Михаил Март - Все оттенки мрака
— Сегодня я заходил к Пашке Курехину. Магнитофон он мне дал. Но что-то заподозрил. Вообще он очень странный тип. Я заметил, что из дома пропали архивные стеллажи с ящиками. Он делал их на заказ, по моим образцам. Стоило это недешево, и выбросить он их не мог. К тому же каждый фотограф очень дорожит своими снимками, слайдами и негативами. Похоже, он собрался переезжать. Я ничего не спросил, он ничего не сказал. У меня шальная мыслишка родилась. У каждого нашего работника есть свой шкафчик для переодевания. Там даже фотоаппаратуру хранят. Надежно, как в сейфе. Воры к нам не лазают. Тут брать нечего. А свои в чужой шкаф не полезут. Однако я полез. Пашка держит ключи в вазочке на холодильнике. Я их стянул. Он придет, замок на месте, но ключей нет. Взломает. Все на месте. Негативы положу назад. Но я о другом хотел сказать. Думаю, что Соня наняла Пашку. Я говорю о снимках. Сам он в окна не заглядывает и никого не снимает. Соне нужны были эти снимки. А найти сговорчивого фотографа просто. Пройдись по набережной. Их там уйма. К тому же она уже фотографировалась у Пашки со Скляровым.
— Ты говорил, будто он оператор на телевидении.
— Одно другому не мешает. И мастер он хороший. От клиентов отбоя нет. Я не все негативы отпечатал. На них какие-то вечеринки на яхтах. Но для Паши эти снимки имеют значение. Негативы лежали в конвертиках, а они в железной банке из-под печенья. Банку он засунул в самый дальний угол и завалил ее кроссовками. Я ее не сразу нашел.
— Давай печатай. Думаю, эти снимочки тоже с сюрпризами. Тем более что яхты мало кто имеет.
Новые снимки Гришу шокировали. Яхты были разными, это по отделке видно. Снимки делались открыто. То есть фотограф был приглашенным, но его никто не замечал. Во всяком случае, он старался оставаться незамеченным и фотовспышкой не пользовался. Некоторые снимки были сделаны неожиданно. Но самое главное в том, что этому парню доверяли. Голеньких девочек тут хватало. Чулочки, поясок, кружевной белый фартучек и такой же чепчик, но трусики они забыли дома. Это были танцовщицы из клуба, играющие официанток. Некоторые уже сидели у кого-то на коленях.
— Этот толстяк в трусах и рубашке с бабочкой — генерал Мерзоев, — пояснил Фима. — Заместитель Борового. А этих двух типов ты знаешь. Они зачастили на экранах. Только там они одеты подобающе и исполняют роли депутатов Госдумы. Ну, политика нас не касается. Они тоже люди. Я не могу понять: почему ты избегаешь стриптизерш. Ты же видный парень, Гриша. Мог бы разговорить одну из них. Они знают больше, чем ты думаешь.
— Они запуганы. А запугать их еще больше я не могу. И фотограф нам ничего не скажет. Все эти люди повязаны одной веревочкой. Чтобы обвалить здание, надо точно знать, под какие опоры закладывать динамит. В противном случае от взрыва будет много шума, а от дома отлетит один кирпич. И тебе же по голове. Я не специалист в таких играх. Смотрю на все это как на страшный сон. Тридцать пять лет прожил и много кошмаров повидал, но такое мне даже не представлялось. И все это происходит в тихом мирном курортном городке, куда люди стремятся попасть в каждый свой отпуск.
— А как тебе эта фотография понравится?
Фима подал ему снимок, сделанный на палубе другой яхты. Гриша узнал генерала Кузьму Борового. Такое лицо трудно забыть. Он обнимал женщину, задрав ей юбку, и они целовались. Самым странным было то, что женщиной оказалась Елена Еланская. Она со страстью впилась руками в плечи генерала.
— Снимок сделан снизу. Очевидно, Паша поднимался из нижней каюты на палубу и затормозил, как только его голова высунулась наружу. Вот что я думаю, Гриша. Фокусное расстояние у всех снимков одинаковое. Это не профессиональный аппарат, а очень хорошая малогабаритная «мыльница». У «Кэнона» и «Никона» очень шумные затворы. Снимок сделать трудно, чтобы тебя не услышали. Второе. Как бы Пашке ни доверяли, но такой компромат на себя дарить кому-то полная чепуха. Фотки он делал по собственной инициативе. Когда я взгляну на его аппаратуру, то смогу сказать с точностью, чем он делал снимки.
— Тогда на кой черт они брали его с собой на яхты?
— Думаю, как оператора. Он снимал официальную часть очередного торжества. Когда начинались оргии, он кинокамеру откладывал в сторону на видное место. И, несомненно, хозяева проверяли отснятый материал. А потом болтался без дела. Не высадишь же парня в море.
— Я так думаю, что он на них работал. И пленка, лежащая в моем кармане, отснята им же. Вот почему он смотрел на тебя с подозрительностью. Где аппарат?
— Здесь. Сейчас я принесу жидкокристаллический телевизор. Он легкий. Лучше нам не выходить из лаборатории. Тут спокойнее.
Наконец-то аппаратуру установили, подключили и увидели, чего ожидали: порнофильм. Одной из участниц была Диана, ныне покойная подруга Ксюши. Вероятно, озвучка фильма делалась позже, так как постоянно слышались выкрики режиссера. Он даже подходил к исполнителям и выстраивал им позы. Режиссером оказался Михаил Колпакчи. Работал он грубо, девушки получали от него затрещины. Одна даже заплакала. Замечания делал и женский голос, но в кадре она не появлялась. Удивительно то, что после команды «стоп» оператор камеру не выключал и снимал выходы режиссера на съемочную площадку.
Григорию женский голос показался знакомым. Необычный, низкий и ласкающий. Такой он уже слышал, сидя под окном адвоката. Значит, он мог принадлежать только Елене Еланской. Ее замечания были более точными. Она знала, чего от фильма ждут. И тут прозвучала ключевая фраза Колпакчи: «Работать с отдачей! Вы думаете, люди за туфту будут платить бешеные деньги?» Вся съемка продолжалась минут двадцать до последнего окрика Колпакчи: «Всё! На сегодня хватит! Убирайтесь! Видеть вас не могу». На этом съемка закончилась, но на пленке осталось чистое место еще на сорок минут. Либо оператор хотел продолжить снимать дальше, либо его спугнула вспышка хозяина. Пленку он с собой не унес, и, как надо понимать, съемок больше не было.
— Я думаю, фильм снимал Паша Курехин. Вот почему он пользовался большим доверием у хозяев города. Чего уж от него скрывать? Он и без того знал больше остальных, — заметил Ефим.
— Ты предполагаешь или уверен? — спросил Гриша.
— У каждого оператора есть свой почерк. Я видел его документалки. Он очень резко берет зум. То есть приближение и отдаление с помощью объектива. Так работают не многие. Плавность переходов имеет значение. Во всяком случае, этому учат во ВГИКЕ. Паша технарь. Он заканчивал институт связи в Москве. Факультет электронного оборудования. В художественном смысле кино слабое. Но в электронике Пашке нет равных. А по характеру он авантюрист. И обожает деньги. Даже с меня за прокат видака взял пять тысяч. Я уж не помню, сколько он мне должен. Не подсчитывал и денег с него не требовал.
— Скажи, Фима, а порнуха в действительности может дорого стоить?
— У нас процветает пиратство. Народ нищий. Я думаю, что сделанные фильмы продавали за границу. А еще тем деятелям, которые с этими девушками уже спали. Своего рода ностальгия. Интересно, где они все это снимали? На настоящем пляже?
Гриша усмехнулся.
— Море нарисовано на стене. Мастерски. Думаю, что для такой художницы, как Еланская, это баловство. Наверняка она приложила руку к оформлению. А помещение принадлежит генералу Кузьме Боровому. Глубокий подвал под домом. Грунт каменный вперемешку с известняком. Но кто его надоумил рыть пещеру?
— Ты там был? — удивился Ефим.
— А где, по-твоему, я пленку взял? Съемочные павильоны стоят нетронутыми. Там никого не было со дня этой съемки. Могли бы разворовать. Полиция делала обыск в доме, но вход в подвал не нашли. Он хорошо замаскирован.
— Вот что я думаю. У Пашки есть крытый железный фургон. В простонародье называется «буханкой». Артисток на таком и привозили. Вряд ли они знали точное место, где ведутся съемки. Кузьма Астахович был очень хитрым и умным человеком. Не зря он просидел в своем кресле восемь лет. И если бы не чистки перед олимпийскими играми, его бы не тронули. Да и сейчас против него нет конкретных обвинений. Его же не посадили, а он сам написал заявление об отставке. Ну а по поводу подвала, то он его не рыл, а построил дом над готовым бункером. У нас под землей свой отдельный город. Когда-то здесь нашли древесный уголь. Плохого качества и в русских печах он не горел. Вот почему у нас пошла мода на камины. Специалистов нанимали в Прибалтике и Англии. Это еще с девятнадцатого века повелось. Камины открыты в отличие от печей. От того в них уголь горел. Это позволило не вырубать ценные породы деревьев. Шахт у нас очень много. Глубокие. От восьми метров и глубже.
— Откуда такие сведения? — насторожился Григорий.
— Дед Митяй рассказывал. Мы часто собирались у него байки послушать… — вдруг Ефим замолк. — Вот кто нам нужен. Его отец подмастерьем работал на князей Салтыковых. Они его подобрали мальчишкой в начале прошлого века. Накормили, одели и воспитали как своего. А в двенадцать лет отдали в ученики к своему сапожнику, который жил при их доме. И не потому что он безродный, а чтобы к труду приучить. Потому и выжил. Красные его от рабства освободили. А он к тому времени обучился грамоте по высшему разряду. По-французски свободно говорил, знал латынь. Спутали, одним словом. Барчука за раба приняли. Вот дед Митяй знает о князьях больше всех. Он сын того самого найденыша. И отец рассказывал ему о своей жизни. Хотел книгу об отце написать. Вот только при Советской власти не мог. А теперь уже слишком стар. Он и есть наш лучший краевед.
