Кит МакКарти - Окончательный диагноз
Это была самая короткая дорога от его дома до магазина — она сокращала путь на десять минут. Он шел по широкой аллее, освещенной неоновыми фонарями, которые захватывали своим светом два ближайших ряда надгробий, оставляя остальную могильную братию в кромешной тьме. Большинство избегало эту дорогу после наступления темноты, даже несмотря на фонари, но на Уилмса это не распространялось. Ему доводилось ходить в своей жизни куда более опасными путями, и он полагал, что еще не все они остались позади; освещенная кладбищенская дорожка не могла внушить ему страх, особенно если учесть его небогатое воображение.
Он миновал полуразрушенную часовню, располагавшуюся приблизительно в центре кладбища. Уилмс знал, что она является излюбленным пристанищем местных хулиганов, наркодилеров, похмельных бродяг и других личностей, пользовавшихся ею как местом интимных встреч. И он уже неоднократно писал об этом властям, требуя, чтобы часовня была окончательно разрушена, так как происходящее в ней оскорбляет усопших. Рано или поздно он тоже собирался почить на этом кладбище и недвусмысленно намекал местному совету на то, что не хотел бы, чтобы рядом с его останками продолжала стоять эта часовня.
Увы, его желанию не суждено было осуществиться.
Между досками, которыми были заколочены окна, мелькал огонь. Поравнявшись со зданием, Уилмс отчетливо разглядел его. Затем изнутри раздался тихий женский смех.
Уилмс не стал медлить. В его упорядоченном и прямолинейном мозгу тут же возникло подозрение, без очевидных усилий с его стороны перешедшее в уверенность. По проторенным тропкам его навязчивых идей мгновенно заскользили такие выражения, как «бесстыжая мерзость», «продажная тварь» и «грязные наркоманы».
Он двинулся по направлению к часовне и вскоре увидел, что замок с двери сорван, а сама дверь полуоткрыта. От этого он пришел в еще большую ярость и совсем забыл об осторожности. Не задумываясь о возможной опасности, он толкнул дверь и вошел в часовню.
Свет тут же погас, и ему пришлось остановиться и подождать, пока его глаза привыкнут к темноте.
— Я знаю, что вы здесь и чем вы там занимаетесь! — выкрикнул он, с удовольствием отметив, что в его голосе не прозвучало ни страха, ни колебания.
Постепенно неоновый свет, проникавший в часовню через полуоткрытые двери и щели в заколоченных окнах, позволил Уилмсу разглядеть происходящее в часовне. Он увидел скамьи, часть которых была перевернута и нагромождена в главном проходе, ведшем к алтарю, расположенному слева от него. На столе перед алтарем стояла погребальная урна. Углы часовни тонули во мраке.
Снова раздался смешок. Он явно донесся со стороны алтаря, возможно, из-за него, где также царила густая тьма перед разбитым витражом.
— Я знаю, что вы там, — снова произнес Уилмс, впервые заметив, что говорит неестественно громким голосом. — Выходите.
В ответ опять раздался тихий смех. Голос казался детским и в то же время зловещим; и Уилмс почему-то вспомнил сирен, завлекавших мореплавателей на верную смерть.
— Ну хорошо, — произнес он, решительно отметая подобные никчемные мысли. Единственное, что он понимал, что повернуть назад уже невозможно, иначе ему придется подвергнуть сомнению всю свою жизнь и свои убеждения. Он шагнул во мрак, поддав ногой банку. Ее грохот оказался таким громким, словно раздавался в пустом металлическом резервуаре, и это заставило его остановиться и прислушаться.
Из-за алтаря донесся еще один смешок. Именно в этот момент Уилмса впервые посетили сомнения.
«Что-то странное есть в этом смехе».
Он снова двинулся вперед, чувствуя, как к его показной браваде примешивается любопытство. Он сделал несколько широких шагов и оказался почти у самого алтаря. Теперь его силуэт был едва различим в мелких лучах света, проникавших в часовню. Он замер и внезапно заметил, что рядом с урной что-то находится.
Это был черный прямоугольный ящик.
Он протянул к нему руку, и, когда дотронулся до него, изнутри вновь донесся тот же странный смешок.
Чтобы разглядеть, что это такое, ему пришлось нагнуться, и только тут он все понял.
Это был кассетный магнитофон с включенной кассетой.
Он нахмурился, и это стало последним произвольным движением, осуществленным его мышцами.
Потому что в этот момент кто-то перерезал ему горло — лезвие вскрыло сначала обе яремные вены и сонную артерию справа, затем трахею, задев, но не перерезав пищевод, и наконец сонную артерию и яремные вены слева.
Уилмс погрузился в ураган агонии и потоки теплой, вязкой жидкости, умирая от асфиксии и захлебываясь собственной кровью.
Часть 2
Дэйн Стерж страдал генитальными бородавками, однако это не мешало ему ухлестывать за Мелани, и только ампутация пениса могла бы помешать ему завершить последнюю стадию ее соблазнения в этот вторник. Он ухаживал за Мелани уже несколько недель, подстегиваемый оскорбительными намеками Рода — его основного соперника во всех сферах жизни, но главное — в лиге удачливых любовников, куда, кроме Дэйна и Рода, входили еще четверо парней, которым посчастливилось работать на сталелитейном заводе Хасимото. Род, поимевший Мелани сзади, как он утверждал, на втором этаже 36-го автобуса, заявлял, что Дэйн не способен на такой подвиг. Поэтому Дэйн намеревался опровергнуть его заявления и вернуться с доказательством своей победы, которым, в соответствии с обычаем, служили трусики девицы.
Он тщательно разработал свою тактику и ублажал Мелани не только гастрономическими изысками (курицей с чипсами из «Королевского дуба»), но и выпивкой (она предпочитала баккарди с кока-колой, но в этот вечер Дэйн добавил к этому набору водку). Судя по всему, это сочетание привело к желаемому эффекту, так как Мелани утратила способность двигаться по одной линии и язык перестал ее слушаться.
— Куда мы идем? — осведомилась она, когда они вышли на улицу, освещенную неоновыми огнями. Совершенно случайно они оказались напротив ворот завода.
— Гулять.
По сути это было истинной правдой, и в то же время правды в этом не было ни на йоту. Мелани икнула, и почему-то это привело ее в состояние необъяснимого восторга; Дэйн широко улыбнулся, хотя эта улыбка была вызвана совершенно иными соображениями. Они шли, держась за руки, под мелким моросящим дождем, рисовавшим радужные круги под уличными фонарями.
— Куда?
Дэйн был высоким поджарым парнем с острым кадыком и длинными, постоянно грязными пальцами, а его ноги, которые высовывались из брючин, казались худыми и хрупкими. Он не был уродлив (по крайней мере, так он считал, когда брился в ванной перед расколотым зеркалом), но и красавцем его назвать было нельзя. Он не знал, что Род, не сомневавшийся в собственной привлекательности, за глаза называл его «плодом несчастного случая». Как бы там ни было, Дэйн был вполне удовлетворен своими успехами в Лиге удачливых любовников, даже несмотря на то, что Род его явно опережал.
— Не знаю, — соврал он и обнял Мелани.
— Ну знаешь, гулять по улицам не так уж интересно, — заметила она. Они приближались к кладбищенским воротам; лучшего нельзя было и желать.
— Ну, тогда пошли сюда, — предложил он.
Трудно сказать, насколько лицемерен был ее категорический отказ, произнесенный плохо слушавшимся языком. Становилось прохладно, и это, учитывая прозрачность блузки Мелани, произвело такое воздействие на ее соски, что Дэйн уже не мог оторвать от них глаз. Мелани была обеспеченной барышней, которая в области одежды придерживалась стратегии «чем меньше, тем лучше». Правда, когда речь заходила о косметике, она почему-то изменяла этому принципу, и поэтому ее физиономия походила на полотно, выполненное маслом. Впрочем, это не тревожило Дэйна, который собирался уделить минимум необходимого внимания тому, что находилось выше плеч и ниже колен.
— Я не понимаю, о чем ты. — Этот тон оскорбленной невинности был воспроизведен вполне успешно, учитывая многоопытность Мелани, но Дэйн знал, что имеет дело отнюдь не с инженю. Мелани наградила его долгим взглядом и твердо заявила: — Я тебе не сексодром.
Сердце Дэйна забилось от радости. Из хорошо информированных источников он знал, что подобное заявление Мелани свидетельствует о ее готовности к участию в сексуальной сессии. Ни Дэйна, ни его информатора не интересовала психологическая подоплека этой ее особенности. Они не задумывались о том, что у нее могут быть поведенческие проблемы, вызванные противоречиями между требованиями бессознательного и раскаянием суперэго.
Нет. Дэйна интересовало только одно: как бы побыстрее раздвинуть ей ноги и запустить внутрь свою «свиную сосиску», как он красочно выражался.
— Я не смел, Мел… — изрек Дэйн, при этом ни он сам, ни его подруга не обратили внимания на неожиданно возникшую рифму, — и подумать об этом.
