Деннис Лихэйн - Общак
Ромси посмотрела на него неверящим взглядом. Она показала рукой на свою одежду, прическу, макияж:
— У меня, Эвандро, другие планы.
— Значит, в другой раз? — спросил Торрес.
Детектив Лиза Ромси медленно и печально покачала головой.
— Это особенный мужчина… Я знаю его почти всю жизнь, — сказала она. — Мы, кстати, дружили. Очень долго. Он уехал на много лет, но мы поддерживали связь. Его брак тоже не удался, и он вернулся обратно. Несколько недель назад мы пили с ним кофе, и я поняла, что, когда он смотрит на меня, он меня видит.
— И я вижу тебя, — сказал Торрес.
Ромси покачала головой:
— Ты видишь только ту часть, которая похожа на тебя самого. А это, Эвандро, не лучшая моя часть. Прости. Но мой друг… друг ли? Он смотрит на меня и видит то, что во мне лучшее. — Ромси чмокнула губами. — А что это значит? — Она пожала плечами. — Любовь.
Торрес некоторое время смотрел на Лизу. Вот он, настал без предупреждения — конец их отношений. Что бы под ними ни подразумевалось. Больше их не было. Торрес передал ей папку.
Он вышел из машины без опознавательных знаков, и Лиза Ромси уехала раньше, чем он успел сесть в свою.
Глава пятнадцатая
Время закрытия
Курьеры приходили и уходили. Туда-сюда, весь вечер. Боб опустил в щель столько конвертов с деньгами, что их шорох, он знал, будет еще много дней стоять у него в ушах.
За время игры он трижды сбрасывал деньги, вырученные в баре; в перерыве между таймами он поглядел в просвет, неожиданно образовавшийся в толпе людей, и увидел, что за шатким столом под нарагансетским зеркалом сидит Эрик Дидс. Эрик тянулся рукой через стол, Боб проследил взглядом и обнаружил, что Эрик держит кого-то за руку. Бобу пришлось отступить на шаг, чтобы разглядеть всю картину, заслоненную людьми, и он немедленно пожалел, что разглядел. Пожалел, что вообще вышел на работу. Пожалел, что ни разу не пил с Рождества. Пожалел, что не может перевести назад часы всей своей жизни и поставить на день раньше того вечера, когда пошел по улице и нашел Рокко в мусорном баке перед ее домом.
Перед домом Нади.
Потому что Дидс держал за руку Надю, Надя смотрела на Эрика, и лицо ее было непроницаемо.
Бобу, наполнявшему в тот миг стакан кубиками льда, показалось, что он кидает лед себе в грудь, проталкивает в живот, ссыпает к основанию позвоночника. В конце концов, что ему известно о Наде? Он знал, что нашел едва живого щенка в мусорном баке у ее дома. Он знал, что у нее были отношения — определенного рода — с Эриком Дидсом, и этот Эрик Дидс появился в жизни Боба только после того, как он познакомился с Надей. Он знал, что до сих пор ее второе имя было Ложь или Недомолвка. Может быть, этот шрам на горле появился у нее вовсе не от ее собственной руки, может, его оставил последний из обманутых ею мужчин.
Когда Бобу было двадцать восемь, он зашел в спальню матери, чтобы разбудить ее к воскресной мессе. Он слегка потряс ее, но она в ответ не похлопала его по руке, как обычно. Тогда он развернул ее лицом к себе, и ее лицо оказалось стянуто в узелок, глаза зажмурены, а кожа стала серой, как асфальт. Вечером, примерно между серией «Мэтлока» и десятичасовыми новостями, она пошла спать и проснулась оттого, что рука Бога сжала ей сердце. Вероятно, у нее в груди не осталось воздуха, чтобы закричать. Одна, в темноте, вцепившись в простыни, со сжатыми кулаками, со стянутым в узелок лицом, с зажмуренными глазами и ужасным осознанием, что именно для тебя и именно сейчас все закончится.
Стоя над ней в то утро и представляя себе последний удар ее сердца, последнее единственное желание, какое был способен породить ее разум, Боб ощущал такую горечь потери, какую не ожидал пережить еще раз.
До сегодняшнего вечера. До этого мига. До того, как понял, что означает это выражение на лице Нади.
В разгар третьей четверти Боб вышел из-за стойки и приблизился к компании парней. Один из них сидел спиной к нему, и в его затылке было что-то очень знакомое, Боб уже был готов сказать, что именно, когда Рарди развернулся и одарил его широкой улыбкой.
— Как ты тут справляешься, Бобби? — спросил Рарди.
— Мы, мы… — промямлил Боб, — мы беспокоились о тебе.
Рарди при этих словах комично нахмурился:
— Вы, вы, вы? Кстати, мы хотим семь пива и семь порций «Куэрво».
— Мы думали, ты умер, — сказал Боб.
— С чего бы мне умирать? — удивился Рарди. — Просто меня не тянуло на работу в то место, где меня едва не прикончили. Передай Марву, что ему позвонит мой адвокат.
Боб увидел, как Эрик Дидс пробирается через толпу на другую сторону бара, и в душе Боба что-то всколыхнулось, что-то жестокое и бессердечное.
— Могу передать твою жалобу Човке, — сказал он Рарди. — Он передаст дальше наверх. Как тебе такая мысль? Нравится?
Рарди горестно рассмеялся при этих словах, пытаясь выразить презрение, однако получилось совершенно неубедительно. Он несколько раз мотнул головой, как будто Боб чего-то не понял. Ничего не понял.
— Принеси нам пиво и текилу.
Боб подался к нему, придвинулся совсем близко, настолько близко, что ощутил запах текилы в дыхании Рарди.
— Выпить хочешь? Позови другого бармена, который не знает, что ты мешок с дерьмом.
Рарди захлопал, но Боб уже уходил прочь.
Он прошел мимо двух нанятых на вечер барменов и остановился у дальнего конца стойки, наблюдая, как приближается Эрик Дидс.
Оказавшись рядом с ним, Эрик сказал:
— Мне «Столичной» со льдом, старина. И вина для дамы.
Боб принялся наливать выпивку.
— Ты так и не появился утром.
— Правда? Ну…
— Значит, деньги тебе не нужны.
— А ты принес? — спросил Эрик.
— Что принес?
— Принес-принес. Ты из таких.
— Из каких «таких»?
— Из таких, какие приносят деньги.
Боб поставил «Столичную», налил бокал шардоне.
— Зачем она здесь?
— Она моя девушка. На веки вечные, до гробовой доски и все такое.
Боб подтолкнул к Эрику бокал с вином и навалился на барную стойку. Эрик придвинулся к нему.
— Отдашь мне ту бумагу, — сказал Боб, — и отвалишь отсюда с деньгами.
— Какую еще бумагу?
— С номером микрочипа. Напишешь на ней расписку и передашь мне лицензию.
— С чего бы мне так делать?
— С того, что я тебе плачу. Разве плохая сделка?
— Сделка как сделка.
У Эрика зазвонил сотовый. Он посмотрел на экран и поднял палец, призывая Боба подождать. Забрал выпивку и пошел через толпу обратно.
Добавьте Пейтона Мэннинга в список людей, которые опускали Кузена Марва. Этот гад вышел на поле со своим ударом на миллиард, со своим контрактом на миллиард, и от защиты «Сихокса» мокрого места не осталось. А прямо сейчас рвали на куски «Бронкос»: «Сиэтл» делал с «Денвером» то, что «Денвер» делал сегодня со всеми игроками в стране, поставившими на него. В числе этих игроков был и Марв — какой смысл и дальше воздерживаться от пагубной привычки, если ты настолько не в себе, что грабишь чеченскую мафию на несколько миллионов? — и он должен был вот-вот потерять на этой чертовой игре пятьдесят кусков. Не то чтобы Марв собирался отдавать долг. Если это рассердит Лео Кугана и его ребят, то пусть занимают очередь. Они не первые.
С телефона в кухне Марв позвонил этому мальчишке Дидсу спросить, когда тот собирается двигать в сторону бара, и был ошеломлен и разозлен, услышав, что тот уже час как сидит в баре.
— Ты что, с дуба упал! — сказал он.
— А где еще мне быть? — спросил Дидс.
— Дома. Чтобы ни одна собака тебя не видела, пока ты не ограбишь заведение.
— Меня никто никогда не замечает, — сказал Эрик, — так что об этом не беспокойся.
— Я вообще тебя не понимаю, — сказал Марв.
— Чего не понимаешь?
— Все так просто: появляешься в назначенное время, делаешь дело и уходишь. Почему теперь никто в мире не придерживается, на хрен, плана? Ваше поколение, похоже, не выходит из дому, не забив баки наркотой.
Марв пошел к холодильнику за очередным пивом.
— Не волнуйся, — сказал Дидс. — Я влез ему в душу.
— Кому?
— Бобу.
— Если бы ты влез в душу к этому парню, ты бы сейчас орал в голос, а ты не орешь. — Марв с треском открыл банку. Немного сбавил тон. Лучше иметь спокойного партнера, чем партнера, уверенного, что ты на него злишься. — Слушай, я знаю, какое впечатление он производит, но я тебя заклинаю: не играй с ним. Просто отойди подальше и не привлекай к себе внимания.
— Ну, — сказал Эрик, — и что мне делать в ближайшие два часа?
— Ты же в баре. Только в стельку не упейся, сохраняй хладнокровие, а в два я заберу тебя из переулка. Разве плохой план?
Из трубки донесся смех Эрика, натянутый и одновременно какой-то девчачий, словно он смеялся над шуткой, которую никто, кроме него, не слышал, и никто не поймет, в чем там соль.
