Джонатан Келлерман - Наваждение
— Не знаете, почему Вики сюда переехала?
Он улыбнулся:
— Вы хотите сказать: каким образом из всех забытых Богом мест она выбрала «Оджос негрос»? Не могу сказать. У нас иногда бывают иммигранты, в основном испанцы. Учитывая большое количество ранчо и виноградников в округе, это идеальное место для того, кто готов тяжело работать и не хочет, чтобы к нему слишком внимательно присматривались.
— Кто присматривайся?
— Например, Служба иммиграции и натурализации. Возьмите для примера Рамирезов. Когда они сюда приехали, то едва разговаривали по-английски, но разве кто-нибудь поинтересовался их визами из Сальвадора или еще откуда-нибудь? Рамирезы очень хорошо стригут, и все счастливы, что они сюда приехали. — Он провел ладонью по лысой голове. — Хотя меня экспертом не назовешь.
Он легко повернул рулевое колесо, проехал вверх по твердой грунтовой дорожке и показал довольно большой трейлер далеко от дороги, перед которым бурно разрослись сорняки.
— Это владения миссис Уэмбли, а вот и она собственной персоной — глазки горят, хвост распушен.
ГЛАВА 14
Трейлер стоял в тени алюминиевого навеса. Когда мы подъехали ближе, круглое розовое существо в кресле подняло голову. Мы еще находились на расстоянии футов в десять, но рот на пухлом, клубничного цвета лице уже открылся и рука замахала журналом:
— Прибавь прыти, Джордж! Ты же тут закон, никто тебя не оштрафует.
— Не хотел бы взрыхлять вашу дорожку, миссис Уэмбли, — покачал головой Карденас.
— Взрыхляй сколько влезет, — ухмыльнулась старуха. — Может, что-нибудь вырастет.
Мы остановились и пробрались сквозь сорняки. Миссис Уэмбли осталась в своем кресле. Розовая теплая рубашка с надписью «Лас-Вегас! Море удовольствий» была как раз в тон ее лица. Массивные бедра едва помещались в серые спортивные брюки, ноги не доставали до досок пола террасы, а остальное тело еле вмещалось в кресло.
Когда Карденас начал представлять нас, она перебила его, одарив меня беззубой улыбкой.
— Я Мэвис. Мисси была моя свекровь, а вспоминать нам ее не стоит, чтобы не портить себе настроение.
Пухлые пальцы схватили мою руку и крепко сжали.
— Ты очень милый, — сказала она.
— Спасибо, мэм.
— Джордж тоже милый. Именно потому я делаю все, чтобы эти звери меня навещали, — тогда я смогу призвать на помощь моего рыцаря в доспехах цвета хаки… На этот раз ты послал свою сестру, Джордж. У меня что, плохо пахнет изо рта?
— У Рикки было время…
— Шучу, Галахад! Ты такой серьезный. Теперь скажи мне: этот койот был ужасным? Такие острые зубы… Где она его выпустила?
— Достаточно далеко.
— Мне кажется, ей не нравится, что я постоянно тебе звоню.
Она пригладила завитые седые волосы и ущипнула себя за нос картошкой. Щеки ее, гладкие, как у ребенка, сияли — жир всегда успешно борется с морщинами.
— Да ничего подобного, — возразил Карденас.
— Точно тебе говорю, — настаивала Мэвис Уэмбли, поглаживая подлокотник своего тропа, обтянутого сине-белой тканью. Вся остальная мебель на террасе была либо пластиковая, либо алюминиевая.
— Новая обивка? — полюбопытствовал Карденас.
Миссис Уэмбли хлопнула журналом по полной коленке.
— Нравится?
— Очень мило.
— «Поттери Барн», Джордж. Обожаю эти каталоги! Весь мир тебе открывается. Особенно удобно, если живешь в метрополисе, подобном этому.
Еще один хлопок журналом. «Нью-йоркер».
— Не знал, что вы подписываетесь, — заметил шериф.
— Ничего подобного, — возразила старуха. — Они мне посылают эти специальные предложения. Первые четыре месяца бесплатно, затем ты можешь отказаться, платить не нужно. Я хотела было отказаться, но теперь засомневалась. Очень они уж все затягивают. Не делай так, Джордж, когда будешь писать свою книгу. Главное — общаться, а не поучать. Но у них попадаются интересные отрывки. В этом номере есть рассказ о нью-йоркском еврее, который шил шубы для негритянских рэперов. Все эти крики насчет жестокого обращения с животными — а он продолжает шить меховые шубы. Крепкий орешек.
Карденас сказал:
— Перестаньте оставлять еду открытой, Мэвис, и мы сможем послать ему целую кучу шкур.
— Шубка для рэперов из славных маленьких койотов! — Она хихикнула. — Вот будет забавно. Кто твой милый приятель? Еще один полицейский или писатель?
— Он психиатр, Мэвис.
Старуха уставилась на меня:
— Знавала я людей, кому могла понадобиться помощь кого-нибудь из них. Например, мою свекровь. Что привело тебя сюда?
— Я расследую убийство Леоноры Брайт и Вики…
— Тран. Что ж, ты пришел куда следует, потому что я знаю, кто это сделал.
Карденас подтянул брюки, и пистолет в его кобуре закачался.
— В самом деле?
— В самом деле, Джордж. И я сказала об этом Уэнделлу Сэлми в самом начале, только он не сделал никаких выводов. — Она повернулась ко мне: — У него была хроническая депрессия, у нашего шерифа. Еще он был ленивее тех, кто обманом получает пособие, и всегда в дурном настроении, а ходил с опущенными глазами, как будто все, что стоило найти, лежит на земле.
Она обмахнулась журналом.
— После того как этот его сын упился и разбился на шоссе, он стал еще хуже — просто сидел целыми днями и ничего не делал. Прежде чем выйти замуж, я немного преподавала, и Уэнделл был одним из моих учеников. Один из тех, кто предпочитал сидеть больше, чем передвигаться. Он и шерифом согласился стать только потому, что решил, что делать ему ничего не придется; не обижайся, Джордж. — Еще одна беззубая улыбка. — Одно из преимуществ моего возраста — в девяносто можешь говорить что хочешь, и это сходит тебе с рук.
— Я не знал, что тебе уже исполнилось девяносто, Мэвис.
— Я слегка опережаю события. Знаменательный день случится в следующем месяце, шестнадцатого. Напоминаю, вдруг ты решишь прислать мне цветы, Джордж. Уэнделл Сэлми умер молодым. Прободная язва в пятьдесят девять лет. Кстати, что за дело психиатру до Леоноры и этой девушки с Востока?
— Их убийства могут быть связаны с последними событиями в Лос-Анджелесе.
— Ты не ответил на мой вопрос.
— Иногда я работаю консультантом в полиции.
— Один из тех, кого показывают по телику? Читаешь мысли?
— Не совсем…
— Шучу. Я знаю, чем занимается психиатр. Господи, ну и поколение — все такие упертые и серьезные. Значит, он убил кого-то еще, так?
— Кто?
— Брат Леоноры. Сводный брат. Тот самый, кто убил Леонору и эту маникюршу. Джордж, не будешь ли так любезен принести мне банку «Фрески» и ломтик сыра из кухни? Или два ломтика. Пакет лежит там, на столе, рядом с симпатичным ножиком от «Шарпер имидж».
Шериф отправился выполнять указание.
Я подвинул стул поближе.
Мэвис Уэмбли грызла сыр, запивая его содовой из банки. Вернув пустую жестянку Карденасу, она вытерла губы и с удовлетворением воззрилась на свой заросший сорняками двор.
— Я знаю, что это сделал ее брат, потому что за несколько недель до убийства Леонора в разговоре со мной призналась, что смертельно его боится. У них были разные матери, но тот же самый отец, и деньги были у отца, а он умер за несколько месяцев до того, как она мне рассказала, что боится брата.
— Беспокоилась насчет конфликта по поводу раздела наследства?
— Не беспокоилась, боялась. Она употребила именно это слово.
— Как звали ее брата? — спросил Карденас.
— Не знаю, она никогда не говорила, всегда называла его «мой сводный брат». С ударением на «сводный». Чтобы было ясно, что близости между ними нет.
Я спросил:
— А почему Леонора вдруг заговорила на эту тему?
— В тот раз она подкрашивала мне волосы и постоянно что-нибудь роняла — вдруг стала ужасно неловкой, хотя всегда отличалась собранностью. Я обычно говорила, что у нее чудо-руки. Иногда она бесплатно делала мне массаж шеи и головы, и это было приятнее, чем… не важно. Когда Леонора переехала сюда из Сан-Франциско, все наши девочки были счастливы, потому что она была очень способной. До нее у нас работала Сара Баркхардт, которая здесь выросла, но, если хотите знать мое мнение, была практически умственно отсталой, училась по книгам и ничего не умела. Мы с ней мирились, потому что больше у нас никого не было. Слава Богу, она вышла замуж за водителя грузовика и уехала. Ее и заменила Леонора, которая обучалась в Сан-Франциско у модного стилиста-гея.
— Чудо-руки, — напомнил я, — но не в тот день.
— Неуклюжие пальцы. Я спросила у нее, что случилось, но она промолчала. Тогда я говорю: «Будет тебе, выкладывай, здесь же больше никого нет», — что было чистой правдой: только я и Леонора во всем салоне. Она была хорошей мастерицей, но спрос на ее услуги был не слишком велик — местные женщины считали, что они вполне могут обойтись коробкой краски для волос. Если бы вы их видели, то умерли бы со смеху. — Она попросила Карденаса принести еще банку содовой и, когда он скрылся в доме, предложила: — Давай подождем Джорджа, тогда мне не придется повторяться.
