Петра Хаммесфар - Сестра
Позаботиться о средствах! Кто такой Биллер и какие средства он мог предоставить? Доказательства против Изабель и Йонаса, другой возможности тут не было; раскрыть их уловки и совместную работу с Хорстом Фехнером.
Значит, Роберт под конец мне все-таки поверил. Он должен был мне поверить, иначе он не поручил бы человеку собирать для него доказательства. Но почему он не поговорил об этом со мной? Он же знал, как это было для меня важно, чтобы он раскусил эту бабу.
Возможно, Олаф знал что-то. Но Олаф не пришел. Это было дурным знаком. Мне было нехорошо, правда. Я чувствовала себя, как зверь в клетке, могла только медленно пробираться вдоль решетки, в то время, как свора сходилась перед ней, чтобы окончательно вывести меня из игры.
Убить они меня не могли, тогда бы насторожился даже самый тупой полицейский. Психушка или тюрьма, это была их цель. Они провели действительно хорошую подготовительную работу. А я им еще и подыгрывала на руку. В последние недели я вела себя не всегда так, как это ожидается от приспособленного члена общества.
Это меня совершенно сбивало с толку — думать обо всех этих больших и маленьких инцидентах, отделять факты от недоразумений. Серж должен был что-то неправильно понять, когда он разговаривал с Робертом. Ничего не происходило, во всяком случае, между мной и Робертом. Только между Изабель и Йонасом, между Изабель и Робертом, между Робертом и Йонасом.
От меня не ускользнуло, сколько времени за последние две недели, Роберт посвятил Йонасу, несмотря на то, что он очень часто был в деловых поездках. Когда он мог выкроить часок, то проводил его не со мной, как это всегда раньше бывало. Вместо этого он шел наверх и стучался, как гость в собственном доме.
Это меня уже немного беспокоило. Я его уже раз или два спросила, что это он все время с Йонасом обсуждает. Ответа я не получила, только одну из этих его удрученных улыбок.
Но сейчас можно было объяснить его действия. Роберт только пытался безобидным способом проследить за обоими. Под предлогом желания находиться рядом с Изабель, он старался у них что-нибудь выведать.
Это был, естественно, не лучший метод контроля, что еще раз показывало, насколько беспомощно противостоял Роберт этому комплоту. В его присутствии они вряд ли могли строить планы. Хотя, возможно, Роберт все равно что-то разузнал. Он должен был только так себя вести, будто он совершенно на их стороне. А в последние две недели он именно так и делал. Со своим поведением он даже меня убедил и доводил, временами, до паники.
Однажды вечером, я случайно услышала, как они разговаривали об одном интересном случае. Предположительно речь шла о бывшей соседке ее родителей. Йонас добросовестно старался получить от Изабель подтверждение о том, что случилось с бедной фрау такой-то. Бедняжка неожиданно стала страдать манией, что ее муж хочет от нее избавиться. По всей квартире она находила подтверждения его намерению. Когда муж один раз заботливо наполнил для нее ванну, потому, что она себя очень запустила, она бежала через весь дом, крича, что теперь он хочет ее утопить. Тогда пришлось, скрепя сердце, положить ее в клинику. Ее лечение взял на себя один очень талантливый психиатр и, само собой разумеется, что этот корифей поставил бедную фрау такую-то на ноги.
Я естественно знала, что речь шла, в конце концов, обо мне. Совершенно точно я знала, что они хотели Роберту внушить.
Я бы с удовольствием поговорила обо всем с Пилем. Мне хотелось только раз, только один единственный раз услышать от него, что все эти месяцы я была права. Но во время нашего последнего разговора, Пиль спросил меня только лишь о том, как я нынче классифицирую свои чувства к Роберту.
«Он человек, который разрушил вашу жизнь, Миа. Он забрал у вас все — здоровье, мужчину, которого вы любили, вашу профессию и шанс получить признание в искусстве. Годами вы это не признавали, потому, что он был рядом. Он трогательно заботился о вас, и был почти исключительно в вашем распоряжении. А потом появилась эта молодая женщина. И теперь дополнительно, еще и его шурин в доме, и Роберт полностью упускает из виду ваши потребности. Он исключает вас, Миа. Он занимается совместными делами с вашими врагами. Так вы это чувствуете, не правда ли? Вы ощущаете, что он вытесняет вас из своей жизни. Что вы чувствуете, когда он вечер за вечером проводит с женой и шурином, а вы сидите одна в своем Ателье?».
Пиль мог подождать. То, что я с ним должна была быть особенно осторожной, не подлежало сомнению. Мой терапевт был в одной упряжке с этой бандой! Это было невероятно, но многое объясняло и, прежде всего, его бесконечные нравоучения. Только вряд ли бы я могла себе позволить открыто его обвинить. Пациентка против врача — тут бы создалось правильное впечатление. Я не могла себе даже позволить отменить следующую встречу. Но если он действительно вызовет меня к себе в понедельник, то до того времени, я была бы вероятно в лучшем состоянии и могла логичнее аргументировать.
Было уже больше десяти, когда я, наконец, собралась с силами и подошла к телефону. В конце концов, Лучия тоже должна была узнать о том, что произошло. Она обрадовалась моему звонку. В какой-то момент я боялась, что Изабель меня опередила. Но Лучия ничего не подозревала и не ожидала плохих известий. Я терпеливо выждала, сжав зубы, чтобы это было переносимее, пока не иссякнет первый поток ее слов. И потом уже Лучии пришлось сжимать зубы. Секундами я слышала только ужасный скрежет — возможно, она выронила трубку из рук.
Потом был ее голос, совсем слабый и тонкий. «Миа, ты еще здесь?».
«Да»
«Кто это сделал, Миа?»
«Я не знаю»
Она была совершенно вне себя, бормотала некоторое время бессмысленные слова в трубку, потом пообещала позаботиться о билете на самолет и приехать настолько быстро, насколько возможно.
«Миа, это так ужасно! Это моя вина. Почему меня не было рядом с ним? Я была ему нужна, но не поняла этого. Я хотела вас навестить, когда мой Роберто станет отцом. А теперь он мертв».
Станет отцом! Это пронзило все мое тело, как удар электричества. Станет отцом! Это было разгадкой. Почему до меня это раньше не дошло? Для ребенка Роберта отцовское завещание было бы, как «по мерке» выкроенным. Со дня своего рождения, это существо владело бы деньгами, а родители замещали его до совершеннолетия.
Так хотел отец. Откуда ему было знать, что существуют люди типа Изабель, Хорста Фехнера или Йонаса Торховена? Невероятная пропасть, как еще это определить! Заманить мужика в сети, полностью вскружить ему голову, забеременеть от него, только за тем, чтобы можно было его убить.
Одним махом все объяснилось. Мотив, яснее которого и быть не может. Теперь и высказывание Роберта у Сержа приобретало смысл. Позаботиться о средстве! В течение шести недель Изабель почти не покидала дома, но раньше… День за днем в разъездах, один раз даже целые выходные пропутешествовала!
Этот ребенок был не от Роберта. Он и не мог быть от него, и Роберт это понял. Он должен был это знать. Он хотел выставить ее за дверь, вместе с ее беспомощным господином Братом.
«Прекрати этот театр, Миа и послушай меня». И тогда он, наверное, сказал мне: «Это все скоро кончится, через пару дней мы от них избавимся. Все будет снова, как раньше, Миа. Я должен еще раз уехать. Я встречаюсь с одним человеком, который раздобыл доказательства неверности Изы».
Естественно, я хотела его сопровождать. А он, вероятно, сказал, что мне лучше отдохнуть. Это просто не могло быть по-другому. А эта баба подслушала с галереи. И в то время, когда Роберт помогал мне лечь, пока он еще на минутку, оставался со мной, посмотреть, что я уснула, она воспользовалась представившейся возможностью. Она поехала вперед. На моей машине! Возможно, она надеялась, что найдутся свидетели, которые опишут машину. Возможно, она думала, что потеря масла была бы достаточным доказательством.
Я почти не могла дышать, когда бежала вверх по лестнице. Изабель была в комнате на конце галереи. Где же еще! Когда я вошла, она стояла у окна и смотрела вниз, на сад. Йонас сидел в инвалидной коляске у стола и с диким взглядом, уставился мне навстречу.
«Ты не могла постучать?», — налетел он на меня.
«Заткнись, — сказала я и повернулась к Изабель. — Я только что слышала от Лучии, что ты беременна? Однако, определенно не в течение только пары недель? Это продолжается, вероятно, маленько, прежде чем со стопроцентной уверенностью можно сказать, что дело сладилось».
Она медленно повернулась ко мне. Йонас ухмыльнулся, когда она мне ответила:
«Врач сказал, что это девятая неделя».
У нее был такой спокойный голос. Мне хотелось схватить ее за шею, но я тоже постаралась сохранить спокойствие. «Вы только посмотрите, — сказала я. — Девятая неделя. Значит, этого шалуна тебе сделали во время одного из продолжительных выходных. Это должно подходить, или я сейчас обсчиталась?»
