Патриция Корнуэлл - Мясная муха
Скарпетта подходит к шкафу в холле, отодвигает от дверцы пылесос и вытаскивает чемодан на колесиках.
35
— Если что-нибудь понадобится, звони мне на мобильный.
Ник стоит перед парадной дверью белого кирпичного отцовского дома. Здесь, в районе Олд-Гарден, дома большие, живые навесы из магнолий и огромные дубы создают прохладную тень в душные солнечные дни.
Из-за этой постоянной тени дом ее детства всегда казался Ник мрачным и зловещим.
— Я почему не звоню по этим новым штучкам, — отец поворачивается к ней. — Даже если не я тебе звоню, то все равно плачу, да? Или у них есть безлимитные минуты?
— Что? — Ник хмурится, потом, рассмеявшись, добавляет: — Какая разница? На случай, если решишь позвонить, мой номер на холодильнике. Если я сразу не перезвоню, значит, занята. А ты, малыш, веди себя хорошо! Ты же у меня большой мальчик.
Ее пятилетний сынишка выглядывает из-за спины деда и строит рожицу.
— Попался! — Ник делает вид, что схватила его за нос. — Хочешь получить назад свой нос или нет?
Бадди похож на мальчика из церковного хора, и одежда снова стала ему коротка. Он дотрагивается до носа и показывает язык.
— Если будешь высовывать язык, то однажды он никогда не вернется на место, — предупреждает его дедушка.
— Тихо, — говорит Ник, — не говори ему таких вещей, пап, он же правда станет так думать.
Она наклоняется и подхватывает Бадди на руки.
— Попался! — Ник покрывает его лицо поцелуями. — По-моему, пора купить тебе новую одежду. Ты снова вырос из этой. Как же ты это делаешь?
— Я не знаю, — Бадди крепко обнимает Ник.
— Как ты думаешь, нам нужно сходить тебе за покупками? — шепчет она ему на ухо.
Бадди энергично кивает.
— Почему мне нельзя с тобой? — дуется он.
— Маме нужно работать. К тому времени как ты проснешься, я уже вернусь. Договорились? Иди спать, как послушный мальчик. А я привезу тебе сюрприз.
— Какой сюрприз?
— Если я тебе скажу, это уже не сюрприз, правда? — Ник целует его в макушку, а он уворачивается, недовольно взъерошивая себе волосы, словно стряхивает с головы жучка.
— Ой-ой, — говорит Ник отцу. — Кажется, здесь кто-то обиделся.
Ник ловит на себе его взгляд, в котором смешивается злость и обида. Когда он так на нее смотрит, она чувствует себя предателем. Когда ее бывший муж. Рики, работавший продавцом, получил повышение, с ним стало невозможно жить. Он постоянно находился в разъездах, а когда возвращался, всегда был не в духе. Сейчас он ушел из ее жизни, и Ник рада этому, она вздохнула с облегчением, когда все закончилось, но в душе осталась горькая обида, причину которой она не может объяснить даже самой себе. Трудности в жизни всегда к лучшему, если ты следуешь воле Господа, говорит отец. Он любит Ник, но считает, что в своем неудавшемся браке она виновата сама.
— Ты должна знать, что работа полицейского несовместима с браком, — сказал отец, когда Ник поступила в полицейскую академию восемь лет назад. До этого она работала бухгалтером в представительстве компании «Форд» в Закари. Там она познакомилась с Рики. Они встречались три месяца, а потом стали жить вместе. Еще один грех. Наконец она освободилась от своего дома, где ее преследовали неприятные воспоминания.
— Мама тоже работала, — возражает она каждый раз, как отец делает замечания по поводу ее брака.
— Милая, это не одно и то же. Она не носила пистолет.
— Возможно, если бы она его носила...
— Замолчи!
Она закончила это предложение только однажды. Тогда она только подала на развод, и отец ворчал на нее весь день, меряя шагами гостиную. Он не мог в это поверить, ругался и был очень зол.
Отец — крупный, высокий мужчина, казалось, что ему стоит сделать всего шаг, чтобы дойти до противоположной стены гостиной. От его тяжелой поступи даже старинная хрустальная лампа на столике возле дивана подпрыгивала и, в конце концов, опрокинулась и разбилась.
— Ну вот, посмотри, что ты наделала! — выкрикнул он. — Разбила лампу своей матери.
— Это ты ее разбил!
— Девушкам не нужно преследовать преступников и стрелять из пистолетов. Вот почему ты потеряла Рики. Он женился на симпатичной девушке, а не на Энни Оукли[17]. И какая мать...
Вот тогда Ник не выдержала:
— Если бы у мамы было оружие, этот чертов псих не зарезал бы ее прямо на пороге.
— Не смей говорить такое, — грозно сказал ее отец, ударяя пальцем по столу при каждом слове.
Они больше никогда не возвращались к этой теме. Эта недосказанность осталась между ними, и как бы часто Ник не приезжала к нему, она больше не чувствовала его теплоты и не могла вновь сблизиться с ним. У матери Ник было двое преждевременных родов, ни один из малышей не выжил. После родилась Ник, единственный ребенок своего отца. Уволившись из высшей школы, где преподавал социологию, отец стал вести тихую скучную жизнь. По утрам он обычно отгадывал кроссворды, если ему не надо было сидеть с Бадди, или подолгу гулял.
Она знает, что отец винит себя в случившемся. Мать Ник убили восемь лет назад, среди бела дня, когда они были на работе. Возможно, Ник тоже винит себя, только не в смерти матери, а в том, что задержалась с друзьями на работе в тот день, и отец один обнаружил тело своей жены, увидел кровь по всему дому, кровь и следы погони. К тому времени как Ник вернулась домой, немного пьяная от выпитого с друзьями пива, полиция уже приехала, а тело матери увезли. Ник его так и не увидела. Ее хоронили в закрытом гробу. Она до сих пор не может решиться посмотреть рапорт об этом преступлении, а так как дело остается незакрытым, следователь не может дать ей отчет с результатами вскрытия. Ей известно только, что мать избили и закололи, она умерла от потери крови. До сих пор этого знания было больше чем достаточно для Ник. Теперь же, по какой-то причине, ей необходимо узнать больше.
Она хочет поговорить с отцом, но это невозможно, пока здесь вертится Бадди.
— Хочешь немного посмотреть телевизор перед сном? — спрашивает она.
Это действительно серьезная привилегия.
— Да, — Бадди, все еще дуясь, вбегает в дом и включает телевизор.
Ник кивает отцу, и он идет провожать ее до калитки.
— Пойдем, — шепотом говорит Ник, пробираясь к их обычному месту под старым дубом.
— Надеюсь, ты хочешь поговорить о чем-то хорошем, — произносит ее отец.
В темноте она видит блеск его глаз, зная, что ему нравится этот их тайный полуночный разговор в саду.
— Я знаю, ты не хочешь об этом говорить, — начинает Ник, — но это о маме.
Она чувствует, как он вздрагивает и напрягается.
— Мне нужно узнать больше, пап. Я не понимаю, почему именно сейчас мне стало это нужно. Может, это связано с исчезновениями женщин. Я что-то чувствую. Даже не знаю, как это выразить, я просто что-то чувствую, что-то ужасное, — ее голос дрожит. — И это меня пугает, папа. Иногда меня это очень пугает.
Его молчание зловещее, живое, словно этот старый дуб.
— Помнишь, как однажды я взяла лестницу и залезла на это дерево, — она смотрит вверх, на темные ветви и листья. — Я застряла там, боялась подняться выше и не могла спуститься. Тебе пришлось снимать меня оттуда.
— Я помню, — глухо произносит он.
— Вот так же я чувствую себя сейчас, — продолжает она, пытаясь достучаться до той его части, которая словно закрылась от Ник после убийства жены. — Я не могу ни забраться наверх, ни спуститься вниз. Мне нужна твоя помощь.
— Я ничем не могу тебе помочь, — отвечает он.
36
Небо над Щецином пестрит антеннами, на улицах ни души, в целом, центр города производит удручающее впечатление.
Вывески магазинов выглядят непривлекательно, особенно в этот поздний час, немногочисленные машины, припаркованные на улице, больше похожи на старый металлолом. Наконец в поле зрения появляется кирпичное здание гостиницы «Рэдиссон», тротуары вокруг вымощены красной и серой плиткой, над входом висит огромный плакат, сообщающий о начале конференции по методам автоматизации жизни людей и внедрению роботов в производство. Люси повезло.
Чем больше в гостинице народу, тем лучше, к тому же Люси сама программировала роботов и может с кем угодно поговорить об этих технологиях. Но этого не потребуется, ведь у нее есть свой план, на первый взгляд, весьма удачный. Она находит место для парковки за несколько улиц до гостиницы.
Наклонив к себе зеркало, она быстро красится и надевает золотые кольца сережек, вместо кроссовок натягивает атласные ковбойские сапоги, которые могут оказаться весьма кстати, если кто-нибудь заметит ее в отеле. Затем следует черная плиссированная блузка, в рукав которой Люси засовывает свою маленькую полицейскую дубинку. Она расстегивает несколько пуговиц, чтобы приоткрыть грудь. Так, превратившись в сексуальную молодую девушку, Люси, немного растрепанная, привлекательная, может легко сойти за обычную постоялицу отеля, которая развлекалась где-то полночи. Она набрасывает на плечи ветровку и, проклиная чертовы каблуки, быстро шагает в тусклом свете фонарей по направлению к гостинице.
