Измайлов Андрей - Время ненавидеть
А деньги – в коробочку с бумажными фильтрами, в третью сверху. Кто будет в химикатах рыться, если и заберется в квартиру? Там кислоты-щелочи, порошки неизвестные, гранулы всяко-аллергенные. И коробочки. С фильтрами. Видите: с фильтрами. И другая… видите, с фильтрами. И третья… Ну их! Все, что ли, ворошить?! Понятно, что не здесь. Очевидно… Молодец я? Я молодец!
И не просто молодец, но и – оригинал. Профессионал-сыскник похвалил: не в белье, не в книгах, не как все! Ему виднее! Ему знакомо! Он журнал «Вязание» с увлечением читает. Вязать – работа у него такая! Чуть что: вяжи их! Зло берет! На себя и… на Мыльникова даже больше!
Клиенты Мыльникова – они от кого прячут? От того же Мыльникова, если он столь часто обыски проводит, что и закономерности отмечает (и: вяжи их!). А меня пусть ОБХСС не касается, меня пусть всяческие «бэхи» не трогают! Я – затравленная итэдэшница, которой есть кого опасаться, помимо доблестной милиции. Ей вменяется меня беречь, пусть и бережет. Да, бережет, – а не только звонит по старой школьной привязанности за день до выброса в распродажу конфискованных шмоток: учти, завтра в Апраксином после трех. Бережет, а не юродствует по поводу моих сбережений. Пусть лучше оградит меня от свинских ублюдков-садистов и прочих вымогателей раз и навсегда, а не только в случае пожарного звонка. Чтобы не от кого мне было прятаться и прятать.
Зло берет! И все-таки больше на себя, чем на Вику. Потому что понимаю всю огромность требований к нему и если выскажу сейчас, то проявлюсь мелкой истеричкой. Он-то при чем? Сделал все и даже больше, а у тебя, милая моя, рефлексии нервные к существующему порядку вещей в глобальном масштабе. Пользуйся тем, что Мыльников доподлинно, знает существующий порядок вещей, и спроси как бы ненароком, как бы уходя в сторону… К слову…
У него же связи, у него же должность, он в системе работает. Поможет? Не хочу, не буду просить! Не хочу, не буду понимать – не женское дело! Женское дело – рефлексировать.
Хорошо – не просить. Но спросить?
– А я вот оригинал! – соглашаюсь я, перепрыгнув через самолюбие. – Индивидуал. Таких поискать! – И, нутром ощущая, насколько неестественно мое «к слову», равнодушно интересуюсь: – К слову! Вика, ты можешь разъяснить? Все эти рэкетиры, кооперативы… На них вообще есть управа?
– На рэкетиров или на кооперативы?
– Ну на кооперативы, я знаю, есть. Я же не слепая-глухая! – смешок у меня ва-аще! Сама непринужденность, тьфу! – А на рэкетиров?
Меня, мол, постольку-поскольку занимает. Постольку-поскольку одноклассник есть человек занимательной профессии, а женщины существа любопытные. Кто им еще расскажет, если не одноклассник?! Что-нибудь такое не служебно-секретное, а типа просветительной лекции.
И Вика не пошел навстречу, не проникся, а именно прочел просветительную лекцию: «Значит, насчет рэкетиров. Раньше их можно было привлечь только по девяносто пятой или сто сорок восьмой Кодекса. Но не привлекали…». Чуть раскачиваясь в такт на кухонном табурете, спиной опираясь на холодильник, аккуратно прихлебывая кофе.
Хоть бы спросил, почему я только ему налила, а себе нет! Хоть бы спросил, где я, по нынешним временам кофе достаю. И себе не налила потому, что джезва маленькая, сувенирная, всего на одну чашку. Но это не от этого. Просто всего ничего осталось: горсточка зерен на дне банки. Что за напасть: раньше кофе был- денег не было, а деньги появились – кофе днем с огнем не сыщешь. Завтра пойду искать, глазки строить. А он хоть бы спросил!
И спрашиваю.
– Еще сварить?
Не дай бог, скажет «да»!
– Да. Спасибо.
Я не успеваю очередной раз на него разозлиться, так как испуг опережает – да, пугаюсь и теряюсь: после «Да. Спасибо» Вика встает и… не прощаясь уходит. Замок входной двери щелкает, закрывшись за ним. Ушел…
Сижу, как дура на чайнике!
Куда же ты?! Куда же ты?!
***Почему Вике проигрываю? Потому что вынуждена первой затевать разговор, спрашивать. Он ни разу не задал ни одного вопроса, чтобы представилась возможность хотя бы его проигнорировать. Или перебить, отсечь в беседе: «Ой, хватит, достаточно!». Хилый, но все же выигрыш.
Жизнь – борьба. Жизнь женщины – борьба с унижениями. Просящий – заведомо в униженном состоянии. Просящий, спрашивающий. Заведомо!
Можно, правда, по-разному спрашивать. Например, как садисты в ОПОПе. Тогда наоборот. Но тут дело в том, что задавая вопрос, они знают ответ, то есть владеют ответом, который единственно верный с их точки зрения. Они только проверку ведут. Показывают кошку: кто это? Кошка, говоришь. Пра- авильно! А скажешь: собака? Бровью не поведут, отметочку между собой тебе выставят и дальше спрашивают. Если вопрос звучит экзаменующе, а не удивленно, всегда выигрывает экзаменатор.
В исполкоме вот тоже. На комиссии…
… сначала промурыжили сорок минут в зале с лепниной и позолотой. Оказывается, зала – только подступ в святая святых, где слуги народа решают судьбы народа.
– Товарищи индивидуалы! Не расходитесь и не шумите. Сейчас кооперативщиков освободят, и сразу вы. Не расходитесь и не шумите!
Разойдешься тут, пошумишь! С тобой как с равным власти будут говорить! Но именно «как». Непринужденно, демократично, в духе времени – ан ей, власти, решать: быть тебе или не быть… индивидуалом. Выдать тебе патент или погодить. Нам просить, им спрашивать почему просим.
Зверякина очередную папку открывает, называет меня. Иду будто первый раз на каблуках. К тому времени, что нас запустили в зеркальноковровую святая-святых, уже трех зарубили: двух фотографов и одну «фриволите».
С фотографами в нашем районе вопрос уже решен. С избытком…
– Ваше «фриволите» еще не на должном художественном уровне. Мы же о наших жителях обязаны думать, о покупателях ваших. Вкус воспитывать…
А Зверякина вообще бы всех зарубила – по глазам читается. Дал же бог фамилию секретарю исполкома! Еще на стадии оформления кипы предварительных бумажек она всех и каждого изводила. И все и каждый предвосхищали: вот пробьемся на комиссию исполкома, там заодно вмажем по Зверякиной при всей власти! Вот ей будет-то!.. И я предвосхищала…
Головой-то я эту жуть с ружьем понимаю: сидит на ста сорока и если думает пересесть, то в той же системе. А тут идут и идут нэпманы новоявленные, деньги лопатой собрались грести! Вот она сейчас все бросит и займется вашей лопатой, как же! Не-ет, мы у нее набегаемся, насидимся, настоимся, напсихуемся, напереписываемся… Головой-то Зверякину понимаю, но потому душой не выношу! И предвосхищала.
А пока дожидалась своей очереди, поняла, что Зверякина пусть и винтик, но в машине. И машина дорожит каждым винтиком, а сейчас она, машина, вкупе со Зверякиной будет решать. Про меня… Моя очередь.
Строгокостюмные, сверлящеглазые. Человек двадцать. А во главе – Сам.
Вопрос о квалификации.
Химик с дипломом и со стажем. Семь лет.
Вопрос о месте работы.
Лаборатория полимеров. Внушительно.
Вопрос о сырье.
Неликвиды! Неликвиды! (Ничего с прилавков не исчезнет, если Красилину комиссия соизволит утвердить и дать добро на патент!)
Вопрос о пункте сбыта.
Есть договоренность, уже есть.
На Некрасовском?
Спаси и сохрани, конечно нет! Что же я, не знаю… В вестибюле метро. На «Удельной».
Лоток?
Да, самодельный… (Пока толклись два месяца по коридорам власти, сотоварищи настрого внушали: «Про место сразу надо говорить, что уже есть. Они, исполкомовцы, по закону обязаны сами предоставить, если нет, а у них самих нет. Так что если не сказать, то – зарубят без вариантов!»). Самодельный, но очень хороший! Товарищ по работе сделал, он специалист! (Петюня меньше всего специалист в строительстве лотков, даже меньше, чем химик. Но ДЛЯ МЕНЯ действительно расстарался. Подозреваю, даже не сам, а в кооперативе заказал. Но уверил, что сам. Бедняжка, с его-то зарплатой…).
– Ну-у, Галина… – зырк в бумагу перед собой, – Андреевна! С лотком можно было так и не торопиться. Вдруг мы вас сегодня не утвердим? – и смотрит Сам, гад, отец родной, с той самой, как они обожают говорить, с лукавинкой. – Вы, например, уверены, что ваша продукция будет пользоваться успехом? Не обанкротитесь? А то подумайте еще, и мы подумаем. Мы ведь о каждом жителе нашего района должны думать. Опытные химики району нужны, а вот нужны ли… хм!., «дурилки»… И вообще, что это такое? Виза отдела культуры есть? – не у меня спрашивает, у своих. – Есть. Хм!
Под увесистым «хм!» Варвара качает осуждающе своим «Каре» и что-то такое записывает. Словно не она визу, то есть резолюцию отдела культуры, ставила. И прыскала, охала-ахала, когда я ей «крантик» продемонстрировала, а потом от широты души подарила, чтоб ты подавилась! (Как раз я его, «крантик», освоила, а «шлепа», «цокотуха» и прочие – давно готовы!).
– Так что это такое? Что это? – Сам вопрос задал, но без удивления. Не было удивления. Превосходство экзаменатора было, да.
