Стюарт Вудс - Возмездие
Хауэлл сел, прижал ее к себе и не отпускал до тех пор, пока совсем не обессилел. А тогда уронил голову ей на плечо и замер, Леони пробежалась пальцами по его волосам и тоже застыла; оба невольно вздрогнули. Затем Леони тихонько подтолкнула Хауэлла в грудь, побуждая лечь, а сама встала.
Проведя рукой по его глазам, она сказала:
— Нет-нет, ты не вставай. Лежи.
Открыв через минуту глаза, Хауэлл увидел, что она уже надела джинсы и собирает волосы в «хвост».
— Не уходи, — попросил Хауэлл, делая попытку встать.
Леони снова откинула его на шезлонг и поцеловала.
— Я должна. Мама скоро проснется. Мне нужно домой, — она еще раз поцеловала Хауэлла и пошла к ступенькам.
— Леони! — позвал он.
Девушка остановилась и обернулась.
— Почему я? — спросил Хауэлл.
Она замялась, и на мгновение ему показалось, что сейчас он получит ответ… Но потом выражение ее лица изменилось, и Леони пожала плечами.
— А почему бы и нет?
Она сбежала вниз по ступенькам и исчезла.
Хауэлл поднял полотенца и пошел в спальню: он был доволен собой. Хорошо, когда в человеке снова пробуждается сексуальность: это чудесным образом отражается на личности.
«Лучше этого места нет в целом свете», — думал Хауэлл. Со Скотти у него сложились такие отношения, что, переспав с Леони, он не чувствовал никакой вины. Скотти и он уже высказали друг другу свои взгляды на тему свободной любви. Со Скотти он мог встречаться только по вечерам, а Леони сказала, что может приходить к нему лишь днем. Нет, вообще-то Хауэллу было немного стыдно из-за того, что он так счастлив, но он отогнал от себя беспокойные мысли. Сейчас ему совершенно не хотелось терзаться угрызениями совести… Затем взгляд Хауэлла упал на письмо Элизабет…
Он взял его и взвесил на ладони. В конверте, судя по его тяжести, лежало минимум два листка плотной писчей бумаги, обычно Элизабет писала на бумаге кремового цвета. Хауэлл боялся читать это письмо: наверное, Элизабет просит его вернуться. И ему станет еще совестней… Он надорвал конверт и присев к столу, принялся читать письмо, написанное четким, аккуратным почерком.
«Дорогой Джонни! — говорилось в письме.
Если бы я была посмелее, я бы повидалась с тобой или, по крайней мере, позвонила бы тебе. Но я трусиха и выбираю другой способ.
Я много думала о нас с тобой, когда ты уехал. Сначала мне казалось, что ты, не вернешься, но потом я поняла, что ты можешь и вернуться — из чувства долга, а не потому, что тебе так хочется. Но мне это не нужно, и после мучительных размышлений я пришла к выводу, что нам лучше не сохранять семью.
Кроме того, я хочу тебе сообщить — пока ты не узнал от кого-нибудь другого — что я встретила человека, к которому очень привязалась. Ты с ним незнаком. Его зовут Уинстон Бен. Он человек другого круга. Уинстон — модельер, причем очень хороший. (И не голубой, я это знаю наверняка!) У нас с ним много общего, и я быстро поняла, что он мне очень нравится. Не знаю, что у нас получится, но надо попытаться…
Ты, конечно, мучаешься угрызениями совести, считаешь, что ты виноват в нашем разрыве. Не нужно. Я искренне считаю, что ты старался, как мог. Мы никогда не ссорились, не обижали друг друга, и у меня осталась масса хороших воспоминаний. В глубине души я всегда буду любить тебя и считать моим другом. Надеюсь, и ты относишься ко мне также.
Я не тороплю тебя с разводом, но мне кажется, когда ты закончишь свою работу, мы должны встретиться и спокойно все обсудить. Денхем пообещал помочь мне с разводом, а поскольку я не могу себе представить, что мы с тобой будем скандалить из-за имущества, то и тебе, наверное, следовало бы обратиться к Денхему за помощью. Еще раз хочу сказать: мне очень неудобно, что я говорю тебе все это в письме, а не при личной встрече, но иначе я вряд ли бы решилась.
Надеюсь, ты бережешь свое здоровье и твоя работа продвигается. Когда ты приедешь, мы обо всем поговорим.
Любящая тебя Лиз».На второй странице был постскриптум:
«Р. S. Хотя мы с Уинстоном не живем вместе, он проводит у нас в доме много времени, поэтому я взяла твои вещи из гардеробной и библиотеки, упаковала их и перенесла в кабинет над гаражом. Садовник по моей просьбе отогнал „порше“ под навес и поставил аккумулятор на зарядку. Ты можешь спокойно держать свои вещи у меня, пока не подыщешь себе новое жилье… да и вообще сколько захочешь. Если ты не возражаешь, то когда ты вернешься из поездки в горы, я возьму фургон и отдам кухарке.»
Потрясенный Хауэлл перечитал письмо еще раз. Уинстон… Что за дурацкое имя? Так обычно называют бульдогов. «Не голубой, я это знаю наверняка…» О, черт, значит, они трахаются два раза за ночь в будни и четыре — в выходной! А его, Хауэлла, вещи теперь хранятся в гараже… как это предусмотрительно со стороны Элизабет! Мы не желаем, чтобы Уинстону попадалась на глаза в ванной зубная щетка Джонни… Хауэлл скомкал письмо и со всей силы швырнул его в камин.
Хауэлл побледнел, он еле переводил дух. Отшвырнув ногой стул, да так, что тот отлетел в другой конец комнаты, он вышел на дощатый настил. Мало-помалу самообладание к нему возвращалось. Да, конечно, он сам во всем виноват. Элизабет всегда вела себя правильно. Она была идеальной женой. Он не заслуживал такой жены. И потом… с какой стати он ревнует? Ведь сам он спит тут с двумя женщинами. Он же хотел расстаться с Элизабет, разве нет?.. Хауэлл опустился в шезлонг и невидящим взглядом уставился на озеро. Ему казалось, что внутри у него был какой-то крепкий, надежный стержень, который вдруг сломался. Хауэлл закрыл лицо руками и заплакал, как ребенок.
Глава 15
Скотти набросилась на большой бифштекс, она вцепилась в него обеими руками.
— Теперь я знаю: он в чем-то замешан. Я только не понимаю, в чем именно.
— А что случилось? — Хауэлл старался заинтересоваться, ему нужно было подумать о чем-нибудь другом, не имеющем отношения к Элизабет и Уинстону.
— Он купил большущий шкаф со стальным засовом и переложил в него кучу папок. У Салли и у меня от всего есть ключи, а от этого шкафа — нет. То есть, теоретически нет, а практически — вот он! — и Скотти с удовольствием поведала ему, как ей удалось спрятать третий ключ.
Хауэлл от души посмеялся над ее дерзкой проделкой. Да, из нее получился бы хороший криминальный репортер.
— А ты шустра, Скотти. Так что же тут трудного? Обыщи этот чертов шкаф — и дело с концом!
— Я уже обыскала, но ничего особенного не нашла, только обыкновенные бумаги. Я все четыре ящика переворошила, каждую папку проглядела.
Хауэлл задумчиво жевал бифштекс.
— А в кабинете есть еще какой-нибудь шкаф или сейф, к которому никто, кроме Бо, не имеет доступа?
Скотти полила сметаной вареную картошку.
— Нет.
— Значит, все там.
— Что «все»?
— Компромат… если он действительно существует.
— Его там нет, поверь мне!
— Он там. Я тебе приведу в пример одну историю. Несколько лет назад одна секретарша рассказала мне, что ее босс — он отвечал за состояние и ремонт зданий — берет взятки от поставщиков. Поздно вечером мы с ней зашли в его офис и перерыли все шкафы. Но ничего не обнаружили. Поэтому за завтраком — после того, как мы целую ночь напролет обыскивали кабинет босса — я попросил секретаршу поподробней описать мне этого типа. Оказалось, у него маниакальная страсть ко всякой отчетности, он педантично соблюдал все бюрократические процедуры. Это натолкнуло меня на мысль, что нужная нам бумажка тоже должна где-то храниться: ведь он не может жить спокойно, пока не занесет все в свой реестр. Вечером мы снова вернулись в офис и действительно перевернули там все вверх дном. Но — опять ничего! И все же еще через три вечера нам удалось найти то, что мы искали. Это была маленькая записная книжка, и хранилась она в книге, которая стояла на самом виду.
— Бо тоже никогда не выбросит ни бумажки.
— Совершенно верно. Он мне только вчера в этом признался. Заехал на чашечку кофе, а в результате напился.
— Да, я заметила, он и на работе пил.
— Ну, так вот… если Бо помешан на отчетности и у него действительно рыльце в пуху, он должен хранить бумажку, где все записано. И я голову даю на отсечение, что она хранится в шкафу!
— Но я же тебе сказала, я перерыла этот проклятый шкаф!
— Да, но ты кое о чем забываешь. Человек, который нечист на руку и при этом ведет учет «левых» доходов, не станет записывать их в массивный старый гроссбух, какие были во времена Диккенса. Он предпочтет что-то маленькое, компактное. Либо записную книжку, как тот тип, о котором я тебе рассказал, либо пару листков бумаги. И не будет закапывать их на заднем дворе — ему же придется время от времени вписывать туда новые цифры. В сейф он такую бумагу не положит, ведь люди из прокуратуры прежде всего сунут свой нос туда, если запахнет жареным. И потом вы же с Салли знаете комбинацию цифр.
