Эрик Гарсия - Ящер-3 [Hot & sweaty rex]
Я уже открыл рот, чтобы заговорить, чувствуя, как растягиваются мои челюстные мышцы. Сухой язык охотно готовился выдать все секреты того летнего вечера.
– Вот как все получилось… – начал я.
И тут я вдруг почуял аромат чернослива.
Если забыть про запах страха как смрад разложения и амбре обильного пота, страх – это чернослив, спелый и благоухающий. Однако на сей раз этот запах исходил вовсе не от меня. Он струился от членов Совета. Их терзал страх, что им придется меня отпустить. Страх, что они напортачат с еще одним расследованием государственного масштаба. Я мгновенно почувствовал, что нет у них ничего на Джека, что тот раптор все выдумал, что если я сейчас расколюсь, Джек будет гнить в Оттаве не один.
– Мы весь день были в лавке, – сказал я, в точности повторяя фразу, которую я, словно дятел, долбил весь предыдущий месяц. – Мы не имеем к этому никакого отношения.
Наступил момент ошалелого безмолвия, пока старейшины осознавали, что я ни в какую не собираюсь прогибаться под их напором, а затем раптор вскочил из своего кресла и с яростным ревом бросился ко мне. Скаля клыки, он явно намеревался добраться до моей глотки. Но он был слишком стар, а я – доверху накачан адреналином. Я с легкостью от него увернулся, и он врезался в стену у меня за спиной. Прежде чем раптор смог собраться с силами и сообразить новую атаку, другие члены Совета бросились к своему коллеге и удержали его. Одно дело – допрашивать ребенка; совсем другое – открыто расчленять его на форуме законодателей. Когти летали, зубы скрежетали.
Один компис протиснулся сквозь общую сутолоку и указал клювом в сторону лестницы.
– Убирайся отсюда, пацан, – со вздохом сказал он. – Ты свободен. Можешь идти.
Я был слишком напуган, чтобы пускать какие-либо парфянские стрелы. Кроме того, насколько я знал, это был просто еще один фокус, чтобы я раскололся в дальнейшем. Короче, я вскочил на ноги, рванул через зал Совета и буквально пролетел шесть пролетов по лестнице, чтобы на верхней площадке упасть на руки моему отцу.
Весь обратный рейс на самолете я спал беспробудным сном.
Вернувшись в Лос-Анджелес, мы с Джеком стали близки друг другу как никогда. Мы прошли все допросы, все чеширские улыбки и крокодильи слезы и вышли победителями. Джек рассказал мне, что на протяжении всего процесса он не произнес ни единого слова – просто сидел и без конца пожимал плечами. Я рассказал, что делал примерно то же самое. Не было нужды рассказывать ему про представителя рапторов, про наш разговор за закрытыми дверями или про то, что мы были в пяти секундах от целой жизни страданий и что лишь мое чувствительное рыло уберегло нас от канадского беспредела.
И, насколько я знал, Джек по-прежнему понятия обо всем этом не имел.
Вовсе не поэтому он прижимал меня к своей груди, любил меня и ненавидел, вслух раздумывал, должен он угостить меня обедом или вывести в темный проулок и положить конец страданиям данного конкретного частного сыщика.
Так получалось из-за того горя, которое я принес Норин, его сестре. Но это уже совсем другая история.
7
– Винсент Рубио, – мурлычет Джек, пока его сильные руки так крепко прижимают мою грудину к его, что я почти не могу дышать. – Сколько лет, сколько зим, дружище? Пятнадцать? Двадцать?
– Что-то вроде того.
– Что-то вроде того… нет, вы только послушайте этого парня – как всегда невозмутим и спокоен. – Джек отталкивает меня на длину своих рук и начинает внимательно разглядывать. В этих руках, в этой груди – невероятная силища. Несмотря на полное отсутствие движения ниже талии, Джек Дуган вырос в потрясающего атлета. – Просто как огурец, ты врубаешься? Вот какой ты был.
– Как огурец?
– Ну да, холодный как огурец. А помнишь тот раз, когда нас Долорес Трикл засекла? Когда мы забрались на холм над дамским курортом, подглядывая во все глаза, на что они там свои подвязки и лифчики напяливают?
– Смутно.
И он снова притягивает меня к себе, носовое и ротовое отверстия моей маски оказываются плотно прижаты к его мускулистой груди. Дышать там малость тяжеловато. Я машу рукой вверх-вниз в надежде, что Джек поймет этот сигнал сдачи.
– Черт, как же я по тебе скучал, – говорит он.
– Мм…
– Что?
– Я тоже, – бормочу я. Тут Джек отпускает меня, позволяя вдохнуть. – Ты славно выглядишь. Сильный, черт.
– Мы уже не дети, Винсент.
Я киваю, одновременно изо всех сил расслабляя мышцы. Прошло уже немалое время с тех пор, как меня последний раз видели в тренажерном зале – да и тогда я просто следил за мистером Вселенная, который изменял своей жене с Фрицем, своим партнером по бодибилдингу, – и мое нетренированное тело наглядно это показывает. Но Джек, похоже, не замечает – или ему просто наплевать. Чертовски счастливый гадрозавр так и лучится улыбкой во все стороны.
– Нелли, – зовет он. – Нелли, подойди-ка сюда. Хочу, чтобы ты кое с кем познакомился.
Хагстрем неохотно слезает с табурета, не спуская с меня тяжелого взгляда.
– Мы уже знакомы.
– Ну да, – говорит Дуган, – он с твоим кулаком познакомился. Но я не это имею в виду.
– Привет, – говорю я. – Я Винсент.
– Мы уже встречались в Лос-Анджелесе, – ворчит Хагстрем.
Брови Джека самую малость приподнимаются.
– В самом деле? Мир тесен. Ты все еще в том старом районе живешь, а, Винсент?
Я качаю головой:
– В Вествуде. Уилшир уже совсем не такой, каким был прежде.
– Всякое бывает, – говорит Джек, с пониманием кивая. – Еще в те времена, когда моя семья оттуда съезжала, полгорода уже в натуральный юг превратилось. Чертова уйма млекопитающих туда переехала. – Он секунду медлит, затем снова поворачивается к Нелли: – А что, ребята, вы на вечеринке познакомились?
– В казино, – уточняю я. – В Норуолке.
Хагстрем подходит ближе:
– И по-моему, это слишком нелепая случайность, что ты и здесь тоже болтаешься.
Я пожимаю плечами:
– По стране ездить никому не запрещено. И всякими панорамами наслаждаться. Верно, Джек?
Мой старый друг хлопает меня по плечу, либо убежденный моим слабоумным объяснением, либо слишком осчастливленный нашим воссоединением, чтобы об этом тревожиться.
– Верно. Не обращай на Нелли внимания. Он малость на взводе.
– Я уже заметил.
– Но теперь вы двое поладили.
Я ухмыляюсь.
– Раз ты так говоришь, как же иначе?
– Я так говорю. Ну, давайте, пожмите друг другу руки.
Как-нибудь потом еще будет время и место для точного определения полного объема моей мести Нелли Хагстрему, но не здесь и не сейчас. Поэтому я первым протягиваю лапу, и Хагстрем, не без неохоты и секундного колебания, ее пожимает, после чего качает вверх-вниз. Джек ухмыляется в своей инвалидной коляске, и вражда официально приостанавливается.
– Вот и отлично, – говорит Джек, хлопая в мясистые ладони. – Мы все друзья. Но сперва самое главное – какой дьявол тебя в мои джунгли зашвырнул?
Прежде чем я успеваю соорудить пристойный ответ – не могу же я так сразу, с налета рассказать ему про Талларико, – возле руки Джека следует какой-то всплеск движения, мелькает пятно белого хлопка. Я опускаю взгляд, затем смотрю еще ниже и обнаруживаю миниатюрную пожилую тетку, тянущую Джека за рукав и тем самым привлекающую его внимание.
Тетке, должно быть, лет пятьдесят пять или шестьдесят, но с личиной у нее, похоже, уже многие годы все тип-топ – скорее всего, при помощи популярного крема от морщин, но только не зелья Элмера по двадцать долларов за банку. Короткая прическа из седых волос аккуратно стилизована, и на худом овальном лице выделяются большие очки в пластмассовой оправе. Чудесная на вид старушенция, но только не место ей здесь, в «Морской хибаре».
Джек придвигает свое ухо ближе ко рту женщины, и та начинает шептать. Джек кивает, каждые несколько секунд испуская довольное кряканье.
– Хорошо, – наконец говорит он, – мы разберемся с этим, как только я вернусь. – И пожилая тетка снова исчезает в толпе.
– Сегодня я должен буду пораньше вернуться домой, – говорит мне Джек. – Но сперва мне нужно кое с какими делами разобраться.
– Конечно-конечно, – говорю я. – Рад был с тобой повидаться…
– Черт! – восклицает он. – Ты так просто от меня не отделаешься. «Пораньше» значит где-то до двух ночи, а до того времени нам с тобой нужно будет массу всякой всячины провернуть. Слушай, ты моего отца еще помнишь?
– Папашу Дугана? Его не так просто забыть.
Джек от души улыбается и обнимает меня за пояс. Тяжесть его лапищи просто чудовищна, и на какой-то миг я задумываюсь о том, действительно ли он так раздался с тех пор, как мы были детьми, или в его личину вшиты кое-какие аксессуары кутюрье Свинчаткина. – Папаша теперь малость заторможенный, но я уверен, он будет рад тебя видеть. Поговорите о старых добрых временах. Ну что, прокатимся?
Одно из моих фундаментальных правил – всегда автоматически отвечать «нет», когда предполагаемый мафиозный босс предлагает мне «прокатиться». Но ведь это Джек, и узы старой дружбы еще сильны. Впрочем, свои стандарты у меня тоже имеются.