Евгений Костюченко - Сафари для русских мачо
— Пиджачок, — сказал Василь на лету, делая ногами шагающие движения. — Пиджачок забыли и шляпу.
— Не вижу, — Марат оглядывал пустой бар.
— А еще профессионал, — пристыдил его Василь и перешел в вертикальное положение. — Вон же стульчик мой. Пойдем, посидим как белые люди. Не волнуйся. Никто нас не тронет. Это тебе не Штаты. Русских тут уважают.
Действительно, в глубине бара на столике красовалась широкополая шляпа, а рядом на спинке стула висел голубой пиджак с короткими рукавами. Василь по немыслимой траектории вышел на цель и обессиленно свалился на стул. Рука нырнула в карман пиджака, разлетелись какие-то бумажки, но вот на столе появилась золотистая луковица, и меткий удар кулака прибил ее к полировке стола.
Марат наклонился, чтобы подобрать с пола листок бумаги и фотографию, выпавшие из кармана Василя, но тот с неожиданным проворством опередил его.
— Не трожь! — Василь бережно спрятал бумажки во внутренний карман и похлопал по пиджаку. — Это знаешь, что такое? Это моя страховка! Без бумажки ты букашка, а с букашкой человек… Или нет, не так… Короче, давай выпьем!
Почему бы и не выпить? Говорят, это помогает расслабиться. Марат чувствовал болезненное напряжение во всем теле (особенно в желудке), а ведь завтра он должен быть в форме. Он всегда должен быть в форме. Сейчас его форма никуда не годилась. Координация нарушена, реакция замедленная, вон даже пальцы дрожат от перенапряжения. Почему бы и не выпить? Почему бы не переждать всю эту заварушку здесь, «над схваткой», в этой башне из толстого стекла? Марат подсел к столу, оглядываясь в поисках Оксаны. Но девушка за стойкой неправильно поняла его взгляд и принесла пару стаканов, блюдо с разными орешками и две забытые бутылки.
— Мучос грасияс, — сказал Кирсанов.
Девушка ослепительно улыбнулась и что-то сказала, но тут у них над головой взорвался светильник, и все покрылось блестящими осколками. Потом послышался звон оконного стекла, и Марат вдруг обнаружил, что лежит на ковре, прикрывая девушку.
Нет, все-таки он был в форме. Еще не успев понять, что случилось, он уже ушел из-под обстрела и при этом прихватил с собой мирных жителей.
Сначала они слышали удар пули в потолок, потом звон падающих осколков, и только потом доносился звук выстрела.
— Надо свет вырубить, — придумал Кирсанов.
— Сейчас вырубят, — сказал Василь, отползая к стойке. На полу он не выглядел таким уж пьяным. — Вот перебьют все лампочки, свет и вырубится. Давай сюда. Ну, чего смотришь?
— Не вижу, где выход.
— Куда ж ты денешься с подводной лодки, — сказал Василь, удобно устраиваясь под стойкой. Бутылки, стаканы и луковицу он расставил перед собой и широким жестом пригласил присоединяться. — Стенки все стеклянные, даже до лифта не дойдем. Вот у меня есть друг Хачик, он все время спрашивает: «Хачик, нам это надо?» Пускай себе постреляют ребята. Ну что, закуска есть, девушка есть, наливаю?
— Наливай, — разрешил Кирсанов. — Хуже не будет.
Пятая пуля, наверно, перебила какой-то провод, и свет в баре погас. Но стрельба не прекратилась. После небольшой паузы новые пять пуль влетели в разбитые окна. Столики, усыпанные осколками зеркал, сверкали и переливались в отраженном свете неоновых огней, которые опоясывали крышу.
— Это они по рекламе сандалят, — сказал Василь.
— Не они, а он, — сказал Кирсанов. — Один козел с винтовкой. Типа нашей трехлинейки. Пять патронов в магазине. Дистанция под восемьсот метров. Пока будет перезаряжать, можно отсюда выскочить.
— Зачем? Мне и здесь хорошо, — сказал Василь. — Я сегодня уже набегался. А там шум, гам, суета. Нет, я отсюда никуда. Видел я, какие дырки бывают от вашей трехлинейки. Спасибо, не надо. А вот ты мне скажи, откуда русская трехлинейка у этих папуасов?
— Ну, это может быть и «маузер», или там «спрингфилд». Но вообще-то, нашего оружия везде много. Так, этот козел начал новый магазин.
— Все не так просто. — Василь пальцем вылавливал в бокале осколок стекла. — Винтовка длинная, ее под майкой не спрячешь. Значит, она где-то хранилась. Где? Под кроватью? И скажи, зачем? Ворон стрелять? Значит, напрашивается какой вывод? Это солдатики балуются.
— Нет. У солдатиков я видел только «узи». Вот ведь козел, — сказал Кирсанов, — так и лупит в одно место. Хорошо еще, что потолок мягкий.
— Ты следишь за ходом мысли? Значит, солдатик стреляет по отелю, так? А зачем? Почему, ты можешь мне сказать?
— Потому что козел, — ответил Кирсанов. — Наливай.
Василь после второй порции фирменного напитка оказался очень интересным собеседником. Например, от него Марат узнал, что для «ваших российских дорог» годится только одна машина, «Лендровер», а все прочие внедорожники начинают сыпаться уже на втором году эксплуатации. В свою очередь, он полностью согласился с мнением Кирсанова о роли советского оружия в мировом революционном процессе. Последний тост они провозгласили за капитана Мосина, и очередная пятерка пуль сопровождалась аплодисментами и попыткой исполнения Гимна Советского Союза.
— Ты Олежека давно знаешь? — спросил Василь.
— Не очень, — ответил Марат, не сразу сообразив, что речь идет о Старицыне. — А почему Олег? Он же Роман.
Василь многозначительно похлопал себя по груди:
— Кому Роман, кому Олег, а кому и вообще мистер Старк. Вот, глянь.
Воровато оглянувшись по сторонам, он показал Марату фотографию.
— Заснято у вас в сибирской тайге. Там вдруг появилась новая община любителей здорового образа жизни. Без электричества, пластмассы и бумаги. Все вроде культурные люди, аспиранты и инженеры. Продали свои городские квартиры, чтобы жить в землянках на берегу Енисея. Видишь, вот этот, в белом балахоне? Узнаешь?
— Ромка.
— Они его называли «Брат Олег». А вот, смотри, бумажечка у меня какая имеется. Дело было на Урале. В одном городке вдруг прокатилась волна самоубийств. И все погибшие оказались членами культурно-исторического движения «Белый Свет». В уставных документах движения Старицын Р.Р. фигурировал как казначей. Вот, глянь, это смета расходов. Подписана Старицыным. «Аудиоаппаратура — проигрыватель «Вега-312» с колонками — 1 шт., свечи восковые — 400 шт., ткань портьерная — 46 метров…»
— Зачем тебе это?
— Я ж говорю — страховка! Когда имеешь дело с такими крутыми ребятами, как Олежек, всегда надо иметь страховку. Он теперь знает, что кое-какие бумаги могут всплыть, если со мной что-то случится. Тьфу-тьфу, дай-то Бог, чтоб это не понадобилось.
— Какие у тебя могут быть дела с таким козлом? — неприязненно спросил Марат. — Я тебе точно говорю, Васек. Ромка — козел еще тот. Он тебя подставит, запомни мои слова.
— Не успеет. Отрабатываю последний рейс — и скрываюсь в тумане. Придется ему поискать себе другого экспедитора.
— Уже ищет. Уже подкатывался.
— К тебе? Не поддавайся! Наобещает золотые горы, а получишь дырку от бублика, — сказал Василь. — Давай выпьем за удачу! За нашу удачу и его неудачу! Нет, Марик, не связывайся ты с ними. Контора, конечно, огромная, и денег у них до кучи. Только за эти деньги они из тебя всю душу вынут.
Девушка-аккордеонистка вскрикнула и заложила уши руками, потому что с потолка снова посыпалось битое стекло.
— Вот именно, что контора, — пренебрежительно сказал Марат, не обращая внимания на стрельбу. — Только и умеют, что лапшу на уши вешать. Сплошные рафтинги, дайвинги и боулинги. Короче, шопинг, керлинг и петтинг в одном флаконе.
— Вот и выпьем за их полный шопинг! — наверно, у Василя от выпитого начала ухудшаться дикция, потому что последнее слово он произнес через «ж».
Спирт у них кончился раньше, чем патроны у рогатого снайпера. Пришлось переползать под огнем, по галерее до самого лифта, причем Василь еще тащил на спине аккордеон. Марат полз рядом с аккордеонисткой. Специально прихваченным веничком он галантно отбрасывал с пути осколки. Василя вдруг охватил приступ хохота, и он надолго застрял на середине галереи.
— Ты чего? — оглянулся Кирсанов.
— Вспомнил, что такое керлинг… Когда с вениками по льду… Керлинг! Шопинг! Петтинг!
Звонкие удары заглушили его смех, и новые осколки посыпались на них со всех сторон.
— Эй, Васек, хорош смеяться! Тут уже «Калашников» работает, — прислушался Марат. — И совсем близко. Вот уроды, они с соседнего дома бьют! Нас увидели, что ли?
Новая очередь подтвердила его правоту. Кирсанов подхватил девушку и, пригнувшись, пробежал остаток пути. Василь остался лежать в галерее, обнимая свалившийся набок аккордеон. Треск автомата слился со звоном стекла. Со стороны бара потянулся дым.
— Чего ждешь? — крикнул Кирсанов. — Сгорим тут к черту!
— Базиль, Базиль… — жалобно приговаривала девушка.
Марат схватил ковровую дорожку за края и потянул на себя. Что-то затрещало, он уперся покрепче — и дорожка подалась, и Марат, отступая к лифту, вытянул лежащего Василя из галереи.
