Александр Гера - Набат-3
— Вся эта Дума прибежище проституток всех мастей, — поддакнул Крокодил. Ни одной приличной физиономии, за редчайшим исключением! На чертовой сковородке они будут отменным гарниром к нашему парню-полудурку. Предложи мне кто избираться, посчитаю за оскорбление.
— Не зарекайтесь, Геннадий Глебович, — мягкой улыбкой остановил его Судских. — От сумы да от Думы не зарекайся. А вот противодействие вхождению вашего брата во власть сложилось устойчивое. Пример Коняхина и Клементьева. Я думаю, это последний рубеж, который стремится захватить рыжая команда. И тогда из России можно вить веревки на любой вкус.
— Да только нас без хрена не возьмешь. — выказал характер Геннадий. — Только подскажите, Игорь Петрович, как правильно расположить силы?
Геннадий Глебович, это нечестно. Я вам симпатизирую, но помогать криминальной среде никогда не буду, — откровенно сказал Судских.
Крокодил не смутился:
— Я не хотел вас обидеть, извините… Вопрос ставится в иной плоскости. В вашей порядочности я не сомневался, но жизнь уродлива, и крупный бизнес везде развивался уродливо. От кистеня к москательной давке, от ресторанчика к банку и далее к монополии. Я прошел этот путь и не хочу следовать им дальше. У меня учителей музыки не было, у моих родителей на многое не хватало денег, меня взрастила чтица. Теперь я хочу с раскаянием вернуть долги. Если в глобальном смысле для этого надо выбивать почву из под ног у финансовой олигархии, ближе к нам — не дать править страной мафии. Если вы такой порядочный — что же вы не поможете Старовойтовой с финансами? У вас их нет? У меня тоже. Я и предлагаю выпотрошить богатенького мафиозного буратино. Подскажите, отмаливать грехи мне.
— Воспитывать не стану и в церковь ходить не обяжу, — дождался конца монолога Судских. — Слушайте, Геннадий Глебович, а как вы к Лебедю относитесь?
— С налету не ответишь, — был вполне доволен переменой темы Крокодил. — Пока он с генеральского коня вешал — понимал его. Честный, порядочный, прирожденный вояка, одним словом. А без коня засуетился, может дров наломать. Я ведь понял вас, когда вы про ссылку его за Урал сказали. Пятый туз.
— Абсолютно верно, кивнул Судских. — Его постараются к президентским выборам утопить в болоте местных проблем. Зубов, прежний губернатор, оставил ему их вагон и маленькую тележку, и через пол года с ним, как с претендентом на пост главы, считаться не будут. Но вот ведь какой резон есть, — рассуждал Судских, — Лебедю и Старовойтовой сам Бог велел объединиться, другой пары им обоим не подобрать. Оба принципиальны, не терпят подковровых игр, один дополняет другого, их союз запросто не разрушить. А красноярским врачам и учителям деньги мафии пахнуть не будут. Резонно?
— Слежу внимательно за ходом вашей мысли, — не спешил соглашаться Крокодил. Торг есть торг.
— Я готов подсказать, у кого взять средства, чтобы красноярцы не подняли бунт против своего губернатора и своими руками не свершили задумку господина Шина. Для начала мне надо связаться с Гришей Лаптевым…
«Уже тепло», — незаметно перевел дыхание Геннадий.
— Это не проблема, — ответил он. — Скажите — когда, сразу привезут, куда скажете. Секретничайте на Здоровье.
— Побеседуем, — согласился Судских.
— А как пожелает получить господин Лебедь? Кэшем?
— Сомневаюсь. Может в морду дать, на расправу скор. Сделаем цивилизованно. После моей беседы с Лаптевым получите список трех тысяч предприятий, где в учредителях члены «рыжей команды». Ежемесячно они имеют до трехсот тысяч долларов.
— Размашисто живут! — хлопнул в ладоши Геннадий. Догадывался, но не ведал.
— На одну зарплату олигархом не станешь, резюмировал Судских и продолжил: — Затем. Геннадий Глебович, помогите создать фонд помощи красноярцам, и люди вполне легально получат из него свое кровное. Промежуточные стадии проекта я опускаю, проценты от сделки назначайте себе сами. Поможете без вины виноватым — поговорим о более весомых делах.
Интересный момент истины предстал перед Геннадием: то ли он очко у Судских выиграл, то ли Судских переиграл его, навязав отработку? Собирался он получить ключик от ларчика без особых усилий, ценой бесценной вежливости, а получил пустую шкатулку, которую ему подсунули наполнить.
— Игорь Петрович, — проклюнулась натура Гены Крокодила, — а не грех ли это, стакнуться с вором? Не примите с осуждением. Я так…
— А я не так, — смотрел на него понимающе Судских.
За все надо платить. Сказано в Писании: «Неправда есть грех, но не всякий грех смертен». Давайте грешить вместе. Господь не выдаст. Шин не съест.
3 — 10
С неделю Яков Тристенко теребил настойчиво Альберта Васильевича, и тот столь же настойчиво надоедал связному с Крокодилом. Связной доставал хозяина. Крокодил же на Судских тактично не напирал и велел связному объяснить Тристенко, что дело достаточно гнилое и требует времени. Яков заметался, в его голове бурлили мысли только о том, что его обвели вокруг пальца и нажились.
Как человек, не искушенный в банковских подвижках, он не подозревал, насколько тщательно готовится подобная операция.
Рассуждал он примитивно: вот у меня в руках ключик, вы там давайте шевелитесь, а я свою долю заработал. Под ожидаемую прибыль он назанимал денег под расписки, не обращая внимания на высокие проценты, и с месяц беспечно транжирил их. Закупал для особняка красный кирпич по завышенным ценам, голландскую черепицу и с ходу приобрел джакузи персон на десять для свальной помывки. Шикарно развернулся: купил «ауди» последней марки, со всеми наворотами и прибамбасами, итальянский стильный гарнитур, который еле нашел куда поставить на хранение, зачастил в престижные ночные клубы, обедал сугубо в «Тамерлане», а свои волосики прилаживал в прическу исключительно в салоне Александра Тодчука.
Взаймы ему давали охотно, а под эту марку пробивали свои вопросики. Яков охотно раздавал индульгенции и прочие разрешения, ничего не требуя взамен, пока не прозвучал первый звоночек.
— Яша, пора должок возвращать, — напомнил один из заимодавцев, тертый фирмач.
Нет проблем! — жизнерадостно отвечал Яков. — Сейчас тут одно дельце прокручу и рассчитаюсь.
— Вы можете крутить свое дельце сколько вам влезет, а мне деньги нужны в срок. — с нажимом в голосе высказал свою точку зрения заимодавец. — Не рассчитаетесь до конца недели, проценты пойдут вдвойне. Это на первый случай, дальше вам грозит вторичное обрезание.
— А что это вы со мной так разговариваете? — вспылил Яков. — Я вам не дядя с улицы. Как только будут деньги, сразу отдам. Успокойтесь!
Это не повлияло, и голос заимодавца стал еще жестче:
— У нас такие самолеты не летают. Я сказал и повторять не стану. Жду до конца недели.
За этим звонком последовал другой, третий, тон звонивших был зловещим, потом последовал обвал звонков, и Яков заметался в поисках выхода и младшего Мастачного, который как сквозь землю канул.
Первой встревожилась жена. Муж, вполне еще сносный живчик, сник напрочь. Совсем недавно уши ей прожужжал о несметном богатстве и вдруг стал дико пугаться простого телефонного звонка. Особняк достиг перекрытия второго этажа, и зашатался не сам особняк, а зашаталась Яшина жизнь.
— Яша, вы мине чего-то недоговариваете? — решилась жена спросить своего мужа, измучившись долгим половым постом. — Почему я такая бедная? Вы обещали мине золотые горы, увозя из нашей родины, а я не могу получить обычного положенного. Почему оно неустоенное?
— Циля, родная, у меня сложилось очень трудное положение. Не только оно неустоено, в этой гадкой стране все неустоено, сама жизнь рушится, до любови ли мне?
Жена включила ночник, чтобы лучше разглядеть мужа.
— Какие неприятные вещи вы говорите! Когда это чужое так могло изменить вас? Неделю назад вы строили дом, были полны любви к мине, и что я слышу теперь?
— Циля, глупая ты женщина, что ты смыслишь в чужом, если оно повязано с нашим? Рубаль шатается, а у нас не осталось наличности. Лившиц покинул президента, плачет и посыпает голову пеплом, а у меня другого заступника нет, все летит в пропасть вместе со мной и Лившицем!
— Да пусть оно летит трижды куда захочет! — вскинулась жена. Вы куда вступили? Все евреи живут тихо и мирно, посещают синагогу, следуют Талмуду и не лезут в чужие дела! При чем тут рубаль, если в Израиле шекль? Вам нашли такое теплое место, любой еврей жил бы и радовался, скажите мине сейчас же, куда вы вступили, что вас мучит?
На рубаль ссылаться нечего, пришлось Якову честно выложить основную причину своих расстройств, поведать о крупных долгах, в которые опрометчиво попал.
— Моя милая, я вступил в говно…
Истинная еврейка не боится трудностей, она боится только неопределенности.
