Дэвид Моррелл - Смертный приговор
– Взаимосвязи во взаимосвязях, – подытожил Декер.
– И целью всего является выработка у зрителя понимания того, что даже русло пересохшего ручья, можжевельник и простые лесные цветы могут содержать в себе сложный смысл.
– Красиво.
– Я так боялась, что вам не понравится.
– А что сказал ваш торговец картинами? – спросил Декер.
– Дэйл? Он твердо заявил, что все это можно хорошо продать.
– В таком случае какое же значение может иметь мое мнение?
– Поверьте мне, оно имеет значение.
Декер повернулся и посмотрел Бет прямо в лицо. Его пульс частил, как в лихорадке, и он не мог сдержать овладевшего им порыва.
– Вы прекрасны.
Она заморгала в изумлении.
– Что?
Слова так и посыпались из него:
– Я все время думаю о вас. Вы ни на минуту не покидаете мои мысли.
Загорелое лицо Бет побледнело.
– Я уверен, что это самая большая ошибка из всех, которые я когда-либо совершал, – сказал Декер. – Вам следует почувствовать свободу. Вам нужно время и... Вы, вероятно, теперь станете избегать меня. Но я должен сказать. Я люблю вас.
5
Бет всматривалась в него, и это, казалось, продолжалось бесконечно долго.
Ну вот, я все испортил, думал Декер. Ну почему я не мог держать рот закрытым?
Бет не отводила от него пристального напряженного взгляда.
– Наверно, я выбрал неподходящее время, – продолжал Декер.
Бет ничего не ответила.
– Может быть, нам удастся вернуться назад? – наивно спросил Декер. – Мы не могли бы притвориться, будто ничего этого не было?
– Никогда не удается вернуться назад.
– Именно этого я и боялся.
– И это действительно случилось.
– Несомненно.
– Вы будете сожалеть об этом, – сказала Бет.
– Вы хотите, чтобы я ушел?
– Черт возьми, конечно, нет. Я хочу, чтобы вы поцеловали меня.
И в следующее мгновение Декер с изумлением осознал, что она обхватила его руками. По шее сзади как будто пробежал электрический ток от прикосновения ее рук. А когда их губы соприкоснулись, он почувствовал, что у него перехватило дыхание. Сначала ее губы оставались закрытыми и нерешительно тыкались в его рот. А потом они раскрылись. Ее язык прикоснулся к его языку; Декер никогда в жизни не испытывал такой близости соприкосновения. Поцелуй длился и длился и делался все более страстным. Декер почувствовал, что дрожит. Он больше не мог управлять собой. Его сердце так билось, что ребра, казалось, выгибаются от этих ударов. Когда же он опустил руки вдоль тонкой талии к ее тяжелым бедрам, то задрожал еще сильнее. Он прижался губами к ее шее, и его возбуждение усилилось еще больше от легкого аромата мыла и более глубокого основного запаха соли, мускуса, земли, тепла и неба. Этот запах заполнил его ноздри, и он почувствовал, что задыхается. Трясущимися руками он расстегнул ее блузку, просунул ладони под бюстгальтер и почувствовал, как набухли и напряглись соски от его прикосновения. Ноги больше не держали его. Он опустился на колени, целуя шелковистую кожу ее живота. Она, тоже охваченная дрожью, опустилась на пол и потянула его к себе. Они обнялись и покатились по полу, все теснее сливаясь в поцелуе. Декер, казалось, плыл куда-то, и при этом ему казалось, будто его душа существует независимо от тела. И одновременно он ощущал только свое тело и только тело Бет. Ему хотелось продолжать целовать и ласкать ее вечно, снова и снова касаться ее. Торопливо, подгоняемые необоримым желанием, они раздевали друг друга. А когда он вошел в нее, то почувствовал незнакомый доселе восторг. Ему казалось, что он недостаточно глубоко входит в нее. Он хотел полностью слиться с нею. Когда же они почти одновременно достигли оргазма, он почувствовал себя застывшим в безвременье между двумя лихорадочными ударами сердца, и это мгновение извержения тоже растянулось до бесконечности.
6
Открыв глаза, Декер увидел над собой плоский потолок, разбитый на клетки vigas и latillas. В окно вливался темно-красный свет заходящего солнца. Бет молча лежала рядом с ним. Вообще-то она не проронила ни слова на протяжении нескольких минут, с того момента, как достигла кульминации. Но по мере того, как молчание тянулось, Декер снова забеспокоился. Он боялся, что она может испытывать муки совести, запоздалого раскаяния, вины за свою неверность покойному мужу. Но тут она медленно пошевелилась, повернулась к нему и прикоснулась к его щеке.
«Похоже, что все в порядке», – подумал он.
Потом Бет села. Ее груди были упругими и как раз такой величины, что полностью помешались в ладони Декера. Он, как наяву, ощутил на руках нежную упругость ее сосков.
Бет опустила взгляд к кирпичному полу, на котором сидела. Они находились в той самой комнате, где она хранила свои картины, окруженные их роскошными красками.
– Страсть – это прекрасно. Но иногда за нее приходится платить. – Она весело усмехнулась. – Эти кирпичи... Могу держать пари, что у меня вся спина в синяках.
– А у меня колени и локти ободраны чуть не до крови, – подхватил Декер.
– Дай-ка я взгляну. Ого! – воскликнула Бет. – Если бы мы пришли в себя чуть позже, нас обоих пришлось бы отправлять в больницу.
Декер вдруг рассмеялся. Он никак не мог остановиться. Он хохотал и хохотал, да так, что у него из глаз потекли слезы.
Бет тоже рассмеялась, смехом, говорившим о том, что у нее легко и радостно на душе. Она наклонилась к нему и еще раз поцеловала, но на сей раз поцелуй выражал нежность и привязанность. Потом она погладила кончиками пальцев его сильный подбородок.
– То, что ты говорил перед тем, как мы... Ты имел в виду именно это?
– Совершенно верно. Только слова не могут всего передать. Я люблю тебя, – сказал Декер. – Так люблю, что мне кажется, будто я не знал ничего о себе самом до этого момента, что я до сих пор никогда по-настоящему не жил.
– Ты не говорил мне, что ты поэт и искусствовед.
– Ты многого обо мне не знаешь, – отозвался Декер.
– Я не могу дождаться, когда же узнаю все. – Бет поцеловала его снова и встала.
Декер, чувствуя, что у него в горле застыл комок, восхищенно глядел на ее наготу. Ему очень понравилось, что она так спокойно принимала его восхищение. Она стояла перед ним, опустив руки вдоль туловища, ее нагое тело было немного повернуто, одна нога со слегка развернутой ступней была выставлена чуть вперед, наводя на мысль о позе балерины, естественной, без малейшего признака какого-то напряжения. Пупок представлял собой крошечную аккуратную дырочку посреди плоского живота. Лобок покрывали мягкие и густые темные волосы. Тело казалось податливым, но притом упругим и сильным, тренированным. Декер сразу вспомнил о той чувственности, которой отличались изображения нагих женщин, изваянных древнегреческими скульпторами.
– Что это у тебя на левом боку? – вдруг спросила Бет.
– У меня на боку?
– Вот этот шрам.
Декер, скосив глаза, взглянул на свой бок. Там был рваный шрам величиной с кончик пальца.
– А, это просто...
– А еще один у тебя на правом бедре. – Нахмурившись, Бет опустилась на колени, чтобы получше рассмотреть шрамы. – Я сказала бы, что...
Декер не мог придумать решительно никакого способа отвлечь ее.
– Это от пулевых ранений.
– Пулевых ранений? Но как же тебя...
– Не сообразил вовремя увернуться.
– О чем ты говоришь?
– Я был среди американских рейнджеров, которые в восемьдесят третьем году вторглись на Гренаду. – Декер снова почувствовал боль оттого, что вынужден лгать ей. – И, когда началась стрельба, слишком долго думал, прежде чем упасть на землю.
– Тебе дали медаль?
– За глупость? – фыркнул Декер. – Вообще-то я получил «Пурпурное сердце»[16].
– Они, наверно, болезненные.
– Нисколько.
– Можно мне потрогать их?
– Сколько душе угодно.
Очень осторожно Бет приложила палец к вмятине на его боку, а потом к ране на бедре.
– Это правда, что они не болят?
– Разве что иногда, сырыми зимними ночами.
– Когда это случится, говори мне. Я знаю, как сделать так, чтобы тебе стало лучше. – Наклонившись. Бет поцеловала один шрам, потом второй. Декер почувствовал, как ее груди скользнули по его животу к бедру. – Ну, и как это на тебя действует? – требовательно спросила она:
– Просто замечательно. Жаль только, что таких медсестер, как ты, не было поблизости, когда меня запихнули в военный госпиталь.
– Тогда ты не смог бы спать. – Бет снова вытянулась на полу рядом с ним.
– Сон – это не главное, – ответил Декер.
Ему не нужно было ничего другого – только лежать вплотную к ней, наслаждаясь теплом ее тела. Несколько минут ни один их них не шевелился, не говорил ни слова. Закат за окном сделался темно-багровым.
– Я думаю, что нам пора принять душ, – сказала Бет. – Ты можешь воспользоваться тем, что в комнате для гостей, или...
