Итан Блэк - У Адских Врат
— А что Аль сделал?
— Для твоего урока это не важно.
— Вы накажете его?
— Не так, как ты думаешь. Он изгнан. Никаких приглашений. Никакой поддержки, работы, помощи. Собрание заботится о семье, Конрад. Кузен Марк был обязан рассказать нам и управлению, что произошло. А уж мы-то обязаны поступить с Алем по-честному, если управление испортит дело.
— А что, если кто-то из семьи любит Аля и все равно будет ему помогать?
— Это их дело. Обычно такого не случается.
— Ты это имел в виду, когда сказал, что есть политика управления и есть политика семьи?
— Есть старая поговорка: «В эпоху испытаний главное — семья».
Таможенник в Мехико хмурится, переводя взгляд с лица Воорта на паспорт и обратно. Стюард звонит по сотовому телефону сразу же после того, как показывает Воорту его место.
— Время полета до Нью-Йорка приблизительно семь часов. Мы надеемся на спокойное путешествие.
«За билеты „Аэромехико“ я платил наличными. И по-прежнему числюсь в системе бронирования „Америкэн эрлайнз“ на полет из Буэнос-Айреса в Нью-Йорк на следующей неделе. Если кто-то будет проверять по компьютеру, они подумают, что я все еще в Аргентине».
Стюардессы начинают подавать завтрак; самолет потряхивает. Женщина, сидящая рядом с Воортом, нервно хватает его за руку. До этого привлекательная брюнетка — не Камилла — сидела, уткнувшись в «Нью-Йорк таймс».
Сердце колотится так, словно самолет уже приземлился, словно сказанная Камилле полуправда уже перенесла его домой.
«Они приставили мне пистолет к голове. Знали семейные привычки. И сказали, что проникли в полицейский компьютер».
Самолет дрожит, удерживая высоту, и солнце за окном кажется глазом, пристально глядящим сквозь оргстекло. Мыслями Воорт снова в отеле, снова слышит, как трещат дрова в камине. Взлетают светящиеся искры — и угасают, как светлячки на стальной решетке.
«У меня нет возможности узнать, заплатили ли они кому-то в управлении или взломали компьютер. Да и вообще, сказали ли они правду.
Но мне кажется, они собираются сделать что-то плохое в ближайшие несколько дней».
Камилла ужасно испугалась за него, и от этого было еще хуже. Но Воорт просто не мог рассказать ей о мужчине, улегшемся на него сверху, о кисло-сладком ощущении, оставшемся в душе, о поцелуе, о крайнем унижении. Внутри поднимался гнев.
— Ты сошел с ума? — ахнула Камилла, когда Воорт добрался до того, что понял на утесе. — Ты хочешь, чтобы я осталась здесь?
«Мне надо найти их».
— Всего на несколько дней. Я буду звонить. Подключу знакомства. Найму для тебя частную охрану.
— Охрану для меня? Я могу позвонить приятелям из Эн-би-си, найти их местного представителя и позаботиться о своей безопасности. Проблема не в безопасности, милый друг. Проблема в том, что ты изображаешь Джона Уэйна.[10]
— Ты — следователь, — спокойно ответил Воорт, намекая на целый ряд аргументов. — И ты решила выйти за копа. Я говорил тебе. Если мы вернемся вместе, им будет легче узнать, что я дома.
— А как же вся остальная семья? Или ты собираешься выслать из страны еще и две сотни Воортов?
— Я же говорил тебе, что собираюсь предпринять на этот счет.
Он попытался успокоить ее. Снова объяснил свой план, словно это действительно могло сработать. И добавил, заранее зная, что ничего подобного не сделает:
— Если ты не согласишься, я пойму. И никуда не поеду. Мы просто останемся здесь.
— Просто закончим наш веселенький отпуск, да? Так нечестно, и ты это знаешь! — почти кричит Камилла. — Ты не спал. Не прикасался ко мне. Ты в другом мире. Если ты ничего с этим не сделаешь, то сгоришь, а виновата буду я. Ненавижу мужчин! Лучше стану монашкой.
Самолет болтает все сильнее; Воорт вспоминает, как уговаривал ее, просил о доверии, твердил: «Верь мне, пожалуйста, верь мне».
— Ты мне не доверяешь? — спросил он.
— Воорт, — ответила Камилла, — если ты солгал, если ты не будешь отмечаться каждые несколько часов, если не будешь использовать мои находки из Интернета, я прилечу домой следующим же самолетом.
— Согласен. Хейзел творит чудеса, не покидая кабинета. Колдуй здесь. В деле Най ты сработала великолепно.
Вот тут она пошла на уступки и даже попыталась пошутить:
— Помнишь старые школьные сочинения? «Как я провел лето?» Видела бы меня сегодня миссис О'Тул!
— Собираетесь устроить прием? — спрашивает Воорта соседка.
Он поворачивается. Большие голубые глаза; тонкие, темные брови изящно выщипаны. Губы полные и блестящие. Воорт чувствует аромат «Шанель».
— Ненавижу летать, — говорит она. — Разговоры меня успокаивают. Я вижу, вы составляете список. Я всегда так делаю перед праздником.
Небрежно нацарапанный список начинается с имени «Озава» и заканчивается Тедом Стоуном.
— Празднуем день рождения, — отвечает Воорт. Но это имена людей, которых он никогда не хотел бы собрать в одном доме, тем более в одной комнате. Линдон Чайлд — шантажист, пославший Воорту письмо со словами: «Из-за тебя меня не освободили досрочно». Джули Твен отравила мужа. «Думаешь, ты в безопасности потому, что ты детектив?» — прошипела она, когда ее уводили из зала суда. Тед Стоун — юрист, представляющий консорциум по поиску кладов, который, возможно, имеет какое-то отношение к утопленнику и смерти братьев Макгриви. Рекламный агент Болдуин Бреннан, рыдавший, когда Воорт и Микки арестовали его за изнасилование пятнадцатилетней девочки.
— Я боюсь! В тюрьме меня изнасилуют, — стонал он.
— Привыкнешь, — ответил Микки.
«Этот список займет Камиллу на несколько дней. И сведения об этих людях мне по-настоящему помогут».
Самолет уже над Пенсильванией. Соседка снова уткнулась в газету. Список Воорта становится все длиннее. Имена подозреваемых, источников информации. Мужчины и женщины, которых он арестовал. Люди, которые избежали наказания, но все равно остались недовольны.
«Сомневаюсь, что тут дело в недовольстве. При чем тут недовольство и мой отъезд на две недели?»
— Как защититься? — спрашивает соседка.
Воорт резко оборачивается. Она показывает на заголовок в «Тайме» — статья о последних зверствах на Ближнем Востоке.
— Террористы, — говорит женщина. — Похоже, мы не можем остановить их. Нельзя защитить всех. Непонятно даже, с чего начинать.
— С выяснения, кто они.
«Они не сказали, от какого именно дела я должен отказаться, значит, им, наверное, наплевать, займусь ли я им снова. Почему?»
Соседка продолжает говорить:
— Уверена, вас я тоже напугала. Когда мне приходится лететь, муж всегда говорит мне: «Прими валиум, Ясмина. Заткнись и спи».
У незнакомца, который смотрит на Воорта из зеркала в уборной, кудрявые темные волосы, аккуратные усики и круглые очки в проволочной оправе. Вкладыши под пятки увеличивают рост. Защечные вкладыши делают лицо круглее.
«Это подозреваемые должны прибегать к маскировке. Не я».
— Мы приземлимся через сорок минут, — радостно объявляет капитан. — Опережаем расписание. Прекрасный сюрприз для всех, кто вас встречает.
Самолет вырывается из низких облаков. Внизу, пропитанный насквозь грязным химическим туманом, сверкает мегаполис, подобный доисторическому океану, заполненному бестолковыми, тычущимися на ощупь обитателями. Частицы светящегося планктона.
Шасси аэробуса касается взлетно-посадочной полосы. Воорт слышит визг тормозов, старающихся остановить несущееся на полной скорости судно.
«Я буду лгать семье, если, конечно, смогу хотя бы выбраться из аэропорта.
А не солгал ли я и самому себе?»
Рейс 347 компании «Аэромехико» останавливается у выхода «4А» в аэропорту Ньюарка — не в аэропорту Кеннеди, откуда Воорт улетал. Он ждет, пока самолет опустеет, потом выходит в зону прилета. Седой капитан полиции из управления аэропорта стоит, прислонившись к стене.
— Это ты? — спрашивает кузен Эллис Воорт. — Скажи что-нибудь, чтобы я знал, что это действительно ты.
— Воровал в последнее время «Сникерсы»?
— Объяснишь мне, Джеймс Бонд, какого черта тут творится? Где Камилла?
— С таможней у меня все в порядке?
— Штамп тебе поставят на площадке перед ангаром. Я сказал им, что ты работаешь под прикрытием. Поклялся, что ты не везешь наркотики.
— Аспирин считается?
— Почему здесь нет Микки? Почему ты позвонил мне?
— Эллис, даже ребенком ты хорошо умел хранить секреты. Отец чуть не убил тебя за те украденные «Сникерсы», но ты меня не выдал. Пошли.
Нью-джерсийское платное шоссе выводит их на Пэлисейдс-паркуэй, и вот они едут той самой дорогой, по которой Воорт ехал с отцом двадцать пять лет назад. Они останавливаются у церкви из серого камня. Современные машины меньше. Воорт помнит, какими высокими казались резные кресла: тогда его ноги не доставали до пола. А стол, за которым заседал совет, был на уровне глаз. Теперь он достает до бедер.
