Глафира Глебова - Встретимся в аду. История, которая потрясла мир
— Ну что? — с нетерпением воскликнул начальник тюрьмы. — Докладывай скорее!
— Сейчас, что-то горло пересохло, — Сабо налил почти полный стакан сливовицы и выпил залпом.
— Ну!! — стал выходить из себя Ференц.
Сабо выпалил:
— Значит, так… Он покрутился у особняка и поехал на Восточный вокзал, сел в поезд до Ниша и…
— Что «и»?
— И укатил в свою Югославию.
— И ты оставил его в живых?!
— Но, шеф, ты же говорил убить его в том случае, если он попытается проникнуть в дом.
— Растяпа! — недовольно воскликнул Ференц. — Я доверил тебе такое дело! Надо было догадаться об этом! Он нам нужен мертвым!
— Но, шеф… — попытался возразить, Сабо.
— Ладно, упущенного не вернешь. Странно, что он поехал к себе домой. Что-то подозрительно… Клад точно здесь, в Бухаресте, ты ничего не напутал?
— Йози, как можно! Я клянусь, я ничего не напутал!
— Тогда почему он сразу рванул к себе домой, а не попытался завладеть тайником?
— Может, он подумал, что один не справится с этим делом, поехал за оружием или за сообщниками.
— Может быть. Но нам нужно торопиться. Сокровища должны стать нашими и как можно скорее. А вдруг этот Никки приедет уже послезавтра в Бухарест? Его нужно опередить!
— Но как проникнуть в дом, если там постоянно находятся хозяева. Переодеться в ментов?
— Насчет ментов — идея хорошая, но я знаю идею получше.
— Что за идея? — оживился Сабо.
Ференц объяснил:
— Мы переоденемся, мой боевой товарищ, не в ментов, а в сотрудников госбезопасности.
— Зачем?
— Их «корочки» любые двери открывают, и с ними нам любая милиция не помеха. Хорошие и строгие костюмы наденем, оружие возьмем.
— А как насчет «корочек», шеф?
— Глупый вопрос, Имре. У нас в тюрьме Клондайк всевозможных мошенников и аферистов, умеющих подделывать документы. Они любую корочку смастерят за час.
— Отлично, шеф… У меня есть на примете один из таких художников. Он на обыкновенной стирательной резинке только больших размеров вырежет любую печать или штамп.
— Вот его мы и подвигнем на это преступное дело, а потом устраним потихоньку… Лишние свидетели нам не нужны.
— Это точно, шеф!..
Глава 21. Две роковые ночи
1960 г., г. Бухарест, Румыния
Ференц и Сабо подошли к особняку. Они были одеты в цивильные костюмы, под мышками у них были наплечные кобуры с пистолетами, а в ножнах на боку — финки.
— Иди, Имре, проверь обстановку, — приказал Ференц. — Я тебя здесь подожду.
— Есть, шеф, — коротко ответил Сабо.
Имре исчез, но вскоре он вернулся немного обеспокоенный.
— Что случилось? — напрягся Ференц. — Что-то пошло не так? Говори.
— Там какой-то милиционер в звании сержанта возле дома крутится, — пояснил причину своего беспокойства Сабо — Что-то это мне не нравится. Может, отбой?
Ференц начал злиться.
— Какой отбой? Нам, мой верный товарищ Имре, отступать некуда. Либо мы заберем богатства маньячки, либо… об этом лучше не думать… Давай для начала проверим у этого мента документы, а потом будем действовать по обстановке.
— Хорошо, шеф.
— Пошли…
Да, действительно, около особняка маячил сержант милиции. Ференц всмотрелся в лицо блюстителя порядка. Кажется, он узнал милиционера.
— Постой, Имре, а это случайно не Никки, то есть тот, кто приходил к мадам Ренци на свидание?
— Возможно.
— Мысленно убери усы…
— Он, точно он.
— Как же ты не узнал его, Имре?
— Темно, шеф, — решил.
— Темно, — передразнил друга Ференц. — Из-за твоей невнимательности мы чуть не отменили операцию, паникер несчастный… Вот он, Никки, объявился. Пришел за сокровищами. Еще бы чуть-чуть, и он бы нас опередил. Его нужно устранить.
— Сделаем, шеф…
— Товарищ сержант, предъявите ваши документы? — строго спросил Ференц подойдя к Николе.
— А что произошло? — насторожился Ракитич: он узнал усача, хотя тот старался спрятать лицо в ночную тень.
Это же начальник тюрьмы, где сидит Вера! Значит, его верные псы подслушали его разговор с Верой и передали ему. Они тоже догадались, что это слово-ключик «бюро», и они тоже пришли за сокровищами. Но с черта с два они его получат! Это его сокровища и его внука… Как бы незаметно расстегнуть кобуру… Или, может, свалить их обоих с ног двумя прямыми ударами? Он же в юности неплохо боксировал. Но надо потянуть время и усыпить бдительность этих оборотней.
— А вы, собственно, кто такие? — нарочито грозно сдвинул брови Никола. — Предъявите свои удостоверения.
— Пожалуйста, — сухим официальным тоном сказал Ференц. — Мы из департамента государственной безопасности. Директорат по работе с милицией. Вот наши документы…
Никола посмотрел документы: неплохо сделаны! Какой-то зек неплохо постарался за лишнюю пайку и несколько пачек чая.
— А вот мои… — Ракитич передал Ференцу свое фальшивое удостоверение.
Йозеф пояснил:
— В последнее время для ряда ограблений использовалась бандитами милицейская форма, — разъяснил свои действия Ференц. — Вот мы и делаем рейд с коллегой.
Сабо важно кивнул.
— Теперь ясно, — сказал Ракитич.
— Вы здесь патрулируете?
— Да, в столице участились случаи грабежей частных особняков. Работает одна и так же профессиональная банда. Работает хладнокровно и решительно. И оставляют жертвы после себя. Никак не можем их изловить.
— Ну и как обстановка возле этого дома? — Ференц стал отвлекать внимание Ракитича тем, что стал класть удостоверение во внутренний карман, а сам потянулся к рукоятке финки. — Ничего подозрительного?
— Ничего, — ответил Никола, чуть отойдя назад.
Он уже намеревался произвести два убойных хука, которые бы привели к глубокому нокауту его «оппонентов», но усач натянуто улыбнулся, оглянулся по сторонам и вдруг ударил острейшим клинком в живот Ракитичу.
«Не успел!» — промелькнула последняя мысль в голове Николы, и он схватился за живот и стал медленно оседать. Ференц добавил еще несколько ударов Ракитичу. Тот повалился на траву и затих.
— Кажется, готов, — сказал Ференц своему подельнику — Давай, оттащим его в эти заросли. Чтобы не мешался…
И они поволокли тело.
…Прошли сутки.
На дворе была ночь, но в кабинете начальника тюрьмы горел свет. Нувориши Ференц и его друг Сабо с заговорщицким видом что-то напряженно обдумывали. И вот когда на часах Ференца маленькая толстая стрелка часов встала напротив цифры два, а большая и длинная — напротив цифры двенадцать, Йозеф решительно сказал:
— Пора!
Сабо встал с места и тоже принял решительный вид.
— Хорошо, шеф, я все понял.
…Ренци плохо спалось. Она часто ворочалась, а когда проснулась в очередной раз, ей стало почему-то страшно. Какое-то нехорошее предчувствие легло на сердце, и оно ее не отпускало. Вера встала с кровати и принялась ходить по камере… Зловещая тишина незримой нитью повисла в воздухе. Ренци присела на лежанку.
В последнее время Ренци стали сниться кошмары: ее умерщвленные мужчины приходили к ней в гости, сюда в камеру, и грозились ее задушить. А когда она открывает глаза — они исчезают. Вот и сегодня ей все приходила одна и та же жертва, причем самая последняя — милый Густав Диметреску. Полуиссохший, полусгнивший, а вместо глаз — пустые глазницы. Он тянул свои когтистые пальцы к ней и говорил: «Скоро мы с тобой повстречаемся, моя ненаглядная Вера! И любовь наша будет вечная!»
Вдруг послышались шаги за дверью. В ее камере зажегся свет. Ключ заскрежетал в замке, дверь загромыхала и отворилась… В помещение зашел Имре Сабо.
«Что нужно начальнику оперчасти» — недоумевала Вера: ее никогда не проверяли ночью, ей всегда давали спокойно спать.
— Заключенная Вера Ренци, встать! — приказал Сабо. — Ночная проверка…
Вера неохотно поднялась с кровати.
— Запрещенное что-нибудь есть? — спросил Сабо.
— Нет, — коротко ответила Ренци.
— Хорошо, тогда возьми простыни, и скручивай. Наподобие веревки.
— Зачем?
— Потом все скажу.
Вера заупрямилась.
— Я не буду их скручивать, пока не узнаю для чего это.
— Ты стала слишком умной, заключенная Ренци. Поэтому ты сейчас у меня и повесишься, вот на этой оконной решетке. На одном конце импровизированной веревки сделаешь петлю, а второй конец привяжешь к пруту. Все понятно?
— Нет! Я не буду этого делать! — твердо возразила Ренци.
— Тогда я сам сделаю тебе петлю. А потом повешу на решетке, — спокойно сказал Сабо и взялся скручивать первую простынь. — Какая разница? Итог будет один. А спишем на самоубийство.
— Вы не имеете права! — продолжала наседать Ренци. — Это беззаконие! Это убийство чистой воды!