Эрик Ластбадер - Возвращение в темноте
Кроукер усадил Мэтти на диване в гостиной. Вся квартира была великолепно обставлена в европейском стиле: прекрасные восточные ковры ручной работы, слегка поблекшие от времени и яркого флоридского солнца, стильная мебель, обитая светлым французским муаром, роскошные портьеры, множество эклектичных антикварных безделушек.
Все это чрезмерное великолепие было призвано отражать высокий культурный уровень хозяев. Собственно, это не удивило Кроукера, хорошо знавшего Дональда Дьюка. Его удивило другое. Среди всего этого дорогостоящего хлама он не увидел ни одной фотографии, ни одной характерной личной вещицы, словно в этой квартире никто не жил все эти годы. Казалось, весь этот шик и блеск не имел никакого отношения к Мэтти, и наоборот.
Хозяйка всей этой роскоши сидела, поджав босые ноги, на ковре, окруженная холодным блеском хрусталя и зеркал. Она выглядела совершенно раздавленной страхом и отчаянием.
— Мэтти, когда ты ела в последний раз? Мэтти, ты слышишь меня?
— Не помню, — едва слышно ответила она.
— Тогда я приготовлю тебе что-нибудь поесть, — сказал Кроукер, направляясь в кухню.
— Тогда тебе придется стать волшебником, — негромко сказала она ему вслед. — Я ничего не покупала целую неделю.
Она не шутила. В холодильнике не оказалось ничего, кроме трех бумажных коробок из китайского ресторанчика, початого пакета скисшего молока, пустой коробки из-под пшеничных хлопьев, головки чеснока, половины кочана уже подгнившего салата, полузавядшего лука-шалота и баночки арахисового масла. В морозильнике Кроукер обнаружил несколько упакованных в фольгу кексов, пакетик отличного кофе в зернах и две порции мороженого.
— Боже... — пробормотал Кроукер, разглядывая содержимое бумажных коробок из китайского ресторанчика. В одной оказался засохший и твердый, как камень, рис, в другой — протухшие креветки, от которых несло так, что Кроукера передернуло. В третьей коробке, очевидно, было когда-то мясо в имбирном соусе, скорее всего говядина. Однако теперь в коробке плавало лишь несколько кусочков имбиря в загустевшем коричневом соусе.
Порывшись в буфете, он нашел пачку макарон и треть бутылки шотландского виски. Что ж, всего этого ему должно было вполне хватить для сотворения «чуда».
Он нашел большую кастрюлю, налил в нее воды и поставил на огонь. Растер в мисочке арахисовое масло, добавил мелко нарубленный чеснок и лук-шалот, кусочки имбиря и соевый соус, поджарил все это на сковородке и в довершение всего плеснул туда порядочную порцию виски. К этому времени в кастрюле уже закипела вода. Отмерив нужное количество макарон, Кроукер бросил их в кипящую воду.
Когда пятнадцать минут спустя он позвал Мэтти к столу, у нее округлились глаза от изумления.
— Это что? — спросила она, показывая на горячие макароны, политые светло-коричневым соусом.
— Садись и ешь, — скомандовал Кроукер.
Вздохнув и проведя рукой по волосам, она уселась за стол. Пока Кроукер занимался стряпней, она успела смыть остатки размазанного макияжа и предстала перед братом прелестной молоденькой девушкой, какой он ее помнил. Осторожно попробовав макароны, она стала уплетать их за обе щеки. Утолив первый голод, она с благодарностью взглянула на брата.
— А ты и впрямь волшебник! Это просто невероятно вкусно!
— Вот спасибо, так спасибо, — слегка смущенно пробормотал Кроукер, уселся за стол напротив нее и положил себе тоже немного макарон. Собственно говоря, он сделал это лишь для того, чтобы поддержать компанию. Бифштекс, съеденный за ужином у Бенни, до сих пор камнем лежал в желудке.
Мэтти вытерла салфеткой губы.
— Где ты научился так здорово готовить?
— В Японии, — спокойно ответил Кроукер. — Собственно, я был вынужден научиться готовить еду. Ты же знаешь, я терпеть не могу сырую рыбу, поэтому мне приходилось посещать китайские ресторанчики, которых в Японии довольно много. — Он намотал несколько макарон на свою вилку. — Мне почему-то всегда удавалось подружиться с шеф-поваром. — Он засмеялся, вспомнив что-то. — Впрочем, это и неудивительно. — Он выпустил стальные когти своего биомеханического протеза. — Стоило показать им, как я шинкую и нарезаю продукты с помощью протеза, они потом всякий раз, когда я появлялся в ресторанчике, зазывали меня на кухню. Видела бы ты, какой я производил фурор!
Удивленно покачав головой, Мэтти положила себе добавку.
— Действительно, от тебя можно ждать любого сюрприза.
— От тебя тоже.
Он многозначительно посмотрел на нее и сказал:
— Мэтти, ты не можешь мне сказать, почему это Рейчел считает, что Дональд ушел из семьи из-за нее?
Она нахмурилась:
— Это она сама так тебе сказала?
— Угу... А еще она сказала, что после развода отец ни разу не зашел навестить ее.
— Это действительно так. — Еще больше нахмурившись, она отложила в сторону свою вилку. — Знаешь, я много раз ругалась из-за этого с Дональдом, правда, по телефону.
— Почему по телефону?
Она покачала головой:
— Дональд настаивал на полном разрыве. Он считал, что развод — это что-то вроде хирургической операции: никто не навещает удаленный мочевой пузырь.
— Но ведь Рейчел его дочь...
Она повела бровями.
— В его глазах Рейчел — моя дочь. Для него она — часть жизни, которую он когда-то вел и которая смертельно ему надоела.
— Ты так спокойно об этом говоришь...
Она отодвинула в сторону тарелку.
— Дональд был не совсем нормальным человеком, он был одержимым. Он не знал покоя, вечно что-то строил, а потом разрушал, потом снова строил... Он никогда не бывал доволен тем, что создавал. Но я понимала его, а вот ты никогда не хотел попытаться его понять.
Кроукер подавил поднимавшееся в нем раздражение.
— Ты все еще защищаешь этого негодяя?
Мэтти вздохнула и провела рукой по густым волосам.
— Похоже, я знаю, чем закончится наш разговор, и мне совсем не хочется повторять все сначала. — Она положила ладонь на руку Кроукера. — Во всяком случае, не сейчас, когда мы снова обрели друг друга. — Она улыбнулась ему. — Но, честное слово, Лью, в нем было нечто, чего ты не понимал, ненависть к его порокам застилала тебе глаза.
— Пороков было слишком много.
На секунду ее глаза вдруг посуровели, и Кроукер непроизвольно сжал в кулак свой биомеханический протез.
— Давай поговорим начистоту, Мэтти. На крестинах Рейчи я был искренне счастлив за тебя, несмотря на твое отвратительное отношение к нам, твоей семье. Потом ко мне подошел Дональд и даже обнял меня. Клянусь, он чуть было не поцеловал меня в щеку.
— Это я помню...
— Но ты не знаешь, что произошло потом, — сказал Кроукер. — Он сказал мне, что ужасно рад породниться с полицейским и что мы станем с ним большими друзьями и будем вместе летать на его самолете на рыбалку и охоту. «Теперь вся округа станет нашим заповедником, — заявил он мне, — ты будешь приглашать с собой друзей — ну, ты меня понимаешь — полицейских шишек...» Это все его слова. Потом он крепко обнял меня и тихо сказал: «Моя женитьба на твоей сестре — самая большая удача в твоей жизни. Поверь, мы с тобой, если будем держаться вместе, сможем сделать столько денег, сколько тебе и не снилось. Особенно, если тебе удастся договориться со своими друзьями из полицейского управления».
— Что ты хочешь этим сказать?
Увидев ее испуганный взгляд, он крепко сжал ее руку.
— Это последний наш разговор о Дональде. Он и так слишком много лет стоял между нами. Больше я этого не допущу. Теперь все в прошлом, ты согласна?
Она кивнула:
— Да, Лью. Но я хочу услышать правду о том, что тогда произошло между вами.
— Хорошо. Дональд хотел завязать отношения со всеми нужными людьми в Нью-Йорке, то есть с политиками, полицейскими и профсоюзными боссами. Он хотел, чтобы я свел его с этими людьми. А потом он бы стал с их небескорыстной помощью проворачивать свои грязные делишки. — Кроукер наклонился к сестре — Вот тут-то я и взорвался...
— Но ты никогда не рассказывал мне об этом... — прошептала она.
— Потому что ты так разозлилась, что это было невозможно, — сказал он. — А может быть, потому, что ты не хотела выслушать меня.
Взгляд Мэтти был полон боли и отчаяния. Теперь она узнала о своем бывшем муже всю правду... Самое удивительное заключалось в том, что Кроукер много лет мечтал о минуте, когда он развеет ее иллюзии. Но теперь, когда эта минута наступила, он не испытывал ни малейшей радости, только горькую боль за сестру.
— Господи, что я сделала со своей жизнью...
— Просто ты без оглядки влюбилась.
Она хрипло рассмеялась:
— Ах вот как это называется? Я была умна, красива и... беззащитна. Дональд понял это сразу, и я была для него легкой добычей. — Она попыталась улыбнуться. — Вот как все это было, Лью. Все его друзья — нет, пожалуй, лучше назвать их приятелями... Так вот, все его приятели, молодые миллионеры и преуспевающие предприниматели, женились ради статуса. Они выбирали женщин с хорошей родословной, чтобы стать вхожими в те круги, где одних только денег недостаточно. Но Дональд был не таким, как они, для него это было слишком просто. Он хотел большего — создать конфетку из ничего, как он не раз делал в бизнесе. Возможно, ему хотелось поиграть в Генри Хиггинса, а для меня он приберег роль Элизы Дулиттл. Он хотел сотворить настоящую леди из девчонки, выросшей в бедном районе Нью-Йорка.
