Роберт Ротенберг - Старая ратуша
Фернандес заметил, что на ноже выгравированы полустертые и трудночитаемые инициалы. Видимо, фамильная вещь.
— Мисс Пэриш, если этот ваш клиент не возражал против содержания под арестом, зачем вы устроили весь этот утренний спектакль? — Саммерс шлепнул ножом для конвертов по ладони.
«Похоже на чистое серебро высокой пробы», — отметил Фернандес.
— И зачем вам понадобилась вся эта кипа материалов? — воскликнул судья, указывая ножом на ее пухлую папку с делом. — Мне пришлось читать это всю ночь.
Выбрав на столе Саммерса условную точку, Фернандес уставился на нее. В данной ситуации лучше оставаться скромным победителем.
— Я связана данными моему клиенту обещаниями, — ответила Пэриш.
По ее тону было понятно, что она вряд ли скажет что-то еще. Фернандес не мог не признать, что адвокат ведет себя достойно.
Саммерс, похоже, уловил ее настрой. Обратив свой взор на Фернандеса, он теперь решил попробовать «на вшивость» его.
— Мистер Фернандес, я знаю, что представители всех этих женских группировок вцепились в вас мертвой хваткой в стремлении превратить дело Брэйса в показательный процесс. А шеф Чарлтон хочет обезопасить полицейский бюджет. Однако послушайте: я прочел все подготовленные вами материалы вкупе со статистикой. — Он взял объемную стопку печатных листов и раскрыл на странице с клейкой желтой закладкой. — Четыре из пяти женщин заявляют, что подвергались жестокому обращению со стороны мужчин. Не смешите меня. — Повернувшись, он взял лежащую у него за спиной папку. — Я проверил, откуда эти ваши статистические данные. Они основаны на исследовании, проведенном в 1993 году, и плохое обращение здесь определяется… подождите-ка, вот: «три основных вопроса, ответы на которые и составили те самые восемьдесят процентов: делал ли он что-нибудь вам назло? Оскорблял ли он вас? Обвинял ли он вас в романе на стороне?» — Саммерс кинул папку на стол. — Послушайте, я не сторонник насилия, будь то женщина, мужчина или кто бы там ни был. Однако все же давайте не будем скатываться к подобным вещам.
— Да, ваша честь. Но суть моей записки в том… — Фернандес старался, чтобы голос звучал ровно.
— Послушайте, — вступил Саммерс. — Простой, подтвержденный статистикой факт состоит в том, что вероятность рецидива преступления у человека, убившего свою супругу в приступе ревности, в десять раз меньше, чем у обычного магазинного воришки. И всем, кто как-то связан с судопроизводством, это известно. Всем, кроме чертовой прессы.
Прежде чем Фернандес успел что-то сказать, Саммерс, повернувшись, подобно рефери на теннисном матче, переключился на Пэриш. Однако его лицо уже подобрело. Он закончил с игрой в «злого» судью и начал играть в «доброго».
— Нэнси, слышали, как закончился матч в прошлый выходной? — спросил он. — «Корнелл» надрал «Колгейт» четыре — один.
Пэриш улыбнулась. Фернандес знал, что Пэриш любит играть в хоккей, но не знал, что она училась в Штатах.
— То играли мужчины, ваша честь, — ответила она. — Еще посмотрим, как в следующие выходные сыграют женщины.
— Браво! — воскликнул Саммерс. Повернувшись к Фернандесу, он пожал плечами. — Извините, мистер Фернандес. Это наше старое школьное соперничество. — Он вновь обратился к Пэриш. — А вы видели, как пару дней назад сыграли «Листья»? Я смотрел игру с председателем Верховного суда. Великолепная победа. Может, они возвращаются в прежнюю форму?
Пэриш покачала головой:
— В команде слишком много возрастных игроков. Они выдохнутся.
Как бы Фернандесу ни хотелось хоть чуть-чуть поучаствовать в беседе, он прекрасно понимал, что любое высказанное им мнение на хоккейную тему будет выглядеть нелепым. Кроме того, Саммерс, похоже, даже и не рассматривал его как собеседника по этому вопросу.
— Послушайте. — Саммерс откинулся на спинку кресла и развел руки, словно желая заключить присутствующих в объятия. — Мы сейчас в моем кабинете. Вы оба великолепные юристы. Ведь мы можем откровенно все обсудить. Что скажете? Швартуемся?
Фернандес заметил блеснувший в руке судьи нож для конвертов. Его румяное лицо расплылось в широкой улыбке. По сути, прозвучавший вопрос вовсе и не был вопросом.
— Разумеется, ваша честь, — ответил Фернандес.
— Конечно, — эхом отозвалась Пэриш.
— Два блестящих молодых правоведа. Подобные дела — серьезное испытание для всей судебной системы. Обсуждается каждый ваш шаг. — Саммерс вновь перевел взгляд на Пэриш. — Нэнси, я уверен: если вы все обговорите со стороной обвинения, то придете к совместному решению. В конце концов, человеку шестьдесят три года. Наверняка можно найти способ освободить его под залог. Он не тот, кого надо держать под стражей.
Фернандес обеими руками вцепился в кресло. «Молодые правоведы», «сторона обвинения»… Хоть Саммерс и говорил завуалированно, его посыл был абсолютно понятен. Классический прием «кнута и пряника». Имелось в виду, что Фернандесу следовало немного «прогнуться», сказав что-то типа «ваша честь, учитывая ваши полезные замечания и посовещавшись с коллегами, я решил пересмотреть позицию обвинения», и тем самым добиться его расположения. Однако в противном случае — если Фернандес «не найдет способа» освободить Брэйса под залог — Саммерс будет очень зол, поскольку он счел бы это правильным решением.
«Если бы Саммерс знал, как я сам хотел видеть Брэйса освобожденным до суда», — думал Фернандес.
У него голова шла кругом от неожиданного поворота событий, который разбил его тщательно выстроенные планы в пух и прах.
— Мистеру Фернандесу не понадобится пересматривать свою позицию, — поднимаясь, сказала Пэриш. — Я сообщу ему в случае изменения данных мне инструкций. Благодарю вас, ваша честь. — С этими словами она протянула Саммерсу руку для пожатия.
В некоторой растерянности судья встал и протянул свою руку в ответ. Через мгновение адвокат уже была за дверью.
Неожиданно оставшись один на один с судьей, Фернандес почувствовал неловкость и поднялся с кресла. Пожав судье руку, он удалился.
Глава 23
Ари Грин медленно ехал по тихому жилому району. Почти каждый дом светился рождественскими огнями — гирлянды украшали либо деревья во дворах, либо окна. В основном это были маленькие двухэтажные «коробочки», но в каждом квартале одну или несколько таких «коробочек» уже снесли ради освобождения места для нового чудовищного строения с непременно каменным фасадом и широченной подъездной площадкой, где обязательно присутствовал баскетбольный щит и стоял внушительных размеров автомобиль.
Грин увидел, как переходит улицу одетый в длинный ярко-оранжевый плащ регулировщик: его дневное дежурство во время возвращения детей из школы домой закончилось.
Оказаться в таком старомодном райончике доставляло удовольствие. В детстве Грин обычно сидел перед выходящим на улицу окном небольшого родительского дома и ждал, когда отец будет возвращаться с работы. Изо дня в день он наблюдал одну и ту же картину. Отец медленно шел по улице, усталый и понурый после долгого трудового дня. В их скромном палисаднике росла приземистая береза, и в какое бы время отец ни возвращался, он неизменно подходил к ней и прижимался руками. Стоял так довольно долго. Это походило на ритуал. Только потом он входил в дом.
Как-то утром, когда, заболев ветрянкой, Ари остался дома, он спросил отца:
— Папа, почему ты каждый раз, прежде чем зайти в дом, останавливаешься возле этого дерева?
Отец улыбнулся как человек, о маленьком секрете которого вдруг стало известно.
— Я хочу оставить все свои проблемы вне дома, прежде чем вернуться к семье, и отдаю их дереву.
— Поэтому дерево такое маленькое, папа?
— Возможно. А ты должен вырасти большим и сильным.
Когда Грин к десятому классу вымахал за метр восемьдесят, то, вспомнив об этом, решил, что пророчество отца оправдалось.
Проехав мимо дома номер 37, он развернулся и несколько мгновений смотрел на здание, внимательно изучая его с противоположной стороны улицы. Это было двухэтажное бунгало с оконными стеклами в свинцовой оправе в стиле эпохи Тюдоров. На узкой подъездной дорожке стояла слегка помятая «хонда», а за ней — минифургончик с броской надписью на боку: «Лисайд. Сантехнические работы».
«Вот и хорошо, — подумал Грин, вылезая из машины. — Значит, она дома».
Он непринужденно подошел к двери и позвонил, заметив автоматически, что справа есть маленькая деревянная дверка — для молочника, еще со старых добрых времен, теперь заколоченная.
Послышались торопливые шаги, и дверь распахнулась. Высокая брюнетка с темно-карими, как у ее отца, глазами вежливо улыбнулась. На ней был свободный большеразмерный пуловер с ярким трафаретом «„РУТС“, КАНАДА» и натянутые на выдающийся живот эластичные спортивные штаны для занятий йогой. До детектива доносился стук молотка по водопроводным трубам.
