Жан-Марк Сувира - И унесет тебя ветер
Фариа нажал кнопку приборчика и сделал больше громкость. Послышалась музыка, какие-то шумы. Фариа еще прокрутил запись ускоренно и опять положил диктофон на стол Мистраля.
— Вот отсюда.
Тишина в кабинете Мистраля так сгустилась, что любое дыхание показалось бы неуместным, и даже слабое тиканье часов на стене было здесь нелепо.
От звонка, прозвучавшего из диктофона, Мистраль чуть не подскочил. Музыка в квартире замолчала. Послышался звук ключа в замке, женский голос спросил: «Кто там?» Потом сильно хлопнула дверь, потом борьба, сдавленные крики и глухой звук упавшего тела. Тишина. Фариа выключил диктофон.
— Это вошел убийца, — прошептал Фариа так, словно не желал нарушать обстановку крайнего напряжения в кабинете. — Все, что потом было с Лорой Димитровой, слова, которые она говорила перед смертью, все, что говорил и делал злодей, — все на диктофоне. Здесь запись убийства и агонии этой женщины. В полицейской практике о таком еще никогда не слышали!
Начало записи потрясло Мистраля. Прежде чем Фариа включил продолжение, ему нужно было заговорить — хоть немного освежить атмосферу.
— Можно понять, в какое время Лора Димитрова была убита?
— На диктофоне время, когда он включился: в четверг вечером, в восемь часов и дальше.
— Я догадывался, что будет третье убийство, и ничего не мог сделать, чтобы его предотвратить. Совершенно ничего. Мы по-прежнему не знаем, какая связь между первыми двумя потерпевшими. Расследование жандармерии нам ничего не дало, и у нас нет абсолютно никаких зацепок, чтобы двигаться дальше. Как можно было избежать этой смерти?
— Знаете, здесь никто не может ни в чем себя упрекнуть, работа была сделана полностью. Три убийства за шесть дней, явных или годных улик нет, и, если злодей не оставил визитной карточки, не было никаких шансов поднять это за такой короткий срок, чтобы помешать ему убить в третий раз.
Мистраль в упор посмотрел на Кальдрона. Тот произнес эту речь рассудительно и бесстрастно, всех успокаивая. Он сидел в своей излюбленной, когда он размышлял, позе: верхом на стуле, скрестив руки на спинке. На его белой рубашке рукава были только слегка закатаны, узел темного галстука спущен, воротничок расстегнут.
«Не хватает только спички в углу рта, а так передо мной живой Лино Вентура!» — поразился про себя Мистраль.
— Давайте, слушаем.
Фариа нажал на кнопку пуска, и снова полицейские слышали то, что случилось на месте преступления. Запись началась какими-то звуками в помещении, которые трудно было разобрать. Когда в кабинете прозвучали стоны Лоры Димитровой, Ингрид Сент-Роз закрыла глаза, Роксана Феликс как-то особенно внимательно стала разглядывать лак у себя на ногтях, Жозе Фариа погрузился в созерцание собственных ботинок. Мистраль и Кальдрон переглянулись.
* * *— Господи, кто же вы? Что вам нужно? Денег? Здесь их почти нет. Вам нужны кредитки с пин-кодами, да?
— Закрой пасть!
— Мне больно, не надо! — Женский плач. — Зачем вы берете мой компьютер и все остальное? Это моя работа, у меня больше ничего нет, они ничего не стоят, все это старые дрова! Не швыряйте их так в сумку, они сломаются!
— Молчать, я сказал! Еще тебя услышу — сразу пришью! — Человек говорил спокойно, не повышая голоса.
Тишина в квартире, прерываемая только женскими всхлипами, звуками отключения проводов, стуком оргтехники, которую без всякой осторожности кидают в сумку. Еще шум, глухие удары. Женщина рыдает громче — от боли.
— Не вставать! Не думай встать! Где то, что ты пишешь?
— В ноуте, на диске, на флешках — вы это все забрали.
Пауза секунд на двадцать.
— МНЕ ВСЕ РАВНО, КТО ВЫ ТАКОЙ! — Женщина вопит во весь голос и в панике рыдает.
— Не гляди на меня так!
— Вы просто сумасшедший, вот как, по-моему! У вас от жары не все дома.
— Я не сумасшедший! И на жару мне плевать! Ты заткнешься наконец, б…?
Лора Димитрова осмелела, заговорила громче:
— Когда я открыла дверь, я же не думала…
— МОЛЧАТЬ!!! — пронзительно заорал человек, так что последние слова Димитровой расслышать было нельзя.
Потом он стал ее бить. Женщина заплакала, потом тишина.
— Что вы пишете на…
Еще несколько глухих ударов и бешеные крики убийцы. Женщина замолчала — потеряла сознание.
* * *Полицейские сидели, подавленные своим бессилием хоть как-то помочь…
Потом беспорядочные шумы стали доноситься издалека. Вероятно, человек разбрасывал вещи в спальне Лоры Димитровой.
Потом человек вернулся. Женский стон.
— Ты какого… встала?
Лора Димитрова пытается закричать, но ее бьют все сильнее и сильнее. Она замолкает и падает.
Звук падения тела сразу во весь рост на пол и наступившая тишина потрясли полицейских.
Потом человек, по-видимому, говорил сам с собой, но вполголоса, неразборчиво.
Снова полицейские услышали женский голос: Лора Димитрова стонала, немного придя в себя.
Она пытается говорить, кричать, но что говорит — разобрать нельзя: слова произносятся очень тонким голосом и слишком быстро. Человек подбегает к ней.
Фариа нажал на паузу. Все посмотрели друг на друга и выдохнули, как будто не смели этого сделать, пока слушали.
— Она, конечно, понимает, что погибла, вот почему ей так жутко, что уже ничего не жаль.
— Жозе, есть еще что послушать? — Кальдрон кивнул в сторону диктофона.
— Есть — самое тяжелое место.
Дальше полицейские могли расслышать возню, потом те же звуки стали чаще, потом стоны, потом, после некоторых прослушиваний, они определили момент убийства, слышали, как втыкается в тело стекло, потом звуки насилия.
Когда убийца, хлопнув дверью, вышел, от этого грубого, холодного и звучного финала всем стало как будто легче. Каждый погрузился в свои мысли. Эти несколько минут прослушивания записи с особой силой подействовали на тех, кто своими глазами видел место действия и мысленно представлял его. Ингрид и Роксана еле сдерживали слезы. Мистраль думал и чертил в блокноте какие-то круги. Остальные не смели нарушить молчание, да и не знали, как это сделать. Все разделилось на «до» и «после» этого момента.
Наконец Мистраль положил ручку и заговорил, сперва прокашлявшись:
— Жозе, вы вправду здорово поработали. Хорошо, что забрали диктофон. А кто был в доме, кроме соседа напротив?
— На третьем этаже вообще нет никого, на четвертом жильцов в момент преступления не было дома.
— Вы можете сами скопировать содержимое этого прибора, или мне обратиться к криминалистам? Мне хотелось бы, чтобы в бригаде это осталось.
— Нет проблем, перекачаю сейчас же.
— Добро. Завтра утром садитесь на первый же скоростной и едете в лабораторию техполиции с записями звонков по поводу Коломар и Димитровой и с этим диктофоном. Вам теперь не впервой. Кстати, видели вы Элизабет Марешаль?
— Да, она передала вам ответный привет, а с диском разберется скоро.
— Кто еще что скажет? Венсан?
— Я думаю, между этой женщиной и убийцей что-то было, но что — пока не знаю. Я не везде понял смысл их разговора, надо послушать несколько раз, хотя это и очень тяжелое дело. Это все просто замечания по горячим следам.
— Вы правы. Но что же нас тогда ждет! Ингрид? Роксана? Ваше мнение?
— Я присоединяюсь к Венсану. Еще я думаю, надо дальше копать в связи с первыми двумя жертвами и найти связь между всеми тремя. Это самое главное.
Жозе и Роксана дружно кивнули, давая понять, что разделяют точку зрения Венсана и Ингрид.
* * *Мистраль и Кальдрон остались поговорить наедине.
— Никогда я ничего подобного не слышал. Кошмар! Обычно только убитый и еще, разумеется, убийца знают, что на самом деле происходило, когда совершалось преступление. А сегодня мы сами все слышали и оказались беспомощными свидетелями убийства. Завтра понедельник. Чтобы заниматься «пакетом» из трех убийств, нужны люди. Кто-нибудь уже выходит из отпуска?
— Нет. Только Дальмат опять будет на службе.
— Не понравится ему, что дело Димитровой началось без него. Когда работа раскручивается, всегда неприятно, что ты не в теме.
— Разумеется! Так не ходил бы гулять не вовремя.
Из тетрадей Ж.-П. Б. «Происшествия и сновидения»1984 год.
Я часто вспоминаю своего пса Тома. Он погиб месяц назад, а я от этого заболел. Ему было девять лет, он бегал где хотел. На него наехал пикап и не остановился. Это был мой единственный друг, я ему доверял. Он всюду за мной бегал, когда я был еще совсем маленьким пацанчиком.
Никак в себя не приду. Все время чувствую жуткую пустоту, как в то время, когда его еще не было. С Томом стало полегче. Он меня подбадривал, все понимал, умница. Как мне теперь-то быть?
