Ли Чайлд - Один выстрел
– Кто-то выдал себя за него? – предположила Энн Янни.
– Учтя каждую мелочь, – подтвердил Ричер. – Приехал на его машине, в его обуви и одежде, использовал его винтовку.
– Это фантазии, – сказал Франклин.
Ричер постоял, затем сделал один-единственный шаг.
– Размер моих брюк – тридцать семь. Автостоянку я пересек в тридцать пять шагов. Размер Джеймса Барра – тридцать четыре, значит, он должен был сделать шагов тридцать восемь. Но Белантонио насчитал сорок восемь.
– Чарли, – предположила Розмари.
– Я тоже так думал, – сказал Ричер. – Но потом поехал в Кентукки. Я предполагал, что Джеймс Барр, возможно, не так уж отлично стреляет. Четырнадцать лет назад он был хорошим снайпером, но звезд с неба не хватал. Когда я видел его в больнице, кожа на его правом плече была чистой и гладкой. А снайпер, который тренируется, постоянно натирает плечо и получает что-то вроде мозоли. Я подумал – тот, кто начинал как середнячок, по прошествии времени мог стать только слабее. Может, настолько слабее, что не сумел бы учинить бойню в пятницу. Потерял квалификацию. В Кентукки я поехал, чтобы точно выяснить, насколько хуже он стал стрелять.
– И? – спросила Хелен.
– Он стал стрелять лучше. – Ричер достал из кармана рубашки мишень и развернул ее. – Результаты намного выше, чем четырнадцать лет назад в армии. А это, согласитесь, странно.
– Так что это значит?
– Каждый раз он ездил туда с Чарли. Владелец стрельбища – чемпион состязаний морской пехоты. Он сохраняет все использованные мишени, стало быть, у Барра каждый раз имелись по крайней мере два свидетеля, видевших его блестящие результаты.
– Я тоже хотел бы иметь свидетелей, если б так стрелял, – заметил Франклин.
– Думаю, на самом деле он стрелял очень плохо. Но не мог с этим смириться и хотел скрыть.
Франклин показал на мишень:
– По мне, так очень даже неплохо.
– Результаты подделаны, – сообщил Ричер.
– Как именно подделаны?
– Бьюсь об заклад, что пули выпущены в упор из пистолета девятого калибра. Если Белантонио измерит отверстия, у него, по моим прикидкам, получится, что они на один и сто шестьдесят восемь тысячных миллиметра больше, чем от пуль калибра семь и восемьсот двадцать три тысячных. А если он обследует бумагу, то обнаружит частицы пороха. Думаю, Джеймс Барр стрелял с двух с половиной сантиметров, а не с трехсот метров.
Все молчали.
– Он, должно быть, сильно сдал, – предположил Ричер. – Стреляй он немного хуже, он не стал бы отказываться от собственных результатов. То, что он подделывал результаты, стыдясь их, доказывает, что он больше не мог хорошо стрелять.
– Вы лишь строите догадки, – возразил Франклин.
Ричер кивнул:
– Строил, но не теперь. В Кентукки я сделал один выстрел. Меня заставил владелец стрельбища, ну, в качестве своеобразного пропуска. Я был накачан кофеином, трясся, как псих. Теперь я знаю, что Джеймс Барр сдал очень сильно.
– Почему? – спросила Розмари.
– Потому что у него болезнь Паркинсона, – ответил Ричер. – ДП означает двигательный паралич, который врачи именуют болезнью Паркинсона. Ваш брат болен. Я считаю, что он не только не совершал преступления в пятницу, но при всем желании не мог его совершить.
Розмари притихла. Хорошие и плохие новости. Розмари была одета как вдова – черная шелковая блузка, узкая черная юбка, черные туфли на низком каблуке.
– Может, поэтому он все время так бесился, – произнесла она. – Я из-за этого и переехала. Может, он чувствовал, что болезнь наступает. Чувствовал беспомощность и не мог ничего поделать. Должно быть, это выводило его из себя. – Она посмотрела на Ричера: – Я говорила вам, что он не виноват.
– Я бесконечно извиняюсь, мэм. Вы были правы. Он сдержал клятву. Мне жаль, что он болен.
– Теперь вы должны ему помочь. Вы обещали.
– С вечера понедельника только этим и занимаюсь.
– Это сумасшествие, – сказал Франклин.
– Нет, расклад совершенно не изменился, – возразил Ричер. – Кто-то подставил Джеймса Барра, подстроил, чтобы все выглядело, будто это был он.
– А такое возможно? – спросила Энн Янни.
– Почему нет? Подумайте. Выстройте все по порядку.
И Энн Янни выстроила:
– Он надевает одежду Барра и его обувь. Может, находит в кармане четвертак. Он в перчатках, чтобы не затереть отпечатки Барра. Дорожный конус из гаража он уже взял, возможно, за день до этого. Берет из подвала винтовку – она уже заряжена самим Барром – и едет в город на мини-вэне Барра. Оставляет все улики, пачкается в цементной пыли, возвращается в дом, оставляет там вещи и уезжает. Быстро, даже не зайдя в ванную. Позже возвращается Джеймс Барр и попадает в ловушку.
– Но где был в это время Барр?
– Они что-то устроили, чтобы выманить его из дома, – ответил Ричер. – Он помнит, что куда-то выходил, был в радостном настроении. Думаю, в пятницу у него было свидание. Может быть, с Сэнди.
– Так кто же на самом деле стрелял? – спросила Хелен.
– Чарли, – сказала Розмари. – По всему выходит, что он.
– Он тоже был ужасным стрелком. Это еще одна причина, по которой я поехал в Кентукки. Хотел проверить эту теорию.
– Так кто же это был?
– Чарли, – подтвердил Ричер. – Его результаты тоже подделка, но другого рода. Все мишени были изрешечены, но не как попало. Попадания в «молоко» не были полностью хаотичными. Он пытался скрыть, как хорошо стреляет на самом деле. Время от времени ему надоедало, и он пускал пулю в «яблочко». Однажды он «зацепил» его с четырех сторон. Чарли великолепно стрелял, но пытался показать, что все время промахивается. А как я говорил, человек не способен добиться истинной случайности. Всегда просматривается некая закономерность.
– Зачем он это делал? – спросила Хелен.
– Чтобы иметь алиби. Он заметил, что владелец стрельбища хранит отработанные мишени.
– Кто он? – спросил Франклин.
– Его настоящая фамилия – Ченко, и он в составе русской банды. Вероятно, служил в советской армии. Вероятно, снайпер.
– Как мы на него выйдем?
– Через жертву.
– Это мы уже проходили. Мертвое дело. Вам придется предложить что-нибудь получше.
– Босса Ченко называют Зэк. На старом советском сленге слово «зэк» означало «заключенный трудового лагеря».
– Эти лагеря уже в далеком прошлом.
– Значит, Зэк – глубокий старик. Но очень крутой старик. Возможно, много круче, чем мы можем вообразить.
Зэк устал после того, как разобрался с Раскином. Но он привык к усталости. Он ощущал ее шестьдесят три года, с того дня, как осенью 1942-го в его деревню – настоящий медвежий угол – приехал военком. Энергичный, самоуверенный москвич не принимал никаких отговорок. Все мужчины в возрасте от семнадцати до пятидесяти должны были ехать с ним. Зэку было семнадцать.
Новобранцев запихнули сначала в грузовики, потом в вагоны – они ехали пять недель. В дороге им выдали форму из плотной шерстяной ткани, шинель, валенки и расчетную книжку. Но не дали ни денег, ни оружия. Подготовки тоже не было, кроме остановки на заснеженной сортировочной станции, где комиссар выкрикивал снова и снова одну и ту же речь из полутора десятков слов: «В Сталинграде сейчас решается судьба всего мира. И там вы будете насмерть сражаться за Родину».
Поездка закончилась на восточном берегу Волги. Новобранцев погрузили на старые паромы и прогулочные катера. В километре от них, на другом берегу, полыхал разрушенный город. Минометные снаряды взрывались в реке. Самолеты пикировали, сбрасывали бомбы, косили людей из пулеметов. Зэка затолкали в забитую солдатами лодку. Переправа длилась пятнадцать минут, и к ее концу Зэк был липким от крови соседей.
Его выпихнули на узкий деревянный пирс и приказали бежать к городу. Комиссар орал в рупор: «Не отступать! Шаг назад – пристрелим!» Зэк беспомощно бежал вперед, повернул за угол и угодил под град немецких пуль. Он остановился, полуобернулся и был ранен в руку и ноги тремя пулями.
Зэк очнулся через двое суток в полевом госпитале и впервые столкнулся с советской справедливостью военного времени. Спорный вопрос возник из-за того, что он полуобернулся, – ранил ли его враг или он отступил и получил пули от своих? Благодаря этой двусмысленности его не расстреляли, а отправили в штрафной батальон. Так начался процесс выживания, который продолжался вот уже шестьдесят три года. И Зэк не был намерен его прекращать.
Он набрал номер Григора Линского:
– Исходим из того, что солдат не держит рот на замке. Что бы он ни пронюхал, теперь это знают все. Значит, нам пора страховаться.
– Мы ни на йоту не продвинулись. Верно? – подытожил Франклин.
– Так поработайте над списком жертв, – предложил Ричер.
– Это может занять целую вечность.
