Николай Станишевский - Цветы к сентябрю
— Мы будем первыми… — тоскливо прошептала девчушка.
На мгновение мне показалось, что этот мужской голос, только что звучавший в глубине сознания, отличается от голоса отца. Но осмыслить это до конца я не смогла. Тьма неожиданно, ослепительно взорвалась, и я провалилась в разверзшуюся, пылающую пасть неведомого, жуткого чудовища.
28 августа
Получалось, что я проспала почти двое суток. Когда я потеряла сознание, отец перепугался, поднял тревогу и «поставил на ноги» практически весь больничный персонал. Меня напичкали всевозможными препаратами, поэтому я «вырубилась» на столь долгий срок.
А когда проснулась, то ощутила во рту тот же привкус желчного дикорастущего растения. И одновременно с ним почувствовала неизмеримо тяжёлую горечь в душе.
Рухнуло всё.
Планы, ожидания, какие-то жизненные перспективы. Подсознательно я уже нарисовала себе картину будущего, и немалое место отвела в ней человеку, который когда-то был рядом.
Теперь его нет.
Он ушёл, и, как ни тяжко это осознавать, ушёл навсегда. А я даже не могу вспомнить его лица…
Слезы навернулись на глаза, очертания комнаты вновь поплыли и исказились. Точно также обстоят дела и с моей памятью. Мутное, лишённое очертаний видение, которое никак не может проясниться, и которое я никак не могу ухватить.
И мне кажется, уже никогда не смогу.
А в принципе, сейчас мне это надо? Зачем бередить и без того выжженную в душе калёным железом рану? Прошлого не вернуть. Да и не надо его возвращать, сейчас оно действительно стало для меня настолько страшным, что я не хочу заглядывать туда ни под каким предлогом. Плохо только одно — там навсегда остался мой муж.
Хриплый, гортанный крик вырвался из горла. Мучительно заныли зубы, горячая жидкость обожгла веки и потекла по щекам. Слезы брызнули обильным, горько-солёным дождём, и я почувствовала, как неведомая сила скручивает моё тело в тугой канат. Не зная зачем, я вскочила с кровати и, не разбирая дороги, бросилась вперёд. Мне нужно было бежать, и я это делала. Только куда и для чего — эти вопросы растворились в глубинах моего сознания.
Обитая мягкой кожей, стена приветливо встретила меня, смягчила удар, слегка оттолкнула назад. Полулёжа на полу, я не могла понять, что произошло.
Почему она мешает мне?
Почему она не хочет, чтобы я бежала вперёд, к любимому мужчине?
И почему я поняла, что сильно любила его только после того, как узнала, что его не стало?
Боль разметала мои ноги и руки в разные стороны, гортанный крик вновь пролетел по комнате, наполняя её противным, режущим уши звуком. Внутри сработала невидимая пружина, тело подбросило вверх и, оказавшись на ногах, я, низко наклонив голову, опять ринулась в атаку. Ударившись о стену, я рухнула на четвереньки и почувствовала, как муравьи снова забулькали в животе. Гигантский мегаполис медленно приходил в движение. В предвкушении будущих спазм моё тело передёрнуло.
Опершись руками о стену, я медленно поднялась на ноги. Почувствовала, как трясутся колени. Словно во сне, заворожено погладила мягкую, гладкую обивку и вдруг всем своим измученным существом поняла, что именно она и является основным препятствием моей встречи. Неистово взвизгнув, я изо всех сил заколотила кулаками по коже цвета слоновой кости.
Никаких изменений! Кожа проминалась, но тут же возвращалась в исходное положение. Нужно было что-то потяжелее.
Голова! И как я раньше об этом не подумала? Именно головой у меня получится! Действительно, какая же я всё-таки дура!
Скрипя зубами и постоянно поскуливая, я принялась биться о стену. Под градом сокрушительных ударов мягкая обивка будто бы начала отступать. Отлично, дело пошло! Ещё немного и нежеланная преграда рухнет! Только почему так долго? Наверное, надо помогать голове руками и ногами!
Что происходило дальше, я не видела, об этом мне рассказали потом. В палату вбежала Полли и ещё несколько человек в белых халатах. Совместными усилиями они оторвали меня от злополучной стены и кое-как уложили на кровать. Я брыкалась, кусалась, плевалась, визжала, и все время норовила расцарапать кому-нибудь лицо. Позже Полли скажет мне, что в тот момент я напоминала дикого, разъярённого зверя.
Ну а что во мне осталось человеческого?
Ровным счётом ничего. Даже единственного любимого человека у меня и то отобрали.
Финал этого дня был похож на финал предыдущих, имеющих место год назад. Меня обкололи со всех сторон, и я вновь провалилась в тревожный, горячечный бред…
29 августа
На этот раз отец появился тихо и незаметно, совсем не так, как во все предыдущие дни. Молча опустился на стул и посмотрел на меня пронзительным, грустным взглядом.
— Тебе лучше? — его слова прозвучали еле слышно и скорее читались по губам.
Я кивнула головой и попыталась улыбнуться. У меня снова запершило в горле, на глаза навернулись слёзы.
— Не плачь, детка, — ласково прошептал отец. — Зря я, наверное, тебе все это рассказал, ты уже который день не можешь прийти в себя.
— Нет, — я покачала головой. — Ты всё правильно сделал. Плохую весть лучше узнать сразу.
— Может быть, — он обернулся и посмотрел в окно. — Послезавтра — последний летний день. Видишь, Джина, всё рано или поздно уходит. Быть может, и твоя печаль уйдёт вместе с этим злосчастным августом?
— Нет, — произнесла я сдавленным голосом. — Моя печаль ещё долго будет со мной. Потому что вслед за этим, как ты выражаешься злосчастным августом, в свои права вступит печальная осень. И она не принесёт радости, это я точно знаю.
Отец вновь повернулся ко мне. В его глазах застыла прозрачная, остекленевшая тоска.
— Ты просто устала, Джина, — он наклонил голову и задумчиво посмотрел на носки ботинок. — Ты просто устала, девочка моя. Когда ты покинешь эти стены, я повезу тебя к морю.
— К морю… — мне вдруг стало тепло и уютно. — Да, папа, это было бы совсем неплохо…
— Когда ты была маленькой, я делал это крайне часто. И твоя мама тоже любила там бывать…
— Папа, — я откинула со лба непослушный локон. — Но зачем нам было нужно куда-то ездить? Ведь мы жили у моря…
Отец резко вскинул голову, и я увидела, как в его глазах промелькнули огоньки растерянности.
— Откуда… — похоже, он не мог сразу найти подходящих слов. — Откуда тебе это известно?
— Я видела это во сне, — я снова попыталась улыбнуться, и на этот раз улыбка получилась неестественной и натянутой.
— Когда?
— Давно. Теперь уже давно. Недели две назад.
— Ты мне ничего об этом не говорила.
— Это было ещё до того, как ты появился здесь…
— И что ты ещё видела в этом сне?
— Больше ровным счётом ничего, — я пожала плечами и опять попыталась улыбнуться.
— Почему же ты решила, что у моря жили именно мы?
— Ну, я видела дом. Дом, стоящий на морском утёсе…
— Все ясно, — он улыбнулся, но его глаза оставались серьёзными. — А говоришь, что ничего…
— Папа! — я пристально на него посмотрела. — Это что, имеет какое-то значение?
— Наверное, нет, — он вздохнул и отвёл глаза.
— Тогда почему ты так настойчиво об этом расспрашиваешь?
— Это не настойчивость, детка, — его тон заметно смягчился. — Просто я очень внимательно наблюдаю за твоим процессом выздоровления и мне интересно знать, насколько быстро память возвращается к тебе.
— Она не возвращается, — теперь я опустила глаза. — Понимаешь, это, как мимолётное видение. Вспыхнет картинка, поманит немного, а потом — снова темнота…
Мне показалось, что он вздохнул с облегчением.
— Мы не жили в этом доме. Мы с тобой живём неподалёку. А там ты бывала, когда познакомилась со… своим мужем…
— Этот дом принадлежит ему?
— Да. Он достался ему в наследство от деда.
— И в твоём времени он уже не существует?
— Нет. Что-то произошло с ним в течение этой тысячи лет.
— Скажи, папа, а существует ли он сейчас?
У меня появилось ощущение, что возникла пауза длинною в жизнь. Отец странно и часто заморгал, на его лице отразилась гамма всевозможных эмоций, шрам на щеке налился полупрозрачной синевой, под глазами выступили небольшие красные пятна.
— Я опять сказала что-то не то? — невинно спросила я.
Он взглянул на меня, потом снова отвёл глаза.
— Всё то, — его голос прозвучал необычно глухо.
— Тогда почему… Почему ты так разволновался?
— Сам не знаю, — он шумно выдохнул воздух. — Просто я обрадовался, что ты… что ты вспомнила кое-что ещё… Что память, наконец-то, хоть и потихоньку, но всё равно возвращается…
— Папа! — я решительно тряхнула головой. — Не ври! Я же вижу, что ты говоришь неправду! Почему воспоминания об этом доме вызвали у тебя такую реакцию?
