Андрей Воронин - Слепой. Защитнику свободной России
Проехав километров пятнадцать, он свернул в лес и остановился на оборудованной стоянке. Было начало первого, и Сиверов решил, что подышит свежим воздухом умеренно теплого летнего дня, поспит в машине и, не заезжая в Москву, отправится прямиком на дачу генерала ФСБ Федора Потапчука. Тем более что от стоянки до дачи было не более сорока минут быстрой езды.
Сиверов вышел из «БМВ» и прошел к стоявшей впереди беседке, к которой подступала густая стена леса. Он присел на скамейку и заслушался удивительным, переливчатым пением птиц. «Когда умру, точно попаду в рай, – философски подумал он, – потому что в аду я уже побывал. Причем не единожды и, видно по всему, еще не раз побываю в этом унылом местечке».
Грустно улыбнувшись, он поднялся, прошел немного в лес за беседку и прислонился к березе. «Когда уже у меня будет дембель и я смогу сам распоряжаться своей жизнью? – стал размышлять Глеб. – Когда я смогу спокойно ходить в лес по грибы и ягоды, ловить рыбу, вдыхать пьянящий аромат раннего летнего утра, гулять со своим сыном или дочкой, пить утренний кофе со своей женой?» При этих мыслях Сиверов в который раз вспомнил Оксану.
Он прикрыл глаза и снова, будто в кошмарном сне, увидел медленно вращающиеся лопасти вертолета, кружащего над горами. «Все, как поется в песне, – подумал Глеб, – «Афганистан болит в моей душе». А я бы еще добавил, что в каждой клеточке моего израненного тела. Солдаты не плачут. Хотя, конечно же, плачут. Над трупами своих друзей. Но в основном плачет их душа, причем не переставая».
Сиверов вспомнил, как много лет назад побывал на своей могиле. Вспомнил те невероятные ощущения, когда он, живой, читал дату своего рождения и через черточку – дату смерти. Это как бы вся жизнь от «а» до «я», а черточка – словно минус, исключающий его из списка живых. Глеб тяжело вздохнул. Его родителям отправили похоронку, спецслужбы с помощью пластических хирургов до неузнаваемости изменили его внешность. Его лишили настоящего имени и фамилии, назвав Федором Молчановым. Цель, как говорят, оправдывает средства. Он – элитный киллер на службе у могущественной спецслужбы России. Только вот одного не учли его «благодетели». Они не в состоянии заменить его истинную душу, которую дает человеку только Бог.
Сиверов развернулся и уперся лбом в березу, обхватив ее, словно девушку, руками. Постояв так около получаса, он почувствовал душевное облегчение, будто дерево, сжалившись над ним, забрало его боль. «Недаром древние славяне, другие народы мира использовали силу деревьев для лечения различных болезней. А может, и мне, как Павел Корягин, стать лесником и жить с любимой женщиной и детьми среди деревьев и пения птиц? – подумал Глеб. – Это была бы хоть какая-то компенсация для моей судьбы за те страдания и муки, что мне пришлось выдержать. За мою смерть, которую я непостижимым образом смог пережить».
Сиверов тяжело вздохнул и медленно побрел к машине. Сев на водительское кресло, почти мгновенно уснул. Ровно в три часа дня открыл глаза, осмотрелся. Неподалеку стояла «Волга». Молодые родители играли разноцветным мячиком со своим маленьким сыном. «Пора ехать к Потапчуку», – решил Глеб и повернул ключ зажигания.
Он плавно тронулся с места. Проехав около двенадцати километров, Сиверов повернул направо и стал петлять по асфальтированной дороге в лесу. Вскоре он увидел впереди массивную деревянную дачу генерала.
Подъехав к крыльцу, Глеб выключил двигатель. Часы показывали без пяти минут четыре. «Потапчук наверняка уже ждет», – подумал Сиверов, и в этот момент на крыльце в спортивном костюме с надписью «Россия» на груди и в белых кроссовках появился генерал.
– Здорово, Глеб! Рад видеть тебя! – вскинув правый кулак вверх в качестве приветствия, воскликнул Потапчук.
– Я тоже рад вас видеть, Федор Филиппович!
Мужчины обменялись рукопожатием. Сиверов отметил, что генерал чем-то серьезно встревожен. Он то и дело хмурил брови и был напряжен.
– Хочу предложить тебе, Глеб, прогуляться по лесу и поговорить, – Потапчук указал жестом ладони на узкую асфальтированную дорожку, уходившую от дачи в лес. – А то я всю последнюю неделю сутками не вылезал из кабинета, скоро сзади на штанах дырки будут, – пробурчал он.
– Я не против, давайте прогуляемся. Погода хорошая. Теплый, солнечный вечер, что еще может быть лучше для прогулки, – ответил Сиверов.
Генерал, сделав несколько шагов вперед, приостановился:
– Я могу сказать, что еще может быть лучше.
– Просветите.
– Это отсутствие чертовых проблем. А у меня, Глеб, по правде говоря, от них уже голова пухнет. И конца пока не видно.
– Случилось что-то серьезное? – поинтересовался Сиверов.
– Серьезное? Не то слово, брат. Случилось такое, что всех матерных русских слов не хватит, чтобы всю эту хрень описать, – генерал зло сплюнул.
Таким раздраженным и злым Глеб Потапчука никогда не видел. А ведь они работали вместе уже немало лет и, безусловно, отлично изучили друг друга. Генерал некоторое время шел молча, напряженно думая, словно решая сложнейшую математическую задачу. Они дошли до большого пруда – гордости Федора Филипповича. Там он разводил карпов и с удовольствием потчевал ими своих нечастых гостей. Генерал остановился возле пруда, глядя на кристально чистую воду, в которой виднелись огромные рыбины. Их здесь было изобилие.
Наконец Потапчук произнес:
– Пока, Глеб, тебе нужно будет на какое-то время отложить дело о медведе.
– Понял. Планируется ли мое возвращение к нему? – напрямую спросил Сиверов.
– Не просто планируется. Ты обязательно к нему вернешься и доведешь начатую работу до конца. Но сейчас, Глеб, для России важно другое.
Сиверов знал, что генерал не любил громких слов и заявлений, но, раз он так сказал, значит, дело, о котором Потапчук собирался сообщить, было действительно сверхважным.
– Я полон внимания, Федор Филиппович, – скрестив руки на груди, произнес Сиверов.
– Я понимаю, так сказать, щекотливость всей ситуации… Но тебе, Глеб, предстоит серьезная операция в Афганистане.
Лопасти боевого вертолета начали кружиться быстрее. Грозная машина стала спускаться над горами, чтобы нанести разящий удар по врагу. Это видение настолько четко пронеслось перед мысленным взором Сиверова, что он посмотрел по сторонам, как бы проверяя реальность происходящего.
– В Афганистан? – стараясь сохранить спокойствие, переспросил он.
– Именно туда, Глеб.
На минуту они замолчали. Карпы плескались на поверхности воды.
– А что, Федор Филиппович, разве больше никого не нашлось, кроме меня, для выполнения операции в Афганистане? Секретных агентов, умеющих посылать пули, как говорят, белке в глаз, слава богу, в ФСБ хватает.
– Да, хватает. Но вот профессионалов твоего уровня – раз, два и обчелся. Тут нужно не только метко стрельнуть, но и еще кое-что. В общем, дело, мягко сказать, хреновое. Но обо всем по порядку. Неделю назад на территории Афганистана, примерно в двухстах километрах от узбекской границы, погибла наша группа специального назначения. Случайно наткнулась в горах на засаду талибов, которые поджидали американцев, ведущих в тех краях довольно интенсивные боевые действия. Словом, погибло десять наших замечательных сотрудников. У большинства остались жены, дети… Печально еще и то, что мы не смогли вернуть их тела на Родину. Моджахеды посчитали, что это американский спецназ, и изуродовали тела до неузнаваемости. Отрезали головы, ну и все такое, – генерал тяжело вздохнул и жестом руки рассек густой вечерний воздух.
– Безусловно, все очень печально, Федор Филиппович. Но я по наивности думал, что наш спецназ уже давно не лазит по горам Афганистана, – взглянув на генерала, грустно произнес Сиверов.
– Лазим, Глеб, когда надо, – Потапчук нервно закашлялся. Когда приступ кашля прошел, он продолжил: – А тут как раз сложилась такая ситуация, что мы обязаны были там быть. Только вот вышло дерьмово: и ребят потеряли, и задачу не выполнили, – генерал тяжело вздохнул.
С тех пор как совсем недавно Сиверов видел генерала здесь же на даче бодрым и веселым, все переменилось. Лицо Потапчука осунулось. От бессонных ночей под глазами образовались большие темные мешки. Казалось, генерал постарел минимум на десять лет.
– А что требуется от меня? Чтобы я возглавил или вошел в состав новой разведгруппы? Но для чего? – поинтересовался Глеб.
Потапчук пристально взглянул в лицо Сиверова и произнес:
– Ты должен в одиночку проникнуть на территорию Афганистана и выполнить задачу, о которой я тебе постепенно расскажу.
– Федор Филиппович, вы что, издеваетесь? Я в одиночку должен идти в Афган? Такого я что-то не припомню. Во времена Союза «за речкой» действовал контингент численностью более ста тысяч человек. Американцев с союзниками сейчас там воюет (замечу – хреново воюет) тоже не меньше. А тут выходит одному с шашкой наголо в Афган! Я сегодня не пил ничего крепкого, Федор Филиппович. Наверное, в вашем управлении вообще все с ума посходили. Нет, я понимаю, фильмы про вечного спасителя мира Джеймса Бонда, конечно, захватывающее зрелище. Но то ведь на экране. В Афгане все как-то проще: там просто мочат. Или ты, или тебя. Это уж как карта ляжет.
