Владимир Аджалов - О Главном. IT роман
Чтобы сюда приехать, я сам расписку дал, что если не довезут - моя проблема, ведь я теперь совершеннолетний и смог настоять.
Поэтому я такое письмецо прощальное давно составил, теперь каждый месяц его немного освежаю и все. Так что меня пропускаем, у нас следующий Бразилец.
Бразилец сказал:
- А можно, я после всех, я стесняюсь пока чтото.
Мексиканец, плечистый паренек с иссинячерными длинными прямыми волосами, чья кровать была следующей, сказал:
- Конечно, малыш, не вопрос. Тогда моя очередь.
Мне обязательно нужно, чтобы мое сообщение дошло до брата. Мы живем в столице, в Мехико. Неподалеку от города есть древнее место, может быть, читали или видели чтонибудь об этом, называется Теотиуакан? Там есть две пирамиды, их принято называть пирамида Луны и пирамида Солнца.
Около года назад мне приснился сон, что, если я посмотрю на мир с пирамиды Солнца, то скоро стану здоровым. У меня ведь ноги выросли обычного размера, нормальные, никто понять не может, почему не могу ходить. Я рассказал о своем сне както брату.
Недели за три до моего отъезда, он в выходной с утра пораньше вынес меня на улицу и отвез к пирамиде. Там посадил на себя и полез наверх. Туда и без инвалида на спине забраться нелегко. Я так боялся и за него, и за себя, но мы всетаки забрались. По пути даже обогнали большую группу иностранцев. Их вела красивая такая девушка - гид.
Наверху оказалась площадка большая, брат меня посадил, сам отошел в сторонку отдышаться. Пока иностранцы глазели по сторонам, девушка меня обо всем расспросила. А потом сунула мне визитку свою в кармашек куртки и сказала:
- Покажи брату через месяц. Если сразу вспомнит, о ком речь - пусть позвонит мне. Только дай честное слово, что раньше не отдашь и ничего не скажешь. - Ну, я пообещал, конечно.
Потом, по правде говоря, я и забыл совсем об этом. Мы готовились к моей поездке, суеты было много. А когда брат отвозил меня в аэропорт, я вижу, что он какойто больно задумчивый. Спросил я его:
- Ты, мол, чего, брат, о чем все думаешь?
Он и говорит:
- Ты знаешь, девушка одна из головы не выходит, каждую ночь снится. Может, помнишь, когда на пирамиду мы лезли, она гидом у иностранцев там была. Не сообразил я запомнить хотя бы, из какой она фирмы. Теперь найди ее - в Мехико пятнадцать миллионов человек живет.
Я тут все вспомнил, давай дни считать. Получилось - вернусь, как раз примерно месяц исполнится, вот обрадую брата. Только я ему хотел условие поставить: он меня еще раз на пирамиду поднимет и там с этой девушкой поцелуется. А я на них буду смотреть и радоваться. Обязательно нужно, чтобы брат прочитал. Визитку он найдет дома в нагрудном кармане моей куртки, в которой я был на пирамиде. Все записали? Тогда очередь Японца.
Японец легко на руках поднял свое маленькое, резко обрывающееся после таза тело, и сел строго вертикально. Потом он с легким поклоном повернул свою гордо поставленную голову направо, налево и серьезно сказал:
- Мое письмо адресовано отцу. Он у меня работает в департаменте здравоохранения. Последние годы у нас самая большая опасность - птичий грипп. Очень боимся, что занесет нам эту заразу какаянибудь стая птиц.
У нас еще много, несколько сотен тысяч людей с генетическими нарушениями, вроде меня. Помните, о чем речь. Есть опасение, что в организмах таких людей и может произойти опасное слияние вируса гриппа птичьего и вируса гриппа человеческого. И может тогда начаться всемирная эпидемия.
Я на эту тему много думал и коечто придумал. Только вы не смейтесь. Если сделать много - несколько тысяч штук - маленьких летающих шприцев, то можно вакцинировать практически каждую стаю перелетных птиц. Я назвал эти штуки «шмель». Стая этих шмелей должна впрыскивать небольшими дозами вакцину всем птицам стаи без разбору. В результате можно уверенно обеспечить нужную дозу каждой птице. Китаец сказал:
- У нас полно народу работает над этой проблемой, но такого я еще не слышал. А ты, что, на каждого маленького шмеля ставишь насос, чтобы впрыснуть лекарство?
- Нет, - гордо сказал Японец, прищуривая свои острые умные глаза. - Я использую силу инерции. Поршень шприца массивный. Скорость шмеля такая, что, при попадании в объект, поршень по инерции продолжает двигаться. Ну и впрыскивает ровно столько, сколько нужно. Как только «шмель» ощущает, что поршень остановился - резко дается задний ход. И все по новой, пока не опорожнится весь шприц.
Я с собой привез сюда пару опытных образцов, думал, похвастаюсь на нашей олимпиаде. Хотите - могу хоть сейчас поднять их в воздух и впрыснуть кому чего нужно. Только подставляйте мягкое место.
Все дружно засмеялись. Только Еврей вдруг сказал серьезно:
- Ты парень, не спеши, может быть, и поднимем и чегонибудь комунибудь впрыснем.
Было понятно, что Еврей на чтото намекает, но на что - кто его знает. Японец продолжил:
- Напишите, пожалуйста, что все чертежи и описание у меня есть не только в этом компьютере. Копия есть дома, на «флешке», карте памяти, которая лежит в шкатулке на тумбочке у моей кровати. Имя папки - «шмель».
Малаец, коротко стриженный, смуглый парень, весело сказал:
- У меня, вообщето, нет ничего особенного, что я могу передать своим родным и близким. Они обо мне все знают. Знают даже, что я для младших братьев книжку умных мыслей собираю, от себя коечто туда тоже пишу. Знают, где найти копию.
Они только диагноз мой настоящий не знают. Не принято у нас такое сообщать даже близким родственникам. Поэтому мои родные думают, что вот у меня в детстве ступни ног отнялись, и на этом все остановилось. А у меня на самом деле такая дрянь, которая ползет снизу до самого верха. Давно по мне ползет, с самого детства. Уже почти по пояс дошло.
Говорят, я успел сам немного походить своими ногами, но, честное слово, не помню.
Я сам по своим ощущениям вычислил, что это за болезнь, весь Интернет перерыл. Название у болезни длинное, в общем, какойто склероз. На ногах это не останавливается. Так и должно было потихонечку у меня снизу вверх все отключаться, пока не остались бы одни мозги.
И еще хочу, чтобы мои родные узнали правду о том, как мы здесь встретили эту беду. Напишите, что мы не плачем и не колотимся в истерике, а ведем себя как мужчины. И умирать будем как мужчины. А если сможем бороться - то поборемся.
После недолгой паузы, когда опять затихло шелестение клавиш, заговорил Турок:
- У меня письмо для мамы. Папа у меня сильный, а мама - она мама… Я надеюсь, ей будет немного легче, если она узнает, что этот Феликс не намного ускорил мою смерть.
Я полтора года назад «хакнул» сервер лаборатории, в которой все данные моих анализов и все медицинские заключения. Болезнь смертельная, лечить не умеют, почки исчезают на глазах. Я никогда таким оплывшим не был, а теперь отеки вообще не сходят.
Возят меня постоянно на очистку крови, но толку все меньше. У меня даже выделяться почти уже ничего не может, сделали выход прямой, мочеприемник вот прикреплен на поясе.
Как только содержание какойто дряни в крови перевалит за критический уровень - тихо уйду. Ну, так я уже скоро год как подменяю там данные анализов, изображаю, что у меня еще есть почти два года. На самом деле должен был протянуть еще от силы пару месяцев. Меня и сюда бы никто не пустил, если бы знали реальные анализы. А мне так хотелось напоследок поехать в путешествие.
Напишите, пусть мама знает, что я не хотел ее огорчать и думал уйти незаметно и достойно. И чтобы и она, и все мои родные знали: пока я последний раз ножкой не дрыгну - буду улыбаться.
В шелесте летающих по клавишам пальцев были слышны посапывания. Ктото не смог удержать наворачивающиеся слезы. Из открытой двери кухни тоже было слышно какоето бормотание, как будто человек говорил сам с собой.
Глава 19
Черная иномарка представительского класса стартанула от главного входа Московского института теплотехники с визгом резины, жестко и стремительно. За рулем был Генерал, его зам по безопасности сел рядом, водитель пристроился на заднем сидении.
Пристегиваясь на ходу, Генерал скомандовал: «Всем пристегнуться». Через пару минут стало понятно, что это стоило сделать. Генерал повел машину на предельной скорости, пересекая все линии разметки и срезая повороты. Вождение напоминало репортажи с шоссейных гонок. Спустя несколько минут, когда спутники Генерала начали приходить в себя, Саша осторожно спросил:
- Генерал, откуда такая школа езды?
Генерал, весь сосредоточенный на дороге, отвечал медленно, когда выдавался момент.
- Было такое время, когда грохнулся великий и нерушимый Союз. Я тогда уже был доктором наук, первым заместителем директора института. Днем. А вечерами и На жизнь просто перестало хватать тогда, а бросить институт тоже совесть не позволяла. Верил, что еще поднимется страна, еще будет себя уважать, еще захочет иметь лучшее в мире оружие. Так вот примерно три года и таксовал. Очки себе купил в половину лица, кепку. Все боялся сначала, что сотрудники или знакомые сядут. А потом перестал, когда класс стал появляться. Плохо делать ничего я не люблю. Почитал, поучился, взял несколько уроков на полигоне. Ну и перестал стесняться, у меня и это вроде стало довольно профессионально получаться.
