Титания Xарди - Лабиринт розы
— Неужели нам удастся отвлечь тебя от твоей любимой иммунологии и залучить обратно? — Он с улыбкой наблюдал, как Алекс сам измеряет Люси давление и полностью распоряжается ситуацией.— Мне кажется, ты перестраховываешься, но я нарочно пришел, чтобы убедиться, что мое компетентное мнение и интуиция в ладу между собой. Ужин у меня уже заказан, но вполне может подождать полчасика.
Вид у Люси был виноватый: этого бы ей совсем не хотелось. Тем временем датчик щелкнул и вывел на монитор показатели. Амаль одобрительно захмыкал, хотя и согласился с Алексом, что его пациентка выглядит слегка изнуренной, а температура ее тела ниже нормы.
— Однако повода для волнений нет и взяться им неоткуда. Об ангиограмме даже речи не идет. Сердце сильное, бьется отменно. Нервные окончания, разумеется, пока не прижились, но сам орган здоров. Тем не менее, Люси, вы что-то бледны, а по вашим глазам я вижу, что сегодня вечером вы словно чего-то испугались. Поэтому я вынужден согласиться с моим коллегой.— Он с хитроватой улыбкой посмотрел через плечо на Алекса и добавил, успокоительно улыбнувшись ей: — Наверное, придется оставить вас здесь хотя бы до завтра, а там посмотрим. Доктор Стаффорд, под мою ответственность.
Алекс был благодарен Амалю за то, что тот взял ситуацию под личный контроль. Когда он отошел на минутку, чтобы позвонить Грейс и предупредить, что ее соседка остается ночевать в больнице, Люси выразила хирургу свое разочарование с видом ребенка, чьи надежды рухнули прямо на именинах.
— Таким способом он хочет показать, что вы ему небезразличны.— Аззиз искренне пытался утешить Люси, лучше ее самой разбираясь в развитии ее чувств.— Думаю, он заблуждается относительно предосторожностей — вы, скорее всего, просто немного переохладились на яхте. Наверное, можно было бы обойтись горячей ванной и после нее сразу лечь в постель, но никогда не помешает выполнять то, что предписано. Ведь прошло всего чуть больше полутора месяцев после операции.
Люси покорно кивнула:
— Да, такой неуклюжий уход с вечеринки как раз в моем стиле. Можно даже сказать, что это привычка, которую я выпестовала за целую жизнь.
И она подавленно взглянула на хирурга. Амаль склонился к ней и посмотрел на нее поверх очков:
— Вам незачем торопиться. Надо просто свыкнуться с мыслью, что время теперь на вашей стороне. И сторона эта — со знаком «плюс». Ваш пульс и артериальное давление в норме, вы даже слишком здоровы, чтобы оставаться здесь. Я очень доволен ходом вашего выздоровления. Совсем скоро вам сделают плановые биопсию и «эхо», а ближе к Рождеству соберем мини-МОТ[45], а это очень обнадеживающий знак. Нынешний маленький инцидент, по моему мнению, не имеет ничего общего с отторжением — и Алексу это известно лучше, чем кому бы то ни было. У него на такие вещи особенное чутье.
Когда обладатель особенного чутья вернулся, Амаль счел уместным напомнить им обоим, что у него для ужина зарезервирован столик, за которым его дожидается приятная компания из двух человек.
— Я вполне доволен ЭКГ, Алекс, «эхо» делать не стоит. Обойдемся антибиотиком, а завтра утром отпустим ее. К этому времени она успеет проголодаться.— Он плутовато улыбнулся: — Своеобразная была вечеринка, не правда ли?
Уже в дверях Аззиз обернулся и обронил Алексу:
— «И вспять его не повернет»[46].
Алекс и без предупреждения понял, что не следует больше упоминать о странном происшествии на реке, хотя услышанная фраза до сих пор стояла у него в ушах. Она сразу напомнила ему про необычный антивирус, поставленный Уиллом на свой ноутбук. Отныне все происходившее вокруг Алекса, казалось, содержало в себе отголоски и напоминания о загадочном квадрате «Sator», и он снова вспомнил о письме брата — о беспрерывной реке мыслей — в свете сегодняшней прогулки по вечерней Темзе. Алекс понимал, что ни Амаль, ни Люси не согласятся признать существование сугубо рационального объяснения происшедшему. Он проводил уходящего Аззиза задумчивым взглядом, затем снова повернулся к Люси.
Неземная богиня уступила место хрупкому созданию в больничном халате, и Алексу пришлось временно взять на себя обязанности кастелянши и повесить изумительное произведение швейного искусства на подбитые ватой «плечики», которые он захватил с собой на обратном пути нарочно для этой цели. Люси казалась измученной, но ее прояснившееся лицо сияло. «По мудрости она сравнится с самой Афиной,— подумал он,— но так же ранима, как Флоренс Домби или Кэтрин Морланд[47]: тоже брошена в большой свет без родительской опеки. Момент явно не подходящий, чтобы оставлять ее здесь одну».
— Мне нужно закончить кое-какие записи по осмотрам. Вас не потревожит, если я присяду вот здесь и займусь ими? — Он указал на стул возле ее кровати.— Мне хотелось бы самому немного понаблюдать за вами.
Люси отважилась выразить улыбкой свое недоумение.
— Не то чтобы я не доверял стажерам,— пояснил Алекс,— хотя некоторые из них уже больше тридцати часов на ногах. Но так меня не будет мучить чувство, что я где-то что-то упустил.
Впервые за этот час Люси внешне успокоилась и кивнула, не полагаясь на тон своего голоса. Алекс вгляделся в ее лицо и, увидев в нем то, что искал, улыбнулся в ответ.
— И все же вы должны попытаться уснуть, Люси,— не позволяйте мне мешать вам в этом.
Она, как послушная девочка, немедленно закрыла глаза и погрузилась в сон, который в мгновение ока опустился на нее — сначала населенный нарядными вельможами из той великолепной барки, а затем плавно перешедший в пронизанное холодом видение. Бедно одетый человек стоял на коленях перед креслом, на котором восседал некий богач в роскошной тяжелой красной мантии с парчовой отделкой. Человек, стоящий на коленях, на первый взгляд не внушал доверия; Люси разглядела, что он тщедушен и угрюм, а вся его одежда состоит из грубой шерстяной рубахи, вероятно раньше служившей монашеской рясой. Она понимала, что богач сейчас произнесет ему свой приговор, но коленопреклоненного человека это почему-то совершенно не заботило, и он не обращал на своего судию никакого внимания. Жмурясь на блеклый зимний дневной свет, он искоса поглядывал на мост, видный в узкие прорези окон помещения, в котором они оба находились, и вдруг она услышала его голос, обращенный к ней: «Это Понте Сант-Анджело, Луцина». Человек проник взглядом в самую ее душу, так же как ранее этим вечером. Она попыталась улыбкой приободрить его — это был тот самый человек с барки, монах. «На этом мосту,— бесстрастно пояснил он,— Беатриче Ченчи, двадцати пяти лет от роду, была обезглавлена за убийство собственного отца, совершенное ею после того, как он неоднократно ее изнасиловал. Ее старшему брату также выпустили кишки и четвертовали здесь же за год до ее казни. Его святейшество пожелал на их примере дать урок всем нечестивым семействам».
Люси совершенно растерялась, не зная, что ответить на его слова, но затем увидела, что человек уже отвернулся от нее и от окна, снова обратив взор на богача в красном. Он заговорил голосом таким же звучным, что и этим вечером на реке: «Церковь осквернена, ваша светлость. Она утратила связь с истинным учением апостолов. Они убеждали людей проповедями и собственным благочестивым примером. А ныне те, кто не желает быть католиком, вынуждены претерпевать страдания. Теперь не любовь, а сила призвана приводить сомневающихся к "истине"».
Он неспешно отвернулся от человека, от которого зависела его бренная участь, и снова воззрился на светлое видение Люси. Именно к ней он обращался, словно одержимый, беседующий с анге-лами: «Верь, Лунина, человеческая душа — единственное сущее божество. Но как же нам чествовать ее?»
Собеседник — Люси решила, что это, вероятно, кардинал,— что-то неразборчиво внушал коленопреклоненному человеку, будто уверяя его, что тот — сам себе злая участь, узилище, от которого он добровольно выкинул ключи. Затем голос человека в красном возвысился настолько, что Люси ясно услышала, как тот обратился к надзирателям: «Передайте его городским властям, и пусть они совершат над ним, что надлежит; но проследите, чтобы его казнили по возможности милосердно — без пролития крови».
Люси увидела, что монах все это время стоял на коленях не по своей воле; теперь он поднялся и выпрямился во весь свой скромный рост. «Вы гораздо больше боитесь произнести этот приговор, чем я — его услышать»,— вымолвил он совершенно ровным голосом, лишенным всякого страха или гнева. Все примолкли, услышав его слова.
Бестелесная, лишенная всяких физических сил, Люси наблюдала за развернувшейся перед ней драмой. Словно зачарованная, слушала она стук башмаков по каменному полу, смотрела на морозное дыхание участников мистерии, сама ощущала холод, хотя ее расслабленная земная оболочка в этот момент находилась очень далеко. Люси едва пошевелилась в постели и сквозь дрему ощутила прикрепленные к ее груди датчики, увидела призрак ангела, сидящего подле с поникшей головой, а затем сомкнула тяжелые веки и окончательно погрузилась в сон.
