделал.
Главная трудность состояла в том, что густая толпа солдат в светло– и темно-серых мундирах, окруженная вдобавок плотным кольцом американских телевизионщиков, не давала француженке приблизиться к человеку, к которому она стремилась пробраться, – к Микки Уэйзингеру.
* * *По пути назад Чиун произнес:
– С твоей стороны было очень великодушно принять объяснения императора Смита по поводу его неудачи.
– Он старался, я знаю, – беззаботно отозвался Римо. – Полагаю, пора вернуть ему эту штуковину.
Римо вынул из кармана белую пилюлю в форме крохотного гробика.
Кореец поиграл бровями и спросил:
– Что это? Ядовитая таблетка Смита?
– Именно. Помнишь, как я забирал ее? Я поклялся не возвращать Смиту его отраву до тех пор, пока он не раскопает подробности моего прошлого.
– Сегодня ты на редкость великодушен.
– В тот день в «Фолкрофт» ворвались молодцы из Интерпола, и Смиту пришлось стереть компьютерные базы данных. Видимо, именно этим объясняются его затруднения при проведении сложных розыскных мероприятий.
– Ты совершенно прав, сын мой.
– Благодарю тебя, папочка.
Минуту спустя они оказались в густых зарослях, скрывавших от них поле битвы и розовое сияние, окутывавшее окрестности чем-то вроде ангельской ауры.
Лицо Римо мгновенно налилось кровью.
– Проклятый Смит! – рявкнул он.
– Римо!
– Он даже не думал искать моих родственников! Даже не собирался!
– Римо, что с тобой?
– Когда я снова увижусь со Смитом, я вобью его жалкие оправдания ему в глотку! Он у меня попляшет!
– Что за ребячество! – вспылил Чиун. – Минуту назад твое поведение было выше всяческих похвал, и вдруг ты теряешь выдержку, как капризный ребенок!
– Ты ведешь себя не лучше.
– Я? Я...
Они вышли из сосняка и оказались на поле битвы. В ту же секунду розовое сияние коснулось их лиц, словно небесный поцелуй.
– Прости меня, Римо. Я повысил на тебя голос. – Мастер Синанджу внезапно успокоился.
– А я прошу прощения за то, что вышел из себя. Ты же знаешь, как я тебя уважаю.
– То-то же, – удовлетворенно пробурчал кореец.
Римо заметил женщину в голубом платье и берете.
– Эй! Да ведь это же Эврил Мэй!
– Да. Кажется, она собралась незаметно улизнуть.
– Смит велел выудить из нее все, что она знает. Может, пойдем следом?
Они вернулись под сень деревьев. Шаги их беспокоили бурый ковер сосновых иголок ничуть не больше, чем легконогие паучки, деловито сновавшие вокруг.
Едва мужчины углубились в лесную тень, как тотчас превратились в охотников, лица их утратили безмятежность, а в глазах сверкала железная решимость. И все же они не произнесли ни звука.
* * *Происходящее казалось Марку Кобьену дурным сном.
Он участвовал в операции «Кратер» в роли инженера связи и должен был обеспечивать непрерывное наблюдение за действиями противостоящих сторон. Все микрофоны были установлены им лично. Применять видеосъемку было нельзя, поскольку размеры камер не позволяли надежно спрятать их в кронах деревьев.
Прилетевшие воздушные шары имели на борту собственную аппаратуру, и Марку пришлось заняться передачей видеоинформации, поступавшей с аэростатов.
Тут-то и начались неприятности. Пока шары готовились к запуску, Марк усердно трудился в фургончике мобильной связи, стоявшем на обочине шоссе. Как только шары зависли над кратером, дверца кузова распахнулась, и в машину влетел Боб Бисли.
– Продолжайте, – распорядился он раздраженным тоном, нимало не похожим на его обычные добродушные интонации.
Но, поскольку Боб считался в компании чем-то вроде второго воплощения Дяди Сэма, Марк Кобьен спорить не стал и послушно продолжил работу.
Как только появились первые кадры, Марк тут же начал запись, отложив просмотр и анализ на потом. На экране возник Микки Уэйзингер во всем блеске своего лицемерия, чем и привел толпу в неописуемый восторг.
Виной всему были лучи. Марк не знал, как они действуют, он видел лишь, что толпа преобразилась, словно плачущий ребенок, которому улыбнулся Монго Маус, гусенок Силли или кто-нибудь еще из компании этих двухмерных болванов.
Тут из-за спины Марка послышалось хихиканье Боба Бисли, устроившегося у пульта сбоку.
– Предложи американскому ребенку на выбор ключи от рая или пару билетов в Бисли-парк, и девять этих малолетних ублюдков из десяти предпочтут билеты.
Марк старательно прислушивался к звукам в наушниках и тем не менее отметил, что голос прозвучал совсем непохоже на Боба.
И в тот же миг его сердце испуганно затрепетало.
Боб Бисли вылез из кратера и приветливо помахал рукой ликующим солдатам.
– Как же это? – прошептал Марк.
По его спине пробежал холодок. Что-то здесь не так. Боб Бисли не мог оказаться на поле битвы. Он сидел здесь, в фургоне.
Марк Кобьен попытался взять себя в руки. «Это какой-то фокус, розыгрыш», – подумал он. Вероятно, ситуация была слишком опасной, чтобы рисковать жизнью Боба Бисли, одного из руководителей корпорации, и вместо него на поле вышел радиоупляемый робот, который только и умеет, что махать руками. Или живой дублер. Ну да, конечно! Дублер. А настоящий Боб Бисли сидит в фургоне и щелкает кнопками. Все правильно.
Однако жесты и осанка человека на экране, несомненно, принадлежали Бобу Бисли. Такое не смог бы сымитировать даже самый лучший актер. Особенно – выступая перед невежественной толпой.
Поэтому Марк, притворившись, будто делает свое дело, медленно повернулся в кресле, чтобы разглядеть незнакомца у себя за спиной.
Человек сидел, отвернувшись. Виднелись только вялая щека и кончик уса. Белого. А ведь у Боба Бисли были рыжие усы! Ходили слухи, что он подкрашивает их, чтобы выглядеть моложе.
Мужчина негромко, но яростно говорил что-то в микрофон, и Микки Уэйзингер, находившийся в нескольких милях от фургона, послушно повторял его слова.
Потом незнакомец повернул серый холодный глаз в сторону Марка и прорычал:
– Чего вылупился. Кабан? Давай работай.
Марк тут же развернул кресло, борясь с подступившей к горлу тошнотой.
Человек за его спиной не был Бобом Бисли. Боб находился на поле. А от голоса, назвавшего Марка ненавистным прозвищем, короткие волосы Марка встали дыбом и затрепетали.
Кобьен знал этот голос. Он впечатался в его мозг еще в раннем детстве. Этот голос развлекал его воскресными вечерами, убеждая мальчика в том, что, хотя завтра снова нужно идти в школу, этот мир в общем и целом совсем неплох.
